Существует ли посткиотская стратегия России

Парижская конференция дала планете шанс на ограничение выбросов парниковых газов. Ирина Никифорова. Плакат «Нет загрязнению планеты»

Климатическая политика России начала формироваться и развивалась прежде всего благодаря международной деятельности в области борьбы с изменением климата, в частности, вследствие принятия международных многосторонних соглашений – Рамочной конвенции ООН об изменении климата и Киотского протокола. Однако новое глобальное соглашение, одобренное в Париже, несмотря на отсутствие в нем жестких обязательств для отдельных стран, в том числе и для России, требует корректировки национальной климатической политики. Во всяком случае, так звучит вывод, сделанный большинством выступавших на недавней конференции в ИМЭМО «Климат и энергетика», посвященной анализу климатической ситуации в мире и России после конференции в Париже. 

Что предлагает Парижское соглашение?

Прежде всего необходимо отметить основные моменты Парижского соглашения по климату, которое пришло на смену Киотскому протоколу, действие которого заканчивается в 2020 году. Это своего рода знаковый год, потому что предполагается к этому времени подписание и ратификация Парижского соглашения не менее 55 странами, на которые приходится не менее 55% выбросов парниковых газов в мире. Несомненно, для нас важно отношение России к Парижскому соглашению, поскольку от его подписания и последующей ратификации будут зависеть возможные значительные изменения в экономической политике страны. Прежде всего следует напомнить читателям, что в России существует Климатическая доктрина, подписанная президентом РФ еще в 2009 году (тогда это был Дмитрий Медведев). По сути дела, с ее принятием в России начала формироваться климатическая политика. Она представляет собой систему взглядов на цель, принципы, содержание и пути реализации единой государственной политики Российской Федерации в отношении изменений климата. Собственно говоря, в доктрине и определены основные подходы России к реализации нынешнего и последующих соглашений по климату. В ней, в частности, указывается, что стратегической целью политики Российской Федерации в области климата является обеспечение безопасного и устойчивого развития Российской Федерации, включая институциональный, экономический, экологический и социальный (в том числе демографический) аспекты развития в условиях изменяющегося климата и возникновения соответствующих угроз и вызовов. А среди основных принципов следует выделить следующие: глобальный характер интересов Российской Федерации в отношении изменений климата и их последствий; приоритет национальных интересов в разработке и реализации государственной политики в области климата; всесторонность учета возможных потерь и выгод, связанных с изменениями климата. В доктрине отмечаются и преимущества России по сравнению со многими странами и регионами Земли: более высокий адаптационный потенциал страны в целом, который обеспечивают большие размеры территории и наличие значительных водных ресурсов; относительно небольшая доля населения, проживающего на территориях, особо уязвимых к изменениям климата.

Конечно, формулировки доктрины носят общий характер и должны сопровождаться соответствующей законодательной и нормативной базой. Но, собственно говоря, на конференции в Париже странам в перспективе до 2020 года рекомендовано в числе прочего разработать национальные планы по адаптации к изменению климата. Как раз особенность содержания Парижского соглашения и состоит в том, что в его основу положен подход, как отмечается в материалах Энергетического бюллетеня Аналитического центра при правительстве РФ (декабрь 2015 года), «снизу вверх». Это означает, что страны определяют обязательства по снижению выбросов на национальном уровне (в рамках так называемых национально определяемых вкладов). Соглашение призывает страны разработать национальные долгосрочные стратегии низкоуглеродного развития, представляющие собой собственное видение странами своего развития до 2050 года, предполагающее реальное сокращение выбросов парниковых газов на 50–90%. Давайте зададимся вопросом: зачем это надо? Тем более что в России имеются серьезные, если не сказать влиятельные противники концепции потепления климата на нашей планете. Выступавший на круглом столе в ИМЭМО Георгий Сафонов, директор Центра экономики окружающей среды и природных ресурсов НИУ «Высшая школа экономики», отметил, что в XXI веке глобальный ущерб от потепления климата составит 5–20% ВВП, а это в долларовом исчислении 4–17 трлн долл.  в год. Он ссылается при этом на исследования известного британского ученого Николаса Стерна. В скобках я привел на всякий случай все его места деятельности (председатель научно-исследовательского института Грэнтэма по изменению климата и окружающей среды Лондонской школы экономики и политических наук, президент Британской академии), чтобы можно было оценить глубину его анализа. Конечно, не специализированному читателю трудно понять, чем обусловлена цифра в 2 градуса Цельсия, показатель которой, по рекомендации ученых-экологов, человечеству не стоит превышать в том, что касается потепления на нашей планете. Для примера Сафонов приводит данные о разнице между потеплением на 2 и 3 градуса по Цельсию. Это означает прежде всего, что недостаток питьевой воды будут испытывать 300 млн или 3 млрд человек. Произойдет гибель многих экосистем (коралловые рифы и др.), и все эти природные катаклизмы будут сопровождаться миграцией населения в беспрецедентных масштабах. Не обойдут катастрофические последствия и Россию. Правда, по мнению ряда выступавших, они наступят скорее во второй половине текущего столетия и будут выражаться, с одной стороны, в засухе в южных регионах страны и превращении в болото западносибирских областей вследствие таяния вечной мерзлоты – с другой. 

