Беженцы хотят мира и хлеба

Чеченские беженцы в Ингушетии. Фото Натальи Преображенской (НГ-фото)

В ТРЕХСОТТЫСЯЧНОЙ Ингушетии каждый третий беженец - из Чечни, а в двух приграничных районах и Назрани - каждый второй. Как и предсказывала "НГ", значительная часть перемещенных лиц нашла приют у родственников и сердобольных соседей. 32-летний Исмаил Бузуртанов из Назрани приютил 23 человека. В станице Орджоникидзевская чеченцев уже больше, чем местных жителей. Власти не препятствуют вывозу беженцами бензина, так как цены на него в связи с ситуацией в Чечне возросли с 6 до 8 рублей. Чтобы прокормиться, мужчины занимаются частным извозом, а женщины торгуют здесь же на диких импровизированных рынках нехитрым домашним скарбом и сельхозпродуктами. Несмотря на запрет Русланом Аушевым торговли спиртными напитками, горячительное зелье предлагают из-под полы. Покупателя узнают издалека: это заезжие журналисты. В "черный список" попала эротическая литература, наличие или отсутствие которой в киосках проверяет налоговая инспекция. В городах - военное положение. Преступности почти нет, хотя тишину чистой и, на первый взгляд, безмятежной Назрани нередко нарушает "горячая" молодежь, постреливающая в воздух и устраивающая на виду у милиции авторалли на городских улочках. Беженцы усугубили социальные проблемы ингушей. Цены подскочили на 20-30 процентов. 70% молодых людей не имеют работы. Даже сочувствующий ваххабитам и ненавидящий милицию историк Исмаил Малгбеков пошел работать в государственную инспекцию безопасности дорожного движения, "потому что учителям платят всего 300 рублей".

Несмотря на то что первые беженцы из Чечни появились в Ингушетии более месяца назад, эффективная гуманитарная помощь пострадавшим все еще не налажена. До четверти выходцев из воюющей республики не видят необходимости регистрироваться в качестве беженцев. "Какой в этом смысл? - спрашивают они. - Беженцам в день выдают лишь буханку хлеба". Зажиточные чеченцы и семьи полевых командиров уже выехали из Ингушетии. Правительство Республики Ингушетия достигло договоренности с руководителями Северной Осетии - Алании и Кабардино-Балкарской Республики о проезде через их территорию беженцев, направляющихся в другие субъекты РФ. Если этого не сделать, Ингушетия не справится с потоками беженцев. Пришлось отменить запрет беженцам покидать палаточные городки, так как он успешно игнорировался, и чеченцы селились где угодно. Из более чем 150 тыс. покинувших свой дом вайнахов только 25 тыс. живут в специально оборудованных лагерях. Остальные нашли приют в домах родственников и земляков.

У КПП на границе двух республик в обоих направлениях - в Грозный и обратно - на два километра растянулась колонна грузовых и легковых автомашин. Ингушский ОМОН регистрирует машины и проверяет личности мужчин. Российских военнослужащих здесь нет. Уставшие от войны и нищеты люди способны на неадекватные действия. Никаких фильтрационных пунктов здесь тоже нет. "КамАЗы" с номерами различных регионов России наняты чеченцами для перевозки домашней утвари. Увозят все что можно, начиная с одежды, продуктов, одеял и заканчивая мебелью, домашней скотиной. Большинство старается сделать несколько рейсов. Имеющие за пределами Чечни близких родственников и не рассчитывающие больше возвращаться в Грозный вывозят даже двери, оконные рамы. Все напоминает классическую эвакуацию из кинофильмов "про войну". У некоторых нет денег даже на перевозку вещей.

