Александр Иванов
Возобновляемые источники становятся хитом для многих энергокомпаний мира.
Фото Алекса Лэнга
Современное развитие мировой энергетики претерпевает влияние ряда разнонаправленных факторов: истощение некоторых традиционных месторождений и освоение новых, порой более труднодоступных сланцевых разработок или залежей тяжелой нефти, усилия по созданию мощностей для выработки сжиженного природного газа (СПГ) и обеспечению инфраструктуры его транспортировки. Приходится тратить значительные средства на развитие возобновляемых источников энергии (ВИЭ), на совершенствование технологий добычи и переработки ресурсов. Это проходит при обострении политической обстановки и вспышках военных действий в Ближневосточном регионе, дающем около 43% мировой нефтедобычи. Все это вызывает расхождение спроса и предложения, депрессивное состояние цен, сказывается на структуре сложившихся товаропотоков и их наполнении.
Если выразить теплотворность всех видов энергии в общепринятых единицах – тоннах нефтяного эквивалента (н.э.), то, по данным ВР, в 2016 году мировые энергетические потребности (13 276 млн т н.э.) обеспечивались шестью видами ресурсов. Основу спроса составили углеводороды – нефть (33%), природный газ (24%) и уголь (28%). Около 7% обеспечили крупные гидроэлектростанции, 5% – АЭС, имеющиеся в 30 странах, и более 3% – нарастающая группа возобновляемых источников энергии (ВИЭ – ветра, солнца, биомассы, геотермальных и других источников). Кстати, ископаемые углеводороды по-прежнему остаются основой энергообеспечения мирового хозяйства: доказанные запасы нефти и газа при современном уровне добычи будут достаточны в течение ближайших 50 лет, а угля – 150 лет.
Сейчас укореняется тенденция снижения темпов приращения мирового спроса на первичную энергию на фоне консервативной энергетической политики добывающих стран, не стремящихся адекватно сократить производство и вывоз ископаемого топлива. Если в 2006–2011 годах ежегодный прирост потребления превышал 2%, то за последние три года он замедлился до 1%. Весьма ощутимые расхождения между производством энергоресурсов и спросом на них повлекли масштабное колебание цен на нефть. Период 2006–2010 годов характеризовался недостатком производства относительно спроса в среднем в объеме 135 млн т н.э. (около 1,2% мировой продукции). И цена нефти марки Brent взлетела в 2012 году до рекордной отметки в 112 долл./барр. Высокие цены стимулировали рост производства, которое в 2011–2015 годах превышало потребление в среднем почти на 90 млн т н.э., что, в свою очередь, привело к падению нефтяных цен почти втрое против рекордного уровня. И даже вновь сложившийся в 2016 году дефицит в энергоресурсах в объеме 100 млн т н.э. не выровнял существенно ситуацию, так как сокращение было проведено в угольной сфере Китаем и имело во многом отраслевой, страновой характер (без учета угля дефицит составил всего 25 млн т).
В силу неравномерности глобального размещения месторождений нефти, газа и угля, а также других природных источников энергии, около 40% ресурсов перераспределяется через каналы международной торговли, являясь объектом сложных коммерческих и межгосударственных отношений. Расчеты, сделанные по данным ВР, показывают, что основные ресурсо-экспортирующие страны с идущей впереди всех Россией (такие, как страны Ближнего Востока, Австралия, Индонезия, Канада), руководствуясь интересами энергобезопасности, предлагают на рынок стабильно нарастающие объемы продукции. С 2006 по 2016 год доля нефти, поступающей в каналы международной торговли, возросла с 65,3 до 73,6% (в том числе доля нефтепродуктов в экспортных поставках увеличилась с 25 до 34%), а доля экспортируемого газа повысилась с 28,8 до 33,7% (из которого часть в сжиженном виде, перевозимая ныне на 430 танкерах-газовозах, возросла с 28 до 32%).
При этом крупнейшие развивающиеся страны-импортеры (Китай, Индия), а также Турция активно расширяют закупки энергоресурсов, откликаясь на потребности быстро растущей экономики. В то же время развитые страны за последнее десятилетие (уже уступившие с 2007 года развивающимся сообществам ведущую половину в освоении энергоресурсов) либо скромно топтались на месте, либо снижали нехватку ресурсов путем усиления экономии. Так, потребность в энергоресурсах в странах Европейского союза в 2006–2016 годах снизилась почти на 8% (со 1005 до 927 млн т н.э.), а в Японии на 5% (с 424 до 403 млн т н.э.). Резко сократились импортные потребности в США: вдвое (!) с 677 до 339 млн т н.э. Но это был не итог рациональных усилий по повышению эффективности потребления, а годы силового курса на повышение самообеспеченности форсированием внутреннего производства (порой даже ценой убыточной сланцевой добычи). Таким образом потребность США в импортных энергоресурсах за десятилетие снизилась с 29% до 10–15%.
