Парижское соглашение год спустя

Красноярск – место проведения энергетических конференций. Фото Reuters

В минувшем декабре  исполнился год со дня принятия Парижского соглашения по климату. Этот документ, вступивший в силу 4 ноября, с 2020 года придет на смену действующему с 1997 года Киотскому протоколу. За прошлый год соглашение ратифицировали уже в 118 странах, на которые приходится 75% глобальных выбросов парниковых газов, в том числе в США и Китае. Мир берет на себя повышенные обязательства – не допустить роста глобальной температуры к 2100 году свыше 2 градусов по Цельсию, а также довести до нуля выбросы парниковых газов (ПГ) уже к середине столетия.

Достигать этих целей все страны смогут в соответствии с собственным графиком: какие-либо обязательные к исполнению и закрепленные для каждой страны нормы отсутствуют. 47 стран уже заявили о том, что к середине века перейдут на 100-процентную возобновляемую энергетику. Другие – что полностью откажутся от угля, причем уже в ближайшем десятилетии. Среди последних – Франция, Канада, Финляндия и Великобритания. В Германии принят План по защите климата, в котором сформулирована глобальная цель на 2050 год – углеродная нейтральность экономики. Мир сделал свой выбор, и это выбор в пользу зеленых технологий, чистого воздуха, сохранения климата, тотального использования возобновляемых источников энергии (ВИЭ), экологии и нового качества жизни. 

Россия тоже подписала Парижское соглашение, но ратифицировать его пока не спешит. Отношение к климатической мировой повестке в России противоречивое. 

Тем не менее вопросы о будущем и экономики, и энергетики, и страны в целом в новой – низкоуглеродной – реальности встают все более остро. 

Конференция  в Красноярске

В начале декабря прошлого года их обсуждали, к примеру, на образовательной сессии с говорящим названием «Экономика будущего», которая прошла в Сибирском федеральном университете в Красноярске в рамках проекта – «Энергия будущего», созданного компанией En+ Group и корпоративного университета «ЕвроСибЭнерго». 

Научно-технический прогресс раскручивает маховик революционных изменений, которые умещаются уже в жизни одного человеческого поколения. В McKinsey Россия попытались понять, какие технологии в ближайшие десятилетия сильнее всего повлияют на нашу жизнь и станут новыми драйверами экономического развития. В списке, который озвучил на сессии Илья Сушин, младший партнер McKinsey Россия, таких технологий 12. Среди них, например, мобильный Интернет, которым пока что пользуется около 1 млрд человек по всему земному шару. А в скором времени будет в несколько раз больше. «И все эти люди займутся E-commerce, общением, геолокацией. Само по себе это способно очень сильно изменить экономику всего онлайн-пространства. Просто за счет масштаба», – говорит Сушин.

Солнечная энергетика переживает бурное развитие благодаря падению стоимости оборудования не только за рубежом, но и в России. Фото Reuters

В списке также – автоматизация интеллектуального труда (а не ручного, как в предыдущих технологических укладах), интернет вещей, облачные технологии, робототехника, 3D-печать, модифицированный геном, самоуправляемый транспорт, наноматериалы и т.п. Три новые технологии будут менять лицо энергетики. Речь о хранении энергии (в основном о литий-ионных аккумуляторах, стоимость которых продолжает дешеветь, в то время как на планете живет более 1 млрд людей, не имеющих доступа к электричеству), передовых методах разведки и добычи нефти и газа (из-за необходимости осваивать шельфы северных морей), а также возобновляемых источниках энергии.

Интересно, что не все технологии обладают безусловно мощным экономическим эффектом. В случае с ВИЭ все не так однозначно. «Насколько все человечество  выиграет от того, что эти конкретные технологии будут применены в полном масштабе? Под экономическим эффектом мы смотрели, во-первых, влияние на ВВП государств и капитализацию компаний, которые будут применять эти технологии. Во-вторых, что более важно, это потребительская выгода. И удивительно, что ВИЭ хоть и создают новые возможности и открывают новые горизонты с технологической точки зрения, большого экономического эффекта не дадут», – говорит Сушин.