Незначительная часть беженцев потянулась в подконтрольные российским войскам Надтеречный, Наурский и Шелковской районы, но приток людей в Ингушетию продолжает нарастать. Около 1500 женщин, детей, стариков из Грозного, надеясь на скорое возвращение, расположились прямо в поле, в 100 метрах от КПП, прозванного здесь "таможней". Городок без названия. 20 обогреваемых палаток, рассчитанных на 40 человек, и столько же 5-местных, выделенных МЧС России. Рядом на кострах готовят пищу. Основная еда - отвар из картошки с вермишелью и хлеб. Предусмотрительные хозяйки вывезли с собой дойных коров, но для них не хватает кормов. К зиме придется "заколоть" и эту надежду на молоко. Спят в одежде прямо на полах, застланных соломой. Вместо двух печей в палатках по буржуйке, которые дают лишь надежду на тепло. Чтобы экономить дрова, круглые сутки отапливают одну палатку, где размещены тяжелобольные. Ограниченный в движении 62-летний Вахид Радаев с 1 октября не выходит из палатки.

Большинство простужены, с легочными заболеваниями. Но главное - людям не хватает еды. На столе в палатке - баллон с маринованными зелеными помидорами. Хлеба нет. Буханки хлеба в день, когда других продуктов и денег нет, конечно, не хватает. Отчаявшимся людям очень были бы кстати хотя бы частичные выплаты пособий и пенсий, которые для некоторых - спасение от голода. Пакеты гуманитарной помощи (банка тушенки, 200 граммов сахара, вермишель и сгущенное молоко, а также 100 граммов подсолнечного масла) здесь видели один раз - в день посещения беженцев федеральным вице-премьером Валентиной Матвиенко и президентом Ингушетии Русланом Аушевым. Люди недоумевают, куда девается "гуманитарка", если по местному телевидению сообщают о поступлении в республику третьего конвоя ооновской помощи.

"Вы из Москвы? Скажите, когда закончится война?" - этот вопрос в городке самый частый. Люди устали от непрекращающейся войны, страха, нищеты, неверия в завтрашний день. "Нам нет разницы, кто будет сидеть в Грозном, - говорит за всех беженцев молодая женщина, просившая не называть ее имени, опасаясь преследований. - Лишь бы это была реальная власть, чтобы был мир". Добрым словом никого в Чечне, в том числе Дудаева и саму независимость, уже не вспоминают. Просыпаются с ностальгией по Завгаеву, "при котором платили пенсии". Расхожий разговор - об ошибочных авиаударах по гражданским объектам. Люди не столько осуждают армию за гибель мирных граждан (это ими видится как неизбежность войны), сколько недоумевают, почему армейское командование отрицает очевидные факты вместо того, чтобы признать ошибки и не допустить их впредь. Справедливо высказывание Владимира Путина о том, что необходимо как ЧП воспринимать гибель каждого российского солдата в Чечне, но хорошо было бы так же воспринимать и гибель мирных граждан. Уже очевидно, что большинство из них гибнет, когда бронетанковая часть оперативно выдвигается к очередному селу и начинает его обстрел. Самыми неподготовленными в этом случае оказываются не боевики, а мирные граждане, которые не успевают покинуть село. На в целом корректное по сравнению с кампанией 1994-1996 годов отношение военных к гражданскому населению бросают тень участившиеся случаи трагических ошибок. Ведь очевидно, что исход войны во многом зависит от аккуратности военных и помощи беженцам. Танки и самоходные артиллерийские установки расположились почему-то в ингушском селе Слепцовская и уже три дня бьют по чеченскому селу Серноводск, а снаряды летят через палаточный городок над головами беженцев, столпившихся у КПП на границе с Ингушетией. Разрывы снарядов видны с дороги, но театр войны никого уже не занимает. Похоже, что войну здесь уже все видели и все ею пресытились.

Дыхание войны становится все более ощутимым. Чем ближе к горам, тем больше жертв с российской стороны. Ежедневно подбивается по одному-два танка. По утверждению ингушских омоновцев, в воскресенье ваххабиты пытались захватить в плен работников МЧС России, занятых оборудованием здесь лагерей для беженцев. Боевики группами по 5-8 человек на джипах с установками для ведения огня из крупнокалиберных пулеметов и гранатометов маневрируют в близлежащих селах и в лесополосе. Похоже, что на сей раз их опасаются все - и солдаты, и журналисты, и даже чеченские беженцы, которых боевики убеждают не покидать республику и оказывать сопротивление российской армии.

Назрань-Серноводск