Возможный вклад России

О том, как может выглядеть вклад России в снижение выбросов парниковых газов, попытались ответить участники уже упоминавшегося круглого стола (конференции) в ИМЭМО «Климат и энергетика». С точки зрения Ларисы Корепановой, заместителя директора департамента государственной политики и регулирования в области водных ресурсов и гидрометеорологии Министерства природных ресурсов и экологии РФ, независимо от того, подпишет ли и ратифицирует ли Россия новое соглашение, у нас имеется Комплексный план реализации Климатической доктрины Российской Федерации на период до 2020 года, утвержденный правительством Российской Федерации 25 апреля 2011 года. 

Динамика выбросов парниковых газов в РФ и цели по их ограничению (ЗИЗЛХ – сектор «землепользование, изменения в землепользовании и лесное хозяйство»; ПНОВ – предлагаемый национально определеяемый вклад; столбцы – оценка достаточности установленных целей: темно-зеленый – рост глобальной температуры меньше 2 градусов по Цельсию, светло-зеленый – вероятно меньше 2, желтый – вероятно больше 2, оранжевый – больше 2). Источник: Аналитический центр по данным ООН, Climate action Tracker

Этот план предусматривает развитие нормативной базы, правовое обеспечение и организацию государственного регулирования в области изменения климата, научное обеспечение разработки и реализации мер по адаптации и смягчению антропогенного воздействия на климат, кадровое обеспечение, информационное обеспечение, международное сотрудничество в области адаптации и смягчения антропогенного воздействия на климат. И хотя Минприроды уже с 2011 года ежегодно анализирует выполнение этого плана субъектами РФ, по оценке Корепановой, регулирование выбросов в РФ находится в зачаточной стадии. Как известно, Россия не присоединилась к Киотскому протоколу, и поэтому все наши действия в этой сфере определяются указами президента. Напомним, что согласно предполагаемому национально определяемому вкладу, представленному весной 2015 года, Россия планирует ограничить выбросы парниковых газов к 2030 году уровнем в 70–75% от объема 1990 года при условии максимально возможного учета поглощающей способности лесов. Действующий план предусматривает прежде всего формирование системы учета выбросов парниковых газов и ряд других мер по регулированию этих выбросов. Только сейчас у нас стала формироваться государственная система учета и отчетности по выбросу парниковых газов. В этих целях в 2015 году Минприроды издал на этот счет методические рекомендации и предложил всем предприятиям опробировать их. Речь идет о пробном учете. Эти отчеты должны поступить в Минприроды в июне 2016 года и послужат после анализа базой для дальнейших шагов. Одновременно Минприроды работает в настоящее время над федеральным законом, который введет для предприятий обязанности учитывать выбросы и предоставлять на этот счет соответствующую отчетность. Это, по словам Корепановой, первый шаг, но самый нужный. Минприроды надеется, что закон будет принят Госдумой еще до выборов. Подводные камни в данном случае связаны, судя по опыту принятия подобных законов, с существующей системой согласований. Корепанова в случае данного законопроекта упомянула два министерства, с которыми требуется согласование: Министерство юстиции и Министерство экономического развития. Но ведь климатической политикой в России занимаются многие ведомства. Кроме Минприроды это МИД, Минэкономразвития и Росгидромет, хотя и входящий в Минприроды, но играющий во многих вопросах самостоятельную роль. Поэтому в Аналитическом центре при правительстве РФ указывают на необходимость создания (или выбора) единого уполномоченного, отвечающего за реализацию климатической политики в стране. Это тем более важно, что, как показала последовавшая затем дискуссия, многие промышленные ведомства просто не в курсе законодательной деятельности Минприроды. С точки зрения Корепановой, важную роль в приобщении российской промышленности к низкоуглеродной экономике может сыграть Институт наилучших доступных технологий. Речь идет о масштабной разработке нормативно-правовой базы по регламентации порядка получения комплексных экологических разрешений и внедрения наилучших доступных технологий (НДТ). На настоящий период подготовка  многочисленных норм и документов,которые позволят использовать новые технологии для решения проблем низкоуглеродной экономики. 