По его оценке, в следующие 30 лет энергопотребление в мире будет расти в среднем на 1,8–2% в год. При этом почти весь рост, до 70% от объемов, придется на ввод ВИЭ-генерации (солнца, ветра и т.п.). «Себестоимость новой электроэнергии, замещая старую, снижается не сильно. В перспективе снижение составит лишь 10–20%, максимум 30% по отношению к традиционным источникам энергии. Поэтому прямого экономического эффекта не будет. На качество жизни ВИЭ повлияют лишь косвенно – через сокращение выбросов парниковых газов. Будет также расти использование газа, но гораздо более скромными темпами. В целом по миру произойдет спад  угольной и нефтяной генерации», – дал прогноз Илья Сушин.

И хотя экономический эффект от развития ВИЭ – вопрос спорный, но факт остается фактом: этот сектор уже стал определяющим общую тенденцию развития. «Сейчас происходит смена парадигмы, ориентированная на переход к низкоуглеродному будущему. Сжигание углеводородов не может больше служить гарантией экономического роста – нужны новая экономическая парадигма, инвестиции в возобновляемую энергетику и более совершенная и ориентированная на энергетику налоговая система. Надо переходить в новую эру, где сжигание природных ресурсов не может больше гарантировать конкурентоспособность», – заявлял советник председателя Группы лидеров и экспертов высокого уровня по проблемам воды и стихийным бедствиям при генеральном секретаре ООН Рае Квон Чунг, который также является членом Межправительственной группы экспертов по изменению климата.

Место России в эмиссии парниковых газов

Россия сегодня – пятый крупнейший эмитент выбросов ПГ после Китая, США, Евросоюза и Индии. Согласно данным Национального кадастра выбросов, который ежегодно выпускает Росгидромет, по итогам 2014 года выбросы ПГ в России без учета поглощающей способности лесов превысили 2,64 млрд т СО2-эквивалента. С 1990 года объемы эмиссии менялись вслед за спадами или взлетами экономики. Так, в 1990–1998 годы выбросы сокращалась, затем, до 2008 года, росли. В 2009 году под влиянием кризиса снова было падение. С тех пор объемы снова то росли, то уменьшались. Как посетовал Михаил Юлкин, генеральный директор Центра экологических инвестиций, в рамках Парижского соглашения Россия в качестве предварительной цели заявила о готовности выйти к 2030 году на уровень 70–75% от выбросов 1990 года. «По факту мы сегодня с учетом поглощающей способности лесов выбрасываем 54,4% от общего объема эмиссии 1990 года. Значит, на деле мы говорим не о сокращении выбросов до нуля, а об увеличении выбросов на треть!» – считает этот  эксперт.

«Если мы оставляем существующую модель экономики и растем, то и наши выбросы будут значительно увеличиваться. Если мы сохраняем бизнес как обычно (business as usual), то наши выбросы останутся на текущем уровне или станут чуть больше. И только значительные меры по декарбонизации экономики могут помочь нам выполнить международные обязательства по Парижскому соглашению», – уверен Георгий Сафонов, руководитель Центра экономики окружающей среды ВШЭ.

Однако влияние выбросов ПГ на изменение климата  все же не главный фактор для роста роли ВИЭ в энергетике России. Есть и более прозаичные причины. Прежде всего «углеродный след» компаний и производимых ими товаров все больше становится фактором конкуренции за деньги потребителей (покупателей) и инвесторов. «И те, и другие требуют сегодня от товаропроизводителей сведений о выбросах парниковых газов и о том, как компании эти выбросы учитывают, контролируют и сокращают. Сегодня на рынке в тренде «зеленое»: от «зеленых» инвестиций до «зеленых» цепочек поставок. И нашим компаниям не удастся остаться в стороне от этого общего тренда», – говорит Михаил Юлкин. По его словам, изготовители шин Pirelli и Bridgestone требуют этих данных от компании «Нижнекамскнефтехим», которая поставляет им искусственный каучук. В целом подобные инициативы поддерживают уже 75 крупнейших компаний в мире с ежегодным объемом закупок в несколько трлн долл., в том числе почти все автомобильные гиганты.

