Михаил Юлкин
В Китае уровень загрязнения воздуха достиг таких масштабов, что правительство вынуждено заняться проблемами сокращения выбросов. Фото Reuters
За последние 10–15 лет мир сильно изменился. Настолько, что многие всерьез говорят об очередной промышленной революции. Страны наперегонки осваивают зеленые технологии, стремясь уменьшить негативное воздействие на окружающую среду и смягчить глобальное изменение климата, вызванное деятельностью человека: вырубкой лесов и антропогенными выбросами в атмосферу парниковых газов. На этой волне в декабре 2015 года было принято Парижское соглашение, в котором определены дальнейшие цели и задачи по смягчению климатических изменений на период после 2020 года (когда закончится действие Киотского протокола) и учреждены механизмы взаимодействия сторон для достижения поставленных целей. В рамках соглашения страны договорились совместными усилиями удержать рост средней температуры на планете до конца ХХI века в пределах существенно ниже 2 градусов по Цельсию, а по возможности – не более 1,5 градуса от доиндустриального уровня. Для этого необходимо обеспечить скорейшее сокращение выбросов парниковых газов в глобальном масштабе с таким расчетом, чтобы во второй половине века выйти на нулевой объем выбросов.
На сегодняшний день Парижское соглашение подписали 190 стран плюс Евросоюз. Более 60 стран, ответственных в общей сложности за 47,8% антропогенных выбросов парниковых газов в атмосферу, присоединились к соглашению или ратифицировали его. В их числе США, Китай, Бразилия, Мексика, ОАЭ, Норвегия, Белоруссия, Украина. С высокой вероятностью соглашение вступит в силу уже в этом году. Россия, как и большинство стран, подписала Парижское соглашение на церемонии в Нью-Йорке 22 апреля 2016 года. А незадолго до этого, 25 сентября 2015 года, Россия подписала другой важный документ ООН – о целях в области устойчивого развития. Но при этом с упорством, достойным лучшего применения, продолжает гнуть свою линию и делать ставку на традиционные ископаемые ресурсы, прежде всего на углеводородное топливо (уголь, нефть, природный газ), видя в них, а не в зеленых технологиях источник экономического роста. Мало того, целый ряд крупнейших российских компаний, научных организаций и экспертов выступают против Парижского соглашения, усматривают в нем угрозу и чуть ли не злой умысел (заговор) с целью ослабления позиций России в мире и призывают не спешить с ратификацией соглашения, а то и вовсе от нее отказаться. И это не может не вызывать тревогу, поскольку на самом деле угрозу представляет не Парижское соглашение, а, наоборот, отказ от него. Что равносильно отказу от обновления, а заодно и от тех цивилизационных ценностей, которые доминируют в современном мире. С такими подходами Россия не вписывается в мировой тренд и рискует оказаться на обочине.
Сохранение рекреационных сил природы
Но есть ли выход? Как сделать так, чтобы не потерять будущее и себя в нем? Существует мнение, что ничего особенного делать не нужно, а следует сохранить леса и наши уникальные природные экосистемы, прежде всего в Сибири, которые еще не все разрушены. На самом деле никакого рынка экосистемных услуг в природе не существует, а когда он появится и появится ли вообще, неизвестно. В России всего два проекта по сохранению лесов были оформлены как проекты поглощения углерода. Одному из них, Бикинскому, повезло: депонированный углерод у него приобрели для компенсации выбросов парниковых газов от Олимпиады в Сочи. А на такие же в точности поглощения углерода в рамках проекта на Алтае покупателя не нашлось.
А вот использовать уникальный ресурсный потенциал Сибири для создания современных экологически чистых производств как раз стоило бы.
В идеале модель устойчивого лесопользования позволяет в промышленных количествах улавливать из атмосферы углекислый газ, накапливать в древесине углерод и получать из него полезный продукт, отвечающий всем современным экологическим и климатическим требованиям. С учетом этого тема устойчивого природопользования и экологии производства должна находиться в зоне особого внимания и проходить красной (точнее – зеленой) нитью через все этапы от прединвестиционных исследований и проектирования до внедрения и эксплуатации новых объектов. А для этого необходимо задействовать весь арсенал средств, включая стратегическую экологическую оценку, экологическую экспертизу, экологический контроль и надзор и т.д. В то же время необходимо создавать и благоприятную для инвестиций экономическую среду, потому что в конечном счете вопрос стоит так: либо развитие новых экологически чистых производств и высокотехнологичных промышленных кластеров, отвечающих современным требованиям и стандартам, либо застой, деградация и мерзость запустения.