Дальнейшие шаги

В качестве дальнейших шагов Корепанова видит разработку и внедрение мер по экономическому стимулированию снижения выбросов. Предполагается, что это могут быть различные формы, не исключая возможность торговли выбросами. Корепанова предполагает, что это будет составной частью будущего закона о госрегулировании выбросов парниковых газов.

Заслуживает внимания, что в выступлении Корепановой прозвучали слова о необходимости снижения в России зависимости от углеродных видов топлива. Причем Софронов, например, считает, что суммарные затраты на декарбонизацию экономики 16 стран не превышают 0,8–1,3% ВВП. Для многих стран (США, Австралия и др.) затраты на сохранение энергетической инфраструктуры и создание низкоуглеродной почти не отличаются. В этой связи интересно отметить недавнюю публикацию Европейским телеканалом «Евроньюс» интервью с Джереми Рифкиным, американским экономистом и советником Еврокомиссии, по поводу его книги «третья промышленная революция». Идея книги состоит в необходимости развития возобновляемых источников энергии и энергосберегающих технологий в сочетании с развитием децентрализованной энергетики. С точки зрения эксперта, «мы расплачиваемся за 200 лет промышленной революции, основанной на энергии полезных ископаемых. Мы выделяли слишком много СО2, метана, оксида азота в атмосферу. Нам не хватает того тепла, что дает солнце. Мы стали свидетелями фундаментальных изменений в химической структуре жизни Земли». По мнению Рифкина, третья промышленная революция должна основываться на пяти фундаментальных принципах. К ним относятся: получение энергии к 2020 году в Европе на 20% из возобновляемых источников. Затем следует превращение каждого здания (а в ЕС это 191 млн зданий) в маленькую электростанцию. На крыше домов производство электроэнергии осуществляется за счет солнечных лучей, на фасадах домов – за счет ветра, в подвале – за счет тепла земли. С точки зрения Рифкина, это создаст миллионы рабочих мест, тысячи малых и средних предприятий, поскольку придется переоборудовать все здания в Европе в такие микроэлектростанции. А технологию сохранения добытой энергии он собирается запустить в промышленных масштабах, что является четвертым принципом. Ну а пятый принцип связан, по его мнению, с транспортом. Он связывает это с развитием электромобилей. Когда электромобиль может находиться либо в стадии подзарядки, либо в стадии продажи в электросеть части выработанной электроэнергии. Любой из этих компонентов, по его мнению, сам по себе ничего не стоит. Но когда они будут в каждом городе или деревне объединены, то получается единая инфраструктура. По его мнению, это сродни совершенно новой экономической и политической революции. 

Однако вряд ли для России такая тотальная декарбонизация экономики реальна. Дело в наличии значительных запасов углеводородов, которые, по оценке ряда российских ученых, составляют конкурентное преимущество российской экономики. Не случайно же, как уже указывалось выше (это выяснилось на круглом столе в ИМЭМО), например, проект энергетической стратегии до 2035 года вообще не учитывает разработки Минприроды по низкоуглеродному развитию России. Можно, конечно, свести все дело к бюрократической несогласованности (что еще раз подтверждает необходимость единого государственного органа в этой сфере). Но нельзя не считаться и с тем, что в перспективе низкоуглеродность может стать новым камнем преткновения в отношениях России с Западом. В частности, речь может пойти о выдавливании с рынков конкурентов с высокими углеродными показателями продукции.Как отмечается в этой связи в декабрьском Энергетическом бюллетене Аналитического центра при правительстве РФ «Россия и концепция низкоуглеродного развития находятся на разных полюсах».

В бюллетене далее говорится, что «тем не менее Соглашение (парижское) призывает страны разработать национальные долгосрочные стратегии низкоуглеродного развития, предполагающее радикальное сокращение выбросов парниковых газов (на 50–90%). В настоящее время есть только отдельные исследовательские работы, в частности комплексное исследование по выявлению путей глубокой декарбонизации в 16 крупнейших экономиках мира, включая Россию, в рамках проекта «Пути глубокой декарбонизации» (Deep Decarbonization Pathways Project).