Принуждение к безуглеродной энергетике

«Хотим мы этого или нет, но за этим будущее: нас заставляют, иногда даже вынуждают переходить на безуглеродные технологии. Потому что нашу продукцию начинают оценивать с точки зрения углеродного следа и используемых при производстве технологий. И именно эти факторы будут главенствовать в вопросе: покупать данную продукцию в России или покупать ее там, где выбросы при ее производстве окажутся минимальными. РУСАЛ – международная компания, большая часть нашей продукции экспортируется по всему миру. Мы уже сегодня сталкиваемся с вопросами от многих покупателей алюминия, а также алюминиевой продукции, о том, используем ли мы при производстве технологии с минимальными выбросами парниковых газов? Пока это лишь слова. Но для нас очевидно, что для того, чтобы не потерять свои конкурентные преимущества в будущем, нам надо уже сейчас задумываться над дальнейшим развитием. И государству в любом случае необходимо стимулировать бизнес к движению в этом направлении», – подтверждает Алексей Спирин, начальник отдела регулирования выбросов парниковых газов департамента труда, экологии и промышленной безопасности ОК «РУСАЛ».

Другой момент – технологическое лидерство или зависимость. В 2015 году в сектор ВИЭ во всем мире   было инвестировано 360 млрд долл., в 2,5 раза больше, чем в развитие традиционной энергетики. Сегодня крупнейший эмитент выбросов ПГ в мире Китай становится и главным мировым инвестором и владельцем объектов ВИЭ-генерации.  Более 80 компаний в мире заявили о переходе на ВИЭ; в их числе такие гиганты, как Microsoft, Google, Facebook, IKEA, GM, BMW, Coca-Cola, Nestle и др. Google уже сейчас в лидерах по закупаемой энергии ветра и солнца. И все они инвестируют в технологии. Билл Гейтс, Ричард Брэнсон, Джек Ма и еще полтора десятка богатейших предпринимателей мира с общим состоянием около 170 млрд долл. создали инвестиционный фонд объемом 1 млрд долл., средства которого пойдут на развитие технологий «чистой энергетики».

РУСАЛ собирается достичь 100%-ного использования электроэнергии, полученной на ГЭС или из других безуглеродных источников. А также в целом добиться нулевых выбросов при производстве алюминия (за счет инертных анодов и других инновационных технологий). «Изменения климата, сохранение природы – всего лишь красивый антураж, за которым скрывается политика. И иногда не совсем честная. Крупные мировые экономики решили сыграть в свою игру, правила которой диктуют необходимость выхода из зависимости от энергетических ресурсов взамен на постановку всего мира в зависимость от технологий добычи энергии из ничего, то есть от возобновляемых источников», – дает диагноз Алексей Спирин.

Особый путь России

По развитию ветровой энергетики РФ пока отстает от стран Запада. Фото с сайта www.energysystem-crimea.ru

Россия пока что на официальном уровне делает ставку на особый путь. И не собирается, по словам советника президента РФ по климату Александра Бедрицкого, отказываться от добычи углеводородов. Ратификация Парижского соглашения намечена на 2019–2020 годы; до этого, кстати, планируется подготовить доклад о ее целесообразности, который ляжет на стол президенту. Пока же в нашей стране будут разрабатывать модель государственного регулирования выбросов ПГ (проект федерального закона, по плану правительства РФ, подготовят только к лету 2019 года). К декабрю 2019 года должен быть готов проект указа президента (в котором будут прописаны целевые индикаторы ограничения выбросов к 2030 году) и стратегия долгосрочного развития с низким уровнем выбросов ПГ до 2050 года. «Нам недостает воли и амбиций в постановке целей. Нашим единственным шансом является скорейший переход от традиционной модели экономического развития с опорой на ископаемые углеводородные ресурсы к модели низкоуглеродного развития на основе раскрытия нашего «зеленого» потенциала, прежде всего в сфере производства биотоплива и ВИЭ», – уверен Михаил Юлкин.

Куда двигаться?

Впрочем, нельзя сказать, что Россия не движется в сторону низкоуглеродного будущего. Просто на официальном уровне это движение видят не так, как в кругах экологов или климатических апологетов. Тот же Бедрицкий отмечал, что ставку надо делать на энергоэффективность, гидро- и атомную энергетику, потенциал лесов и т.д. Кроме того, нельзя забывать и о том, что выбросы ПГ идут и из других секторов – прежде всего транспорта, тяжелой промышленности и т.п. «Есть несколько универсальных решений, подходящих для всех стран мира. Это изменение транспортной инфраструктуры, переход на электромобили и водородный транспорт, масштабное внедрение новых технологий в сферу перевозок и так далее. Также к этому относится внедрение энергоэффективных технологий и повышение энергоэффективности зданий», – отмечает Георгий Сафонов.

