"Обвинению есть что скрывать"

- Обвинение можно сгруппировать на три части: злоупотребление служебным положением, хищение и получение взятки. Думаю, что два пункта связаны с тем, что я выполнил решение областного Совета народных депутатов - пакеты акций предприятий были переданы компаниям именно с его ведома и по его непосредственному распоряжению. Создавался холдинг из нескольких десятков предприятий областной собственности, в которую входили, например, обувная фабрика, стекольный и цементный заводы и так далее.

- Сумма потом была уменьшена сразу в 100 раз. Оказалось, что 104 триллиона - это, по мнению следователей, а не аудиторов, тоже серьезные деньги. Я сказал, что, если мои действия были незаконны, я готов понести ответственность, но надо разобраться, кто принимал решение.

- Многие из них до сих пор работают на государственных должностях. Христенко, например, который в то время непосредственно занимался вопросами челябинской собственности, Сумин - нынешний губернатор. Вообще Челябинская область была в то время в центре событий. Именно с нее по поручению Хасбулатова в России должны были прекратиться чековые аукционы. Так что внимание к ней было пристальное. Черномырдин приезжал, Чубайс был несколько раз, все руководители Госкомимущества. Известно, что тогдашний руководитель Челябинской области напрямую консультировался по всем вопросам с Илюшиным.

- Это обвинение мне предъявили в декабре. Вот цитата из дела: "Депутат Государственной Думы, наделенный полномочиями представителя власти и баллотирующийся на следующие выборы, передаст в качестве взятки 12 миллиардов рублей". Звучит красиво, потом сумма сократилась до 9 миллиардов, но дальше следствие уточняет, что газета "Акция" опубликовала четыре моих интервью во время предвыборной кампании, которые и рассматривались как взятка. Хозяин предприятия, финансировавшего это издание, "вспомнил", что шесть лет назад я просил его поддержать газету, он перечислил на нее деньги, а раз я там печатался, значит, вроде как я взятку и получил. Хотя на самом деле не получил ни рубля. Но тогда возникают вопросы. Во-первых, если человек дал взятку, то почему он сам до сих пор на свободе, а во-вторых, почему за интервью во взяточничестве не обвиняют, например, Путина, Касьянова, губернаторов или других депутатов.

На самом деле у обвинения желание очень простое - создать прецедент. С одной стороны - потихоньку, с другой - с депутатом. Как было с Гусинским. Сейчас нам хотят показать, что все, кто имеет отношение к оппозиции, будут посажены, другое желание - скрыть то, что есть в материалах дела. Материалы нам на руки выдавать отказались и даже не разрешили снять с них копию - видимо, потому что содержание обвинения постоянно меняется. Я предложил обсудить материалы дела на телевидении. Их условия: мы согласны, но только чтобы там не было Головлева.

- Не уверен, но такой факт действительно был. Мы обнаружили в деле 1166 листов текста на трех иностранных языках, включая немецкий и хорватский. Мы требуем перевода - нам говорят, что дадут переводчика, который частично готов для нас перевести содержание этих листов. Мы напоминаем, что русский язык - не только мой родной язык, но и государственный язык, а также язык судопроизводства в России. Но это никого не волнует. Теперь же, когда следствие закончено и дело готовятся передать в суд, нам приходится требовать, чтобы его, в смысле дело, вновь открыли. В противном случае решить проблему перевода не получится. То есть, другими словами, мы находимся в глухой обороне: отказываемся нарушать законодательство, а нас к этому всячески принуждают. Требуем, чтобы суд был на русском, а нам говорят, что он будет на сербско-хорватском.

Хотя скрывать обвинению действительно есть что. Хотя бы собственный непрофессионализм. Многие обвинения построены примерно следующим образом: свидетелю кто-то сказал, что он слышал чей-то телефонный разговор, в котором говорится, что Головлев к этому имеет отношение. Все это смешно. В деле было предъявлено обвинение целому ряду людей, но прокурор лично отказался. Они все сейчас занимают государственные должности в администрации Сумина. Многое было выведено в отдельные тома, которые, вероятно, потом были закрыты.

- Насколько я увидел, там было много материалов по "Газпрому". Там, кстати, фигурировала подпись Черномырдина. Однако, перед тем как обратиться в Государственную Думу за снятием с меня депутатской неприкосновенности, это было выделено в отдельное дело, фактически засекречено и закрыто. Кроме того, мы увидели, что из моего дела было выделено еще до десятка других дел.

- Мы хотим показать, что реально происходит в стране. На моем примере это хорошо видно - если так можно с депутатом, то что уж говорить о простых гражданах. У нас сегодня количество заключенных на сто тысяч жителей России на 51% больше, чем в 1937 году. Возникает вопрос о правах этих людей. И мы хотим обратить на это внимание - сделаем подборку материалов и, наверное, в мае постараемся показать максимальному количеству людей, что это за дело.

В деле ведь есть почти анекдотические ляпы. Например, "похитив указанное имущество", записано там, речь, напомню, идет о четырех триллионах рублей, Головлев с целью получения возможности использовать эти деньги принял решение о приватизации. Так украл или не украл? Или: "Головлев совмещал полномочия депутата Государственной Думы с руководством преступной группой". И такие вещи на каждой странице. А ведь есть и примеры того, что прокуратура часто выполняет коммерческие заказы. Когда началось дело, прокуратура Челябинской области в целях соблюдения государственных интересов арестовала акции разных предприятий. Однако в деле существует целый ряд писем с просьбами сделать исключение. Например, на акции "Челябвторцветмет", принадлежащей "Холдинговой компании С.З.Н.", был наложен арест. 29 июля 1997 года гендиректор пишет прокурору Челябинской области Брагину: "Убедительно просим вашего разрешения: передать акции нашего акционерного общества, находящиеся в ведении ОАО "Холдинговая компания С.З.Н.", акционерному обществу "Челябвторцветмет"┘ Мы стремимся взять свои акции в работающий коллектив с целью не допустить повторной скупки наших акций коммерческими фирмами". И вскоре такое право действительно было дано.

Другой пример. Было выпущено несколько десятков постановлений об аресте банковских счетов. Я в своем деле нашел где-то миллионов на сорок долларов. Выяснилось, что к концу следствия нет ни копейки, то есть или эти деньги куда-то ушли, или это все была липа. И, конечно, возникнет шок, когда мы начнем все эти факты оглашать.