На лекции в МГИМО Сэр Дэвид Кинг рассказал о потенциале снижения эмиссии ПГ к середине столетия. Фото автора
Во время своего визита в Москву специальный представитель Министерства иностранных дел Великобритании по вопросам изменения климата Сэр Дэвид КИНГ дал интервью редактору «НГ-энергии» Кириллу АСТАХОВУ о положении дел в современной энергетике через призму проблемы изменения климата.– Сэр Дэвид, вы говорили о развитии солнечной энергетики как одном из многих необходимых средств борьбы с глобальным потеплением. Между тем большинство солнечных панелей сегодня производится в Китае, на который приходится весомая доля парниковых выбросов. Китаю удалось занять уже около 80% европейского рынка. Не это ли пример той проблемы, обсуждения которой многие старательно избегают, когда государства сокращают выбросы парниковых газов, но при этом охотно закупают дешевые товары у стран, где эти выбросы находятся на высоком уровне? Есть ли у правительства Великобритании какие-то планы по ограничению импорта, по крайней мере компонентов для различных экологичных энергетических установок из стран, где при их производстве в атмосферу выбрасывается большое количество парниковых газов?
– Мне бы не хотелось, чтобы то, что я говорил вчера, было неправильно интерпретировано (речь о лекции в МГИМО от 28 октября 2013 года. – К.А.). Я верю в мировую экономическую систему, я верю в экономику, основанную на конкуренции. И если Китай может предложить более дешевые фотогальванические элементы через свою собственную рыночную систему, что, я думаю, им удается, тогда мы можем извлечь из этого выгоду, покупая по более низкой цене у Китая. Если мы сможем производить подобные товары еще дешевле, тогда уже мы завоюем мировой рынок. Я упоминал пластиковые фотогальванические элементы, это британская разработка. Таким образом, у нас есть возможность производить фотоэлектрические элементы еще дешевле, чем Китай. Вот что я тогда имел в виду. Рациональная «зеленая» экономика, которую я хотел бы видеть, - это развитая экономика, где мы конкурируем, опираясь на силу наших научных знаний, и разрабатываем технологии, которые максимально соответствуют требованиям XXI века. Низкоуглеродные экономики, изменения, направленные на энергосбережение, – вот верный путь вперед.
– Не придется ли, как бы утопично это ни звучало, в один прекрасный момент поставить таким странам ультиматум – снижение выбросов или серьезные санкции, вплоть до полного отказа от импорта их товаров?
– Да, и президент Европейской комиссии Бароззу уже дал это понять нашим китайским коллегам, сказав, что нам, возможно, придется ввести налог на выбросы углекислого газа в виде таможенной пошлины на продукты, произведенные в Китае. И обсуждения этого продолжаются, так как Китай заявляет, что в случае его введения он, в свою очередь, будет вынужден взимать соответствующую таможенную пошлину у себя, чтобы компенсировать потери. В результате для нас товары подорожают, а другие страны смогут получать их по более выгодной цене. Если наши страны, включая Россию, в конечном счете установят цену на углекислый газ (между прочим, становление системы торговли квотами на выбросы парниковых газов происходит уже и в России), а Китай не установит, как быть в таком случае?
Наиболее реальным выходом из такой ситуации будут не санкции, а просто введение таможенной пошлины. Это одна из возможностей, есть и другая. Она заключается в том, что Китай сейчас тоже идет к торговле квотами. Кстати говоря, правительство Великобритании консультировало Китай по введению системы такой торговли, собственно, я и отвечал за организацию этих консультаций. Китаю было бы выгодно иметь такой финансовый механизм.
– В начале октября госминистр энергетики Великобритании Майкл Фэллон заявил, что Великобритания в ближайшие годы значительно увеличит добычу сланцевого газа. Каковы перспективы такой добычи и ее влияние на экологию региона?