Это относится не только к Сибири, но и к России в целом. Стране нужна внятная долгосрочная стратегия устойчивого развития в условиях климатических вызовов, которая опиралась бы на имеющиеся у нас ресурсы (прежде всего – неископаемые) и максимально использовала наши сравнительные конкурентные преимущества.
Характер климатических вызовов
Они бывают двух видов. С одной стороны, это необратимые изменения климата, которые прямо и непосредственно влияют на условия жизни и хозяйствования. К ним надо адаптироваться. При этом в разных регионах изменения климата проявляются по-разному. Где-то это засухи, где-то – наводнения, где-то таяние вечной мерзлоты, волны жары, рост числа переходов температуры через ноль в зимнее время и/или другие напасти. И меры в каждом случае нужно принимать соответствующие. Универсальных рецептов тут нет и быть не может. Кроме, пожалуй, одного: у регионов должно быть больше самостоятельности и полномочий для принятия решений на региональном уровне и больше возможностей, в том числе финансовых, для претворения этих решений в жизнь.
С другой стороны, вызовы побуждают принимать в глобальном масштабе меры по смягчению климатических изменений и сокращению выбросов парниковых газов. Под воздействием этих мер меняются ожидания и предпочтения ключевых участников рынка – инвесторов и потребителей. Так, компании с большими запасами углеводородного сырья, которые еще вчера возглавляли фондовые индексы и считались самыми надежными и ликвидными голубыми фишками, больше не кажутся инвесторам привлекательными. Наоборот, инвестор от них бежит. И прежде всего потому, что углеводородные компании несут прямо или косвенно ответственность за львиную долю антропогенных выбросов парниковых газов и, значит, подвержены слишком высоким рискам в условиях, когда этим выбросам объявлена война в глобальном масштабе. По состоянию на сентябрь прошлого года более 400 институциональных и свыше 2 тыс. частных инвесторов, активы которых в совокупности превышают 2,6 трлн долл., публично заявили о выходе из капиталов таких компаний.
Больше других страдают угольные компании. В 2015 году от всех своих угольных активов избавился Goldman Sachs. Отказался от инвестиций в добычу угля Deutsche Bank. Всемирный банк объявил, что не будет поддерживать проекты в угольной отрасли, за исключением некоторых специальных случаев в развивающихся странах. Многие другие банки и финансовые организации также ограничили свое участие в угольных проектах. В итоге угледобывающие компании испытывают сегодня трудности при получении средств не только на новые проекты, но даже для финансирования текущей деятельности. Положение дел в нефтегазовом секторе не столь критическое, но и он в 2015 году потерял 25% объема инвестиций.
Сегодня инвесторы отдают предпочтение зеленой энергетике, преимущественно на основе использования возобновляемых источников энергии (ВИЭ). Для этого имеются две причины: относительно низкая углеродоемкость (удельный объем выбросов парниковых газов на протяжении жизненного цикла), а также относительно низкая и продолжающая неуклонно снижаться стоимость генерации энергии. Будучи наимее углеродоемкой, ВИЭ-энергетика как нельзя лучше подходит для решения задач декарбонизации экономики и смягчения на этой основе глобальных климатических изменений. Что касается стоимости, то во многих странах ВИЭ-энергетика довольно долго дотировалась, субсидировалась и разными прочими мерами поддерживалась государством. В конце концов это дало результат. Благодаря развитию, распрострпнению и коммерциализации технологий стоимость зеленой энергии упала в разы и продолжает падать. Только за последние пять лет стоимость выработки солнечной энергии снизилась на 80% (в 5 раз), ветровой – на треть. Что делает зеленую энергетику все более конкурентоспособной и привлекательной для инвесторов.