«ЕвроСибЭнерго», к примеру, совместно с МГУ занимается разработкой альтернативной технологии солнечных панелей, которая позволит сделать их гибкими и использовать не только на электростанциях, но и в строительстве. «Шумозащитные или облицовочные панели для зданий могли бы параллельно вырабатывать электроэнергию. Эти покрытия могут работать и при рассеянном свете. То же самое относится и к покрытию автомобилей. Таким образом, обычные повседневные материалы, например дороги, дома, крыши, смогут стать источниками энергии, не занимая гигантских площадей под электростанции», – приводит пример генеральный директор «ЕвроСибЭнерго» Вячеслав Соломин.

И, как ни странно, против подобных технологий не выступают даже противники климатической темы. Проблема в том, что ключевая трансформация все равно должна произойти в энергетике. На этот сектор приходится около 80% от всего объема выбросов ПГ, и его доля всю четверть века остается практически неизменной (хотя сами выбросы и сократились примерно на треть). Для России, которая пока не собирается отказываться от добычи углеводородов, критически важно заняться внедрением технологий CCS – carbon capture & storage (улавливание и хранение углерода). Они пока дороги и технически сложны, и о массовом применении речи не идет. Но двигаться в этом направлении необходимо, учитывая тот факт, что в одночасье угольную энергетику в России «закрыть» не получится. По мнению лауреата Нобелевской премии мира (2007) и премии «Глобальная энергия» (2012), технического директора NET Power Роднея Джона, сдержать глобальное потепление помогут также биотопливо, атомная энергетика и переход на более безопасные для окружающей среды виды углеводородного топлива.

По мнению Михаила Юлкина, «реально мы можем управлять только двумя факторами: энергоемкостью продукции (услуг) и углеродоемкостью производства энергии». И в этом плане любые технологии, способные сделать углеродную энергетику более «чистой», все равно будут проигрывать ВИЭ. Однако пока этот сектор в России развивается недостаточно активно. В схеме территориального планирования энергетики до 2030 года планируется всего 6 ГВт вводов ВИЭ-генерации. «Это капля в море по сравнению с теми объемами генерации, которые ежегодно вводятся по всему миру. К сожалению, я сомневаюсь, что и эта скромная цифра в отношении России будет реализована в срок. За последние пять лет в РФ было реализовано проектов в области солнечной энергетики менее чем на 1% от заявленной цифры. С такими темпами будет хорошо, если Россия выйдет на эти объемы не к 2030, а к 2300 году», – говорит Илья Лихов, основатель и генеральный директор компании NEOSUN Energy.

Пока что ВИЭ в нашей стране «приживается» только в изолированных и отдаленных территориях. Например, в Якутии, на Камчатке и т.п. Те же механизмы поддержки, которые приняты на федеральном уровне, похожи на ДПМ (договор поставки мощности, который подходит в целом только для крупной генерации) и не особо эффективны. «В России есть вполне успешные примеры, на которые можно равняться. На Ямале некоторые газпромовские площадки обеспечиваются исключительно ВИЭ: комбинация «солнце–ветер» и накопители энергии прекрасно работают и без связи с сетью. Таким образом, не только мировой, но и российской практикой доказано: задача построения автономной ВИЭ-энергетики технологически решаема», – уверен Михаил Юлкин.

Кроме изменений в структуре топливного баланса и перераспределения долей различных видов генерации, уверен Вячеслав Соломин, нужно и более эффективно использовать имеющиеся ресурсы. «Проблема отрасли в том, что она создана в годы СССР, когда предложение было сбалансировано большим спросом от энергетически неэффективного промышленного производства. Соответственно когда это производство по тем или иным причинам начало сворачиваться, в России образовался огромный запас неиспользуемых, недогруженных, неэффективных мощностей, за которые теперь платит потребитель. Выход – Smart Grid, эта технология позволит либо эффективнее использовать мощности, либо обеспечить рост экономики меньшим объемом имеющихся мощностей, посредством маневрирования (поскольку как раз технология умных сетей позволяет системному оператору видеть развернутую информацию о потребляемой мощности каждого генератора)».