– Позвольте мне сперва ответить на вторую часть вашего вопроса. Благодаря опыту Соединенных Штатов мы представляем себе возможные последствия. В США сейчас каждый год открывают около 30 тыс новых скважин по методу фрекинга (гидравлический разрыв пласта, ГРП. – К.А.). Производительность каждой такой скважины падает в среднем на 70% к концу первого года эксплуатации, именно поэтому приходится продолжать бурить новые.
И по результатам бурения столь огромного количества скважин мы можем судить, что при фрекинге риск крупномасштабного землетрясения чрезвычайно мал. В мире пока было всего три землетрясения выше 2 баллов по шкале Рихтера, одно из них произошло в Великобритании. И даже в этих случаях толчки можно было почувствовать, лишь когда вы лежите в постели, например. Идя по дороге, такие слабые толчки вы даже не заметите. Другой фактор, беспокоящий общественность, – это утечка воды не при бурении скважины, а при ее промывании перед извлечением газа: такая вода может попасть в источники питьевой воды. Этот процесс необходимо контролировать, на самом деле все эти проблемы решаемы. На мой взгляд, негативное влияние на экологию относительно невелико. Однако, при добыче методом гидравличеcкого разрыва пласта можно выделить две основные сложности. Во-первых, необходимость в воде для проведения работ. Китай хотел бы развивать добычу по методу ГРП, так как у них обширные участки, где можно разрабатывать сланцевый газ, но нет достаточных водных ресурсов: нехватка воды создает настоящую проблему для фрекинга. Также и на юге Англии, где сосредоточены значительные запасы сланцевого газа, воды недостаточно. Во-вторых, к каждой новой скважине нужно доставлять песок, а это, грубо говоря, 5000 больших грузовиков на одну скважину. Подобная нагрузка на систему дорожного движения ведет к ее дестабилизации и недовольству местных жителей. К решению данного вопроса нужно подходить ответственно. На мой взгляд, Великобритания весьма густонаселенная страна, поэтому вклад фрекинга в общий объем потребления газа будет невелик. Да, мы будем применять метод ГРП и будем добывать газ, но в силу названных выше причин доля сланцевого газа окажется не столь значительна.
– Не считаете ли вы, что увеличение добычи сланцевого газа несколько противоречит «зеленой» программе Великобритании?
– Я так скажу: если мы полностью переключимся с угля на газ, мы сократим выбросы углекислого газа. И, например, тот переход от угля к газу, который произошел в Великобритании в 1990-х годах, уже значительно снизил эти выбросы. В США также наблюдалось весомое снижение выбросов, как раз когда они начали добычу сланцевого газа. Я считаю, что период сланцевого газа является лишь переходным. Производительность месторождений сланцевого газа сильно сократится за несколько десятилетий, поэтому критически важно продолжать работу по развитию возобновляемой энергетики.
– Недавно руководители десяти ведущих энергокомпаний Европы обвинили Евросоюз в том, что его сегодняшняя энергетическая политика толкает ЕС к катастрофе и грозит блэкаутами в периоды пикового потребления. Как вы оцениваете подобные заявления?
– Периоды пикового потребления часто наступают чрезвычайно быстро. Может быть просто очень холодный вечер, и энергопотребление в сети резко возрастет. Единственный известный нам способ преодоления таких ситуаций – это газовые турбины. Даже в долгосрочной перспективе нам придется поддерживать газовые турбины, именно чтобы справляться с пиковым потреблением. Базовая часть электроэнергии может быть обеспечена частично атомной и частично возобновляемой энергетикой, но пиковое потребление придется покрывать за счет газа. В этом уравнении есть очень важный фактор: продолжительность срока службы газовой турбины зависит от того, сколько по времени она активна, то есть, если вы запускаете ее только, чтобы покрывать пиковые периоды, срок службы резко увеличивается. Таким образом, мы получаем выгоду от инвестирования в газовые турбины, но только в долгосрочной перспективе.
