Леонид Рошаль (слева) вместе с медиками Красного Креста вывел из захваченного здания восьмерых детей.
- Леонид Михайлович, кто вас послал в Театральный центр на Дубровке?
- Никто. Я сам всегда себя посылаю. Приехал туда утром в четверг, 24 октября. Чтобы мог пройти, способствовали Юрий Лужков и Иосиф Кобзон. До этого вели переговоры с террористами Кобзон, Хакамада, кажется, Немцов и сделали много полезного. Кобзону удалось освободить семью с тремя детьми, уговаривали отпустить еще кого-то. Моя задача не состояла в переговорах с боевиками, она была совсем другая - выяснить, в каком физическом, психическом состоянии находятся заложники, есть ли среди них больные, что им надо.
- Там еще побывали два иорданских врача...
- Это ошибка. Один иорданский врач, второй - это я. Иорданец, замечательный, кстати, доктор, показал свой иорданский паспорт. А я прошел, так сказать, под его прикрытием, но показал свой российский паспорт. Пропустили.
- Может быть, на террористов произвело впечатление, что вы лечили чеченских детей во время первой чеченской войны?
- Возможно, в какой-то степени. Я сказал им о том, что оказывал помощь и в Чечне, и в Афганистане, но, кажется, большого впечатления это не произвело. Нас пропустили в зрительный зал, где сидели заложники. Кажется, кроме иорданца и меня, возвращавшегося туда несколько раз, больше никто извне в зрительный зал не проникал. Все переговоры велись в фойе. Первый раз я провел в зале шесть часов. Второй - минут сорок, потом, видимо, по часу. Я таскал туда медикаменты, вел переговоры по поводу детей.
- Сколько детей лично вы вывели оттуда?
- Больше суток мне отказывали, не разрешали увести детей. Потом помог Красный Крест, и отдали восемь детей: семь российских и девочку из Швейцарии. Конечно, детей было гораздо больше. Когда я пришел в зрительный зал в первый раз, я насчитал более двадцати детей, в том числе и тех, которые участвовали в спектакле.
- Сейчас уже можно откровенно сказать, в каком состоянии находились заложники...
- Ну в каком состоянии может находиться человек, если он не знает, будет жив через минуту или нет, взорвут ли зал или нет? Это, конечно, накладывает отпечаток на поведение. Внешне все выглядели спокойно, как будто смирились с ситуацией. Кто-то дремал, кто-то читал, кто-то тихо переговаривался с соседом. Только у одной женщины была истерическая реакция. Дети сидели тихо. У одного ребенка был обморок. В одном из женских туалетов я устроил операционную. Прооперировал рану от осколка стекла на плече у мальчика. Оперировал двух раненых боевиков. Две девочки воспользовались этим и смогли убежать через окно соседнего мужского туалета.
- Говорят, туалет там устроили в оркестровой яме. Наверное, ко всему еще и зловоние распространялось в воздухе?
- Сначала запахов не было, а потом, конечно, было страшное зловоние. Естественно, это не улучшало обстановки.
- А террористы, как себя вели они? Правда ли, что они были под воздействием наркотиков?
- Нет, я не могу этого подтвердить, во всяком случае, при мне этого не было. Последний раз я был в зале в девять часов вечера в пятницу, 25 октября, потом поехал оттуда к себе в больницу, где надо было посмотреть в реанимации тяжелых больных. Около часа ночи мне туда позвонили и сказали, что требуется моя помощь, так как боевики ранили двух наших людей. Их надо было каким-то образом вытащить из театрального здания. У меня были телефонные номера террористов. Один номер не отвечает, второй, а по третьему они мне ответили, что убили одного лазутчика, который пытался к ним пробраться, убили еще одного мужчину, который якобы непочтительно обратился к чеченке и походя ранили мужчину и женщину из заложников. Отдавать раненых, чтобы им можно было оказать помощь, террористы не согласились.
Я оказался в сложной ситуации. Одно дело подвергать риску собственную жизнь, другое - посылать в здание театра нейрохирургов. Бандиты в последние сутки стали нервничать, могли обратно и не выпустить. Пока я туда ехал, слава богу, сотрудники ФСБ дозвонились до террористов и договорились, что раненых отдадут. Их срочно оперировали сразу на двух столах в соседней больнице. У мужчины было тяжелейшее ранение черепа с повреждением глаза, у женщины проникающее ранение с повреждением селезенки и поперечно-ободочной кишки с большой кровопотерей.
В пять часов утра я решил поехать поспать пару часов и, когда уже отъезжал от штаба, увидел движение солдат и подумал: не исключено, что будет штурм. В восемь меня разбудили и сказали, что штурм состоялся.
- При штурме здания использовался газ. Каковы могут быть последствия этого для здоровья?
- Не могу ничего ответить. Во-первых, я не специалист по газу. Во-вторых, не знаю, какой конкретно газ использовался. Думаю, последствия для здоровья заложников не столько из-за газа, сколько из-за пребывания у террористов, могут быть очень серьезные - и соматические, и психические. Врачи постараются сделать все, что в их силах. Я побывал во многих странах и могу утверждать: таких самоотверженных врачей, как у нас, нет нигде, особенно перед лицом общей беды.