Как стимулировать российские компании

Ключевой вопрос: как стимулировать компании в России к движению в безуглеродное будущее? Часть из них упорна в неверии – так, угольная промышленность и связанная с ней тепловая энергетика полностью отрицает климатическую повестку. Другие, вроде ОК «РУСАЛ», Роснано или «ЕвроСибЭнерго», напротив, уверены, что отсидеться в стороне не получится. «Посмотрите, что происходит в мире. Нефтяные гиганты Total, BP, Statoil и другие, казалось бы, должны противиться любым изменениям традиционных моделей добычи ископаемого топлива – нефти, газа и так далее. А эти компании, наоборот, сами начали двигаться в сторону безуглеродной экономики, став на сегодня, как бы это странно ни звучало, крупными инвесторами в ВИЭ. Эти компании понимают, что в будущем спрос на ископаемое топливо сократится, цены на него рухнут. И чтобы оставаться на вершине, сохранять лидерские позиции, им необходимо заниматься развитием других видов энергетики и других видов бизнеса. Быть первым – это не сохранять традиции, это захватить значительную долю будущего рынка», – говорит Алексей Спирин.

По мнению Михаила Юлкина, первый шаг должен быть такой – надо перестать поддерживать те отрасли, которые ответственны за выбросы ПГ. По оценке МВФ, прямые и косвенные субсидии традиционной энергетике составляют в глобальном исчислении свыше 5 трлн долл. в год (это примерно 6,5% мирового ВВП). А в России на такие субсидии приходится до 12% ВВП! «Самое время перенаправить этот поток в новое русло – на поддержку низкоуглеродных и безуглеродных технологий, видов деятельности и проектов, включая соответствующие фундаментальные исследования и НИОКР», – говорит Юлкин.

Второе направление – это углеродное регулирование, которое позволит переправить средства из традиционных углеродоинтенсивных секторов в новые, низкоуглеродные. Около 12% выбросов ПГ в мире уже покрыто различными схемами регулирования, в том или ином виде (налог на углерод, квоты и т.п.) они применяются уже в 40 странах и в 20 субнациональных образованиях (штат, провинция, город, регион, область, край). К 2030 году с помощью углеродной цены будет регулироваться не менее половины выбросов. Крупнейшим рынком углерода уже с 2017 года станет Китай, где ожидается запуск единой общенациональной системы торговли выбросами ПГ, которая покроет все основные источники выбросов в энергетике и промышленности.

Единых подходов к углеродному ценообразованию в мире пока нет. Так, Агентство по охране окружающей среды США определяет цену на углерод на уровне 42 долл. за тонну СО2-эквивалента (с повышением к 2050 году до 69 долл.). Global Compact считает справедливой углеродную цену на уровне 100 долл. за тонну СО2-эквивалента. «Гиганты, конечно, могут заниматься и самоинвестированием. Но солидный пул компаний не сможет обойтись без заемного финансирования, – отмечает Алексей Спирин. – Нужны системы стимулирования и бизнеса, и государства должны вкладываться в развитие новых технологий и в повышение эффективности, тем самым обеспечивая свое конкурентное преимущество и выживаемость в будущем. Чтобы получить доступ к новым инвестициям и соответственно развиваться более устойчиво, сокращать выбросы парниковых газов, снижать негативное воздействие на окружающую среду и, самое главное, использовать все это в качестве конкурентного преимущества в будущем, на данном этапе бизнесу необходимо себя немного ущемить».

«Для начала нужно перестать делать вид, что нас это не касается, что у нас «особый путь», что уголь и другие ископаемые углеводороды – это наша судьба, наша сила и наше преимущество. На самом деле нас это очень даже касается, и, возможно, в большей степени, чем остальных, именно в силу нашей чрезмерной зависимости от нефти и газа. И такая чрезмерная зависимость – это, разумеется, никакая не сила, а слабость, из-за которой нашу экономику время от времени лихорадит», – говорит Михаил Юлкин.