То, что случилось 23 октября в Москве, пока выглядит как продолжение осенних взрывов 1999 года и других масштабных терактов, потрясавших Россию с начала чеченского конфликта. По дерзости эта акция вполне сопоставима с набегами Басаева и Радуева на Буденновск и Кизляр, с вторжением чеченских боевиков в Дагестан. Есть, однако, обстоятельства, которые выводят позавчерашний захват заложников из череды пережитых в последние восемь лет трагедий, придают ему иной политический статус.
Главное из этих обстоятельств: и Буденновск, и Кизляр, и дагестанский поход, и даже московские взрывы общественное мнение "вешало" на прежнюю, старую власть, слабую, разложившуюся, давно вышедшую из доверия. А то, что произошло 23 октября, произошло при новой власти, которая не только самоаттестовалась, но и до сего дня воспринималась общественным большинством как сильная, деятельная власть, как власть "твердой руки", власть порядка. То, что при том, старом режиме казалось возможным и даже неизбежным, теперь кажется дурным сном, парализует волю и сознание, поскольку "при Путине" ТАКОГО мало кто ожидал. Для новой власти это, безусловно, самый крупный вызов, самый жестокий удар по ее репутации. А так как это ДРУГАЯ власть, то с неизбежностью последует не только переоценка ее реальных способностей восстановить порядок хотя бы на Кавказе, но и переосмысление всей стратегии действий Москвы на этом направлении.
Хотя давно уже никто не думает, что вторая чеченская война идет успешнее первой. У многих еще оставались некоторые иллюзии насчет того, что бремя этой бойни постепенно удастся переложить на плечи самих чеченцев, переведя ее в формат локальной гражданской войны, кого-то можно было дурачить проблемой Панкисского ущелья или утешать растущей поддержкой наших усилий со стороны мирового сообщества.
Сегодня цена этим самообольщениям и пропагандистским фокусам - ноль. Произошел не просто наглый теракт в столице государства - произошло вскрытие гнойника под названием "чеченская война".
Все восемь лет, что Москва "замиряет" мятежную республику, чеченский конфликт служил важным фактором российской внутренней политики. Точнее говоря, активно эксплуатировался для решения проблем власти. График военной кампании на Северном Кавказе столь разительно совпадал с графиком федеральных выборов, что этого нельзя было не заметить. Если для победы на выборах требовалось перемирие - наступало перемирие, если, наоборот, требовалось "мочить" - звучала команда "к бою!". Попутно маленькая, но противная война на окраине страны решала задачи социальной адаптации населения к тяготам жизни. Родина воюет - надо терпеть. Кроме того, подобные конфликты - удобный канал для сброса "дурной крови", потенциала агрессии, накапливающейся в обществе в периоды революционной ломки жизненного уклада. В такие времена очень важно бывает занять армию и горячую неустроенную молодежь чем-нибудь менее опасным, нежели политика. Ну и, наконец, чеченская война многим дала и дает заработать. Одни зарабатывают на разрушении городов и сел республики, другие - на их периодическом восстановлении, третьи - на подпольной нефтедобыче, четвертые - на мародерстве... Сложилась обстановка, когда для значительной группы российской элиты, в первую очередь для правящей, война представляла гораздо больший интерес, чем мир.
Новизна сегодняшней ситуации в том, что Чечня из фактора, используемого для решения проблем власти, превратилась в проблему для самой власти. И по логике вещей, за этим должны последовать какие-то новые политические решения, существенно продвинутые за границы пресловутой "борьбы с международным терроризмом". Разумеется, власть может не заметить "вскрытия гнойника" и продолжать вчерашний курс. Но это очень скоро убедит общество в ее некомпетентности и даже злонамеренности, в результате чего фантастические рейтинги рухнут, как подкошенные. Можно, конечно, попытаться внушить россиянам мысль, что им следует приготовиться к жизни в условиях постоянного кошмара. Живут же такой жизнью израильтяне - а мы чем хуже? Но эта мысль вряд ли привьется на нашей почве - палестино-израильский конфликт и российско-чеченский имеют разную природу и различное оправдание в глазах страдающего населения.
Что еще может предложить власть, убедившись в бесперспективности предыдущей политики? Теоретически можно представить себе добровольную отставку первых лиц государства, но это крайне маловероятно и само по себе не имеет смысла. Мы уже видели, что смена президентов ничего не дала, поскольку проблема не в лицах, а в идеях. Из идей же неиспробованной остается только идея политического урегулирования. Ее можно называть неиспробованной, поскольку все предыдущие попытки примирения носили конъюнктурный, притворный характер и предпринимались властью как временная уступка в пользу неких более важных для нее, власти, интересов.
Повторять такие попытки, естественно, не имеет смысла. Пора уже договариваться о мире, а не о передышке. Понятно, что предложение мира в ответ на злодейский теракт - это демонстрация слабости, это "потеря лица". Но захват нескольких сот заложников в столичном городе - разве это не более постыдная для власти демонстрация бессилия? Разве в глазах граждан, которые сейчас томятся в заминированном зале, власть уже не "потеряла лицо"? А ведь потенциальным заложником сейчас чувствует себя каждый живущий в России. И каждый приезжающий сюда из-за рубежа. Вряд ли у кого-нибудь сегодня есть ощущение, что он живет в сильном государстве, при сильной власти. Время подобных иллюзий прошло.