В 2014 году глобальные инвестиции в новые объекты зеленой энергетики почти вдвое превысили вложения в новые электростанции, работающие на ископаемом топливе: 242 млрд против 132 млрд долл. Всего же в различные проекты, связанные с возобновляемой энергетикой, в 2014 году было инвестировано примерно 270 млрд долл. При этом ввод новых энергетических мощностей на возобновляемых источниках составил в общей сложности 95 ГВт. Значительную долю этих инвестиций (около 83 млрд долл.) внес Китай, который активнее других развивает возобновляемую энергетику и по целому ряду показателей является сегодня признанным мировым лидером в этой области.
Покупательский и потребительский подходы
Все более строгие требования к выбросам парниковых газов и к углеродному следу продукции предъявляют покупатели и потребители. Развивается углеродная маркировка продукции, захватывая все новые и новые группы товаров, прежде всего массового спроса. В итоге углеродоемкость (углеродный след) становится одним из важнейших качественных показателей продукции, а соответственно и фактором конкуренции производителей на товарных рынках за деньги покупателей и конечных потребителей.
Не остались в стороне от этого процесса и крупнейшие российские компании. Так, один из лидеров российской нефтехимической отрасли, «Нижнекамскнефтехим», третий год подряд отчитывается о выбросах парниковых газов и об углеродоемкости поставляемой им продукции перед покупателями, которые, в свою очередь, используют полученные сведения для маркировки своей продукции, производимой из российского сырья. Информационные запросы от покупателей (причем не от всех разом, а от каждого в отдельности) поступают в компанию через электронную систему CDP. Они включают десятки самых разных вопросов, в том числе о системе управления выбросами парниковых газов, климатических рисках и о предпринимаемых компанией мерах по сокращению выбросов парниковых газов и уменьшению углеродного следа продукции.
«Газпром» в последнее время всерьез озаботился своими выбросами парниковых газов (прежде всего утечками метана) при транспортировке природного газа по магистральным газопроводам от скважины до потребителей. Официальная оценка этих выбросов (точной цифры, полученной на основе инструментальных измерений, к сожалению, нет), которую дает российский кадастр, кажется «Газпрому» завышенной, и он использует каждый шанс для того, чтобы убедить всех в том, что эти выбросы на самом деле меньше. Казалось бы, какая разница? А разница в том, что с такими потерями метана при транспортировке совокупные выбросы парниковых газов, связанные с использованием российского газа европейскими потребителями, оказываются сопоставимы с выбросами от использования местного угля, а по некоторым оценкам, превосходят их. Это не просто наносит удар по экологическому имиджу российской газовой монополии. Под угрозой оказываются ее жизненно важные коммерческие интересы в данном регионе.
Таким образом, климатические вызовы создают риски (ограничения) для развития одних отраслей и в то же время открывают новые возможности для других.
Многие страны это уже оценили и пересмотрели свои стратегии. Одним из наиболее ярких примеров является Китай. По данным на февраль текущего года, общая мощность ветряных электростанций в Китае составила 145,1 ГВт (это примерно 40% совокупной мощности всех установленных в мире ветряных электростанций), солнечных – 43,2 ГВт. И это только начало! К 2020 году Китай планирует увеличить мощность ветровой генерации до 250 ГВт, солнечной – до 143 ГВт. Потребление энергетического угля должно при этом уменьшиться на 60%.
К 2050 году возобновляемые источники энергии станут в Китае доминирующими. На их долю будет приходиться до 60% объема потребляемой в стране энергии. Это вытекает из принятой Китаем долгосрочной стратегии развития, в которой конечная цель определена как построение первой в мире экологической цивилизации. Поэтому, если кто-то все еще видит в Китае перспективный рынок для российского углеводородного топлива (угля, природного газа и нефти), самое время очнуться и принять новую реальность, как она есть, чтобы не тратить понапрасну деньги, силы, надежды и обещания.
Другой показательный пример – Саудовская Аравия. Страна, которая все последние десятилетия строила свою экономику почти исключительно на нефти и стала в сознании многих олицетворением понятия «petro-state», теперь кардинально меняет курс и начинает развивать солнечную энергетику и другие зеленые технологии. К 2020 году мощность объектов солнечной генерации в стране должна составить 9,5 ГВт. Для этого правительство Саудовской Аравии приняло программу Vision 2030, которая предусматривает комплекс мер, направленных на развитие альтернативных производств и снижение зависимости страны от нефти, включая частичную приватизацию государственной нефтяной компании, налоговую реформу и т.д.