Рассматривая энергетическое положение на рынке четырех основных хозяйственных субъектов Китая, США, России и стран ЕС (ведущих единую энергетическую политику), на которых приходится 48,6% мирового производства и 57,6% потребления энергоресурсов (2016), вполне очевидно, что все, кроме России, традиционно первенствующей по объемам нетто-экспорта, являются значительными нетто-импортерами.
2016 год был в производственном смысле весьма успешным для российской энергетики. Страна вышла на рекордные для себя показатели по добыче нефти (547,5 млн т, практически поравнявшись с Саудовской Аравией) и угля (385,7 млн т, замкнув пятерку лидеров). А по добыче газа мы впервые за трехлетие вышли на положительную динамику (640,2 млрд куб. м – второе место в мире). Однако ценовая ситуация была неблагоприятной. С 2014 года лидеры ОПЕК – низкозатратные Саудовская Аравия, ОАЭ, Катар отказывались проводить регулирование рынка (несмотря на просьбы Венесуэлы, Нигерии и Алжира с более высокими издержками), и в декабре 2015 года цена на нефть упала ниже 40 долл. за баррель (а цены на нефть во многом определяют их уровень и на другие виды топлива).
В этот период Россия проявила большую активность по принятию эффективных мер. Владимир Путин выступал на Всемирном энергетическом конгрессе в Стамбуле в октябре 2016 года и других форумах, неоднократно контактировал с наследным принцем и королем Саудовской Аравии. Эти усилия успешно завершились подписанием в начале декабря 2016 года 12 странами ОПЕК и 11 не участвующими в организации экспортерами Меморандума о сокращении продукции, соответствующему примерно 1,9% мировой добычи (на октябрь 2016). Большие обязательства взяла на себя и Россия. Соглашение не обеспечило взлета цен. Но оно приостановило их падение. И в мае 2017 года участники соглашения на совещании в Вене подтвердили его дальнейшее действие вплоть до конца марта 2018-го.
Уязвимость действенности соглашения 23 стран объясняется позицией США, которые не только отказались в нем участвовать, но воспользовались жертвенностью такого широкого круга участников – для собственной наживы, начав форсировать сланцевое производство. К апрелю 2017 года число действующих буровых установок в Соединенных Штатах возросло до 619 единиц – на 40% больше прошлогоднего минимума, а добыча увеличилась почти на 0,6 млн барр./сут. )
К тому же президент США Дональд Трамп подписал указ «О реализации энергетической стратегии шельфа «Америка прежде всего», отменявший мораторий прежней администрации на лицензирование большой части континентального шельфа США, что открывает дополнительные возможности роста добычи. Как бы то ни было, в первом полугодии 2017 года цена на нефть, слегка приподнявшись с прошлогоднего зыбкого минимума (43,7 долл./барр.), установилась на уровне 2015 года (более 52 долл./барр.).
Китай, который, недавно обогнав США, возглавил мировую энергопотребительскую корзину, успешно продвигается по многим направлениям энергетики и в целом оказывает стабилизирующее влияние на мировой рынок, охватив значительные его зоны. В 2016 году Китай, хоть и расширил свое энергопотребление всего на 1,3% (наименьший показатель за два десятилетия), он, как крупнейший мировой игрок на металлургическом и угольном рынках, потребил 50,6% мировой продукции угля (произведя 46% его мирового объема), обеспечил 25% мировой генерации гидроэлектростанций (в 2006 году только 15%), и 20,5% использования ВИЭ, обогнав США и выйдя в истекшем году на первое место по этому показателю. Положение с углем в 2011–2015 годах осложнялось его избытком и падением цен коксующегося угля с 296 до 102 долл./т, а энергетического со 120 до 57 долл./т. В феврале истекшего года китайские власти впервые приняли меры о радикальном сокращении добычи угля (около 500 млн. т) до 2020 года. Работа шахт была ограничена 276 днями в году (вместо прежних 330). В результате к концу 2016 года цена на коксующийся уголь поднялась до 300 долл./т, и для 800 наиболее современных шахт количество рабочих дней было восстановлено. Однако положение оставалось неустойчивым. Последние месяцы были весьма драматичными для угольного рынка: если в 2016 году в Великобритании производство угля сократилось вдвое (!), то после закрытия последних трех шахт его добыча с апреля текущего года вообще прекратилась, оставив истории 200-летнюю базу британской промышленной революции.
В целом развивающиеся страны довольно последовательно наращивали потребление энергоресурсов. Китай, Индия и Бразилия за 10 лет увеличили его на 56%, тогда как весь остальной мир – всего на 18%. В результате доля указанных стран–лидеров развивающегося сообщества в энергопотреблении, составлявшая в 2006 году 23%, возросла к 2016 году почти до 31%.