Если ничего не предпринимать, таяние ледников обернется глобальной катастрофой. Фото Reuters |
– Мне понятны их доводы. В Великобритании шесть крупных энергокомпаний, более мелким компаниям очень сложно оставаться конкурентоспособными. Я думаю, что это верно. Однако, и это очень важно, политика европейских стран, например Германии, которая ввела зеленый тариф, подразумевает производство возобновляемой энергии в больших масштабах. С увеличение объемов производства цены значительно упали, а со снижением цен те изначальные вложения, если угодно, инвестиции в зеленый тариф, за который приходится платить потребителю, приведут к тому, что получение электроэнергии из возобновляемых источников (ВИЭ) станет самым дешевым вариантом. И в этот момент проблема глобального потепления станет решаемой. Нужно ориентироваться на долгосрочную перспективу.
– Уже как минимум четыре из шесть крупнейших энергетических компаний Великобритании объявили о значительном повышении тарифов. Не говоря о проводимом расследовании на недобросовестность конкуренции, какие меры можно принять, чтобы снизить или сдержать рост тарифов?
– Ваш вопрос подразумевает, что снижение тарифов – это хорошо…
– Для потребителей, конечно же.
– Есть и другой выход из положения – меры по рациональному использованию энергии. Другими словами, если повышение тарифа составило 10%, но при этом вы повысили энергоэффективность на 10%, тогда ваши затраты остаются на том же уровне. И это чрезвычайно важно. Мы наблюдаем продолжающийся рост цен на нефть. Тринадцать лет назад она составляла 15 долл. за баррель, сегодня уже 120. Это подталкивает производителей выпускать конкурентоспособные автомобили, которые потребляют меньше топлива на километр. Точно так же высокие цены на энергоносители заставляют людей повышать энергоэффективность своих домов. Конечно, при этом придется решать проблему топливной бедности, то есть помогать людям, которые не могут заплатить за энергию. Я считаю, что ответ прост: необходимо отдельно регулировать проблему топливной бедности и общее повышение тарифов. Я не хотел бы оправдывать или не оправдывать повышение, о котором объявили эти четыре компании. Но дело в том, что им придется инвестировать в производство. Великобритания сейчас оказалась в такой ситуации, когда в период с 2012 по 2020 год срок службы большинства наших электростанций подходит к концу, поэтому нам предстоит крупномасштабная замена энергоустановок. И эти расходы в определенной степени лягут на плечи потребителей.
– Согласно последнему докладу Всемирного энергетического совета (WEC) разведанных запасов нефти человечеству хватит на 56 лет, газа – на 55 лет, угля – более чем на 100 лет. Учитывая сегодняшние тенденции, успеет ли мир вовремя соскочить с углеводородной иглы?
– Еще в прошлом году я говорил в своей статье, опубликованной в журнале Nature (международный еженедельный научный журнал. – К.А.), что пик производства сырой нефти уже миновал. В 2005 году оно достигло 75 млн баррелей в день и выше пока не поднималось. Тот аргумент WEC, который вы привели, несколько размыт, поскольку с повышением цен становятся доступны новые источники нефти, такие как битуминозные пески. Процесс выработки нефти из битуминозных песков достаточно сложный, дорогостоящий и будет оправдан только при высоких ценах на нефть. То же самое верно и для угля: сперва уголь, который легко добыть, потом более сложные варианты. В каждом случае все зависит от баланса цены на ресурс и его доступности. Но, конечно, ответ на ваш вопрос, и вы знаете это, заключается в том, что однажды мы достигнем того момента, когда ВИЭ окажутся дешевле. В то время как цены на углеводороды идут вверх, цены на возобновляемые энергоносители падают. И этот переходный момент не так уже и далеко, более того, для определенных территорий он уже настал. Взять, например, определенные места в Азии или Африке, которые находятся вне сети, наиболее экономически выгодно там будет использовать энергию солнца или ветра. У нас уже существует механизм по продаже соответствующих товаров на их рынки, и через этот механизм мы опять же повышаем объемы производства и снижаем цену. Так что, я считаю, мы сможем оставить большую часть энергоресурсов в земле, имея возможность получать энергию другими способами.