В этой ситуации долгосрочная стратегия России должна быть направлена не на изоляцию от мира и современных мировых трендов и не на сохранение статус-кво любой ценой, тем более что, как показывает практика последних лет, российская экономика в ее нынешнем виде свой потенциал роста уже исчерпала. Выигрышная стратегия для России – это раскрытие собственного зеленого потенциала. Такая стратегия позволит нам органично встроиться в новый экономический миропорядок.
Одно из правил успешной стратегии предписывает обращать имеющиеся недостатки в достоинства и конкурентные преимущества. По этой логике недостатка в потенциальных достоинствах и конкурентных преимуществах у нас нет. Но чтобы их мобилизовать, нужно сделать две вещи: создать благоприятные экономические условия и обеспечить приток средств и иных ресурсов в новые перспективные сектора и проекты.
Сегодня основные средства и ресурсы сосредоточены в традиционных отраслях. Ждать, что капитаны бизнеса в этих отраслях станут в массовом порядке добровольно, инвестировать эти средства в другие сектора и проекты за пределами своей отрасли, было бы глупо и наивно. Значит, нужен механизм, который будет это делать принудительно.
Таким механизмом является цена на выбросы парниковых газов, или, по-другому, углеродная цена. Сама по себе идея проста и незамысловата. Раз антропогенные выбросы парниковых газов вызывают неблагоприятные для человека и его жизнедеятельности изменения климата, значит, они наносят ущерб, который может быть более или менее точно измерен и предъявлен к возмещению. А значит, эти выбросы имеют цену.
Чаще всего при этом говорят о социальной стоимости выбросов парниковых газов (Social Cost of Carbon). Имеются и количественные оценки этой стоимости. Например, американское Агентство по охране окружающей среды (USEPA) оценивает ее сегодня в 37 долл. за тонну СО2-эквивалента и прогнозирует, что к 2020 году она вырастет до 42 долл. за тонну СО2-эквивалента, а к 2050 году – до 69 долл. за тонну СО2-эквивалента. Ученые из Стэнфордского института (Stanford School of Earth, Energy & Environmental Sciences) не согласны и называют другую цифру – 220 долл. за тонну СО2-эквивалента. В России ратуют за единый глобальный углеродный налог (эквивалент цены на выбросы) в размере 15 долл. за тонну СО2-эквивалента с повышением до 35 долл. за тонну СО2-эквивалента к 2030 году. Углеродная цена – это механизм тонкой настройки экономики. Планируя его внедрение, необходимо учитывать и просчитывать все возможные последствия для экономической системы, исходя из ясного понимания взаимосвязи и взаимозависимости ее различных частей и секторов. Прежде всего нужно исключить возможность использования механизма углеродной цены в фискальных целях. Смысл не в том, чтобы через углеродную цену собрать побольше денег в бюджет. Смысл в том, чтобы с помощью углеродной цены создать стимулы для сокращения выбросов парниковых газов в традиционных секторах и обеспечить переток средств из традиционных секторов в новые отрасли, ориентированные на низкоуглеродные и безуглеродные технологии.
В настоящее время регулирование выбросов парниковых газов на основе углеродной цены применяется уже почти в 40 странах и более чем в 20 субнациональных образованиях (городах, провинциях, штатах и их объединениях), покрывая в общей сложности около 12% глобальных выбросов. По прогнозам, в 2020 году с помощью углеродной цены будет регулироваться 25% глобальных выбросов парниковых газов, а в 2030 году – 50%.
При этом единой схемы регулирования нет. Где-то применяют налоги на выбросы парниковых газов, где-то – квотирование и торговлю выбросами, где-то – и то и другое. Но практически во всех случаях мобилизованные через углеродную цену средства используются так или иначе на цели сокращения выбросов парниковых газов для обеспечения декарбонизации экономики и ее перехода к устойчивому, экологически и климатически безопасному развитию. Об использовании углеродной цены для регулирования выбросов парниковых газов пора задуматься и нам здесь, в России. Впрочем, не стоит забывать и о других механизмах, таких как технические стандарты и углеродная, а также экологическая, энергетическая и иная маркировка товаров и услуг и т.д. Но прежде всего нужно правильно расставить приоритеты и проявить волю. Потому что будущее наступит не когда-то потом, а уже завтра. И каким оно будет для нас, зависит только от нас самих.