А страны ЕС были озабочены экономным расходованием энергии, повышением энергоэффективности. Этому были подчинены и расширение коммерческого учета расхода ресурсов, и новое энергосберегающее оборудование. К примеру, в бытовом секторе западноевропейских стран распространились энергосберегающие индукционные плиты, посуда для готовки из спецсталей нового поколения, многоуровневые системы расположения посуды, позволяющие одновременно готовить обед из нескольких блюд, пользуясь единым источником тепла (одной комфоркой), и т.д. При некотором росте населения и ВВП в Западной Европе расход топлива за десятилетие не возрос.
Динамика производства основных видов продукции была весьма скромной. Добыча нефти, ведущего топлива (1/3), увеличилась всего на 0,5%, прирост был отмечен на Ближнем Востоке (Иране – после отмены санкций), Саудовской Аравии, Ираке, при некотором снижении в Китае и США. Прирост добычи газа также оказался около 0,5%, наименьшим за последние 34 года. Расширение произошло в результате ввода новых мощностей по производству СПГ в Австралии, благодаря которым мировая торговля газом повысилась в 2016 году на 4,8%.
Одним из важнейших являются поставки газа из России в Германию по балтийской магистрали «Северный поток – 1» мощностью 55 млрд куб. м. Часть их направляется транзитом в Италию, Австрию, другие страны Западной Европы. Для оперирования столь большими объемами Германия использует крупнейшее в Европе подземное хранилище газа (ПХГ) «Реден» объемом более 4 млрд куб. м (площадью 8 кв. км в земле Нижняя Саксония). Оно составляет примерно 1/5 совокупных емкостей германских ПХГ. То есть наработана разветвленная инфраструктура российско-германской торговли. Западноевропейские страны заинтересованы в расширении надежных товаропотоков. В апреле 2017 года пять западных фирм подписали соглашение о финансировании половины стоимости строительства «Северного потока – 2» (оцениваемого в 9,5 млрд долл.) мощностью также в 55 млрд куб. м и протяженностью 1220 км к концу 2019 года. Однако эти разумные согласованные планы могут оказаться в орбите недавнего законодательства США, позволяющего себе повсеместный произвол международных санкций.
Что касается атомной энергетики, то генерация АЭС возросла в истекшем году всего на 1,3%, причем весь прирост был обеспечен Китаем (ведущим строительство ряда новых АЭС), тогда как Япония прекратила работу атомных электростанций, а Германия приступила к их закрытию. Первенствовали в этой сфере США (32,4% мировой генерации), за которыми следовала Франция (15,4%), ориентирующая свое хозяйство на ядерное энергообеспечение, составившее 38% всех нужд.
Выработка тока крупными гидроэлектростанциями увеличилась на 3,1%. Основными странами-генераторами были (в %) Китай – 28,9 мировой генерации, Канада – 9,7, США – 8,5, Россия – 4,6, Норвегия – 3,5.
Самым динамичным (рост в 2016 году на 14,4%) был сегмент ВИЭ, среди которых выделялись энергия ветра (около половины ресурсов) и солнечные установки (18%). Все это развивалось на фоне активного технического прогресса и довольно щедрого регионального финансирования (в ЕС «Программа 20–20–20», предусматривающая достижение в сообществе к 2020 году 20-процентной обеспеченности за счет ВИЭ). К 2016 году ряд стран уже достиг ощутимых успехов. Покрытие потребностей в ВИЭ в 10% добились Великобритания и Италия, в диапазоне 11–12% обеспечились ВИЭ Германия, Испания, Ирландия, Швеция, на уровне 13–14% – Финляндия и Португалия, а Дания достигла рекордных 24%. Все это позволяет полагать, что амбициозная программа в значительной мере может реализоваться.
В истекшем году были введены в строй солнечные, в основном фотоэлектрические, установки и коллекторы общей мощностью 76 тыс. МВт. Почти половину из них (34 тыс. МВт) освоил Китай, свыше 14 тыс. МВт ввели США, около 9 тыс. МВт – Япония, 7 тыс. МВт – страны Европы. Они применялись для отопления и горячего водоснабжения. Рельефно обозначился в последние годы геотермальный сегмент в Италии, Исландии, Франции (Гваделупа), а также в Турции. Обрел потребительский формат такой вид биотоплива (из древесных отходов), как гранулы-пеллеты. Их производство в 2016 году составило в США 7,4 млн т, Германии – 2 млн т, Китае – 1,9 млн т, Швеции и Латвии – по 1,6 млн т, России и Австрии – по 1 млн т.
Характерно, что по мере технического прогресса смещаются качественные стороны энергоприменения. За истекшее десятилетие (2006–2016) генерация вторичной энергии, электричества, возросла на 29%, вдвое опередив 15-процентное расширение добычи базовых углеводородов (нефти, газа и угля). Помимо технологических новшеств, в коммерческую и ценовую сферу все больше вторгается элемент межгосударственной политики, что усиливает зыбкость и неопределенность. По мнению ряда западных специалистов, сочетание долгосрочных изменений и краткосрочной коррекции будет во многом определять энергетический рынок в ближайшие годы.
 |
