При вступлении в должность президент России Дмитрий Медведев обозначил в качестве экономического приоритета снижение налоговой нагрузки нефтяного комплекса. Следует приветствовать это государственное, хотя, на наш взгляд, и запоздалое решение: сейчас федеральные налоги оцениваются в 80% совокупной прибыли российских ВИНК. Сходное положение наблюдается и в других отраслях энергетического комплекса. А это привело к тому, что отечественная энергетика практически потеряла импульс не только к развитию, но и к поддержанию доставшихся ей производственных мощностей и уровня добычи и запасов ископаемых ресурсов. Основными факторами кризиса российской энергетики являются: наличие большой доли физически и морально устаревшего оборудования, противодействие общественности и местных органов власти размещению объектов энергетики по соображениям экологической безопасности, необходимость освоения новых месторождений нефти и газа, которые размещаются на северо-востоке страны, в полярных и приполярных зонах, на глубоководных шельфах морей, в том числе арктических. Для поддержания лишь сегодняшних объемов добычи на период до 2020 года необходимо как минимум трехкратное увеличение инвестиций для освоения Штокмановского и Ямальского газовых месторождений. Еще большие инвестиции требуются для освоения шельфовых месторождений нефти российской Арктики.
За последнее десятилетие объем годовых инвестиций в ТЭК снизился почти в 4 раза. Общая потребность в инвестициях для ТЭК России достигает 160 млрд. долл. Только для модернизации производственных фондов требуется ежегодно 20–25 млрд. долл. Общая стоимость инвестиционных проектов, необходимых для сохранения экспортных позиций на рынке Европы, на период до 2015 года оценивается по газовой промышленности в 35–40 млрд. долл., по нефтяной промышленности в 55–60 млрд. долл. Однако иностранный капитал не спешит в российскую экономику.
Прямые инвестиции в реальный сектор российской экономики вкладывают в основном США (более 60%), а также Нидерланды, Кипр, Германия (доказано, что для Кипра, Люксембурга и Виргинских островов – это российские отмытые деньги). Из накопленных в российской экономике к 2003 году иностранных инвестиций на прямые инвестиции компаний США приходилось 4,22 млрд. долл., Кипра – 3,9 млрд., Нидерландов – 2,4 млрд., Великобритании – 2,2 млрд., Германии – 1,7 млрд. долл.
Как уже указывалось, основные вложения по разделу «промышленность» предназначены отраслям ТЭКа. Ясно, что масштабы накопленных за десять лет инвестиций (25–27 млрд. долл.) несоразмерны амбициозным планам его развития.
Каковы требуемые масштабы иностранных инвестиций
Разрешение дилеммы «привлечение-ограничение» иностранных инвестиций зависит от того, в каких масштабах и по каким направлениям потребуются иностранные инвестиции в ТЭК и, напротив, какие стратегические ограничения могут быть приняты иностранным капиталам. Мировой опыт показывает, что автаркичная экономика обречена на застой и техническое отставание. Напротив, чрезмерное привлечение прямых инвестиций, пусть даже и в обновление промышленности, может удушить национального производителя. Поэтому в России обозначились полярные позиции.
Первая, либеральная – не вводить никаких формальных ограничений, поскольку российская экономика оздоровится, если будет полностью доступна для иностранного капитала. Вторая позиция – желательно развивать модель государственного протекционизма, добиваться экономической самодостаточности, поскольку считается, что в ходе перестройки российская экономика чрезмерно открылась для иностранцев.
Другая сторона вопроса: какие сектора нашей экономики интересны для иностранного капитала и, напротив, где именно он нужен нашему государству?
Нефть и газ
Эти отрасли очень интересны западному инвестору, но обладают собственными свободными ресурсами для простого воспроизводства. Ниша для крупного капитала имеется в освоении нефтяных и газовых месторождений Восточной Сибири, Арктики и шельфов северных морей, но эти проекты будут доходны лишь в многолетней перспективе. По своей природе добыча нефти и газа консервативна, отечественных технологий пока хватает, но освоение новых регионов потребует прямых инвестиций иностранных фирм. Инвестиции будут, если допустить иностранцев к участию в деятельности российских корпораций, но против этого – мощная оппозиция крупного отечественного капитала и политиков-«государственников». Не более 1,5% иностранных инвестиций вкладываются сейчас в научные и технологические проекты всех отраслей. Причина – вне отраслей военно-промышленного комплекса практически отсутствуют структуры, способные воспринять высокие технологии. Именно в институтах ВПК или под его патронатом сложились всемирно известные научные коллективы, имеющие впечатляющие теоретические и практические результаты. Но не коммерческие.
Пока неясен механизм «демобилизации» машиностроительной промышленности. По существу, наличествует дилемма: или мы «откроем» иностранному капиталу наукоемкую промышленность, будь то геофизика или информатика, иные технологии двойного назначения, или останемся неконкурентными в постиндустриальном мире. Этот вопрос сейчас активно обсуждается на законодательном уровне.
Специфика инвестиционной политики ТЭКа
Не более 22% иностранных инвестиций в ТЭК являются прямыми. Доля вложений в новые технологии нефтепромышленности на порядок меньше и экспертно оценивается не более чем в 200–350 млн. долл. США. Впрочем, технологическая база основного производства отечественной нефтяной промышленности по технологиям и оборудованию в принципе соответствует мировому уровню. В связи с этим отраслям ТЭКа существенно меньше, чем наукоемким машиностроительным отраслям, нужны принципиально новые технологии. То же относится к основной массе сервисных услуг по нефти и газу: бурению и подготовке месторождений, инфраструктуре промыслов. Исключение – работы на шельфах, бурение горизонтальных и пологонаправленных скважин, гидроразрыв пластов, программно-аппаратное обеспечение. Новейшие технологии здесь востребованы уже сейчас. В частности, иностранная технология и технический менеджмент желательны в геологоразведке и особенно при геофизических работах. Известно, что в 80-х годах прошлого века на поставки геофизического оборудования было наложено эмбарго; теперь Россия технологически отстала лет на 20. Добавились и новейшие, уже экономические ограничения. Дело в том, что геологоразведка сопряжена с инвестиционным риском и имеет длительный цикл реализации. Она чрезвычайно наукоемка, требует вложений в теоретические исследования и использует дорогие технологии и оборудование; доход от прямых инвестиций здесь минимален, а поддержание системного уровня исследований требует длительных и крупных вложений. Вследствие всех этих причин геологоразведка и геофизика в России остались прерогативой государства. Отечественные корпорации не хотят брать на себя риски без надежных государственных гарантий того, что при удаче смогут воспользоваться плодами изысканий. Нужны прямые закупки геофизического и иного сложного оборудования для сервисных работ. Свободные финансовые ресурсы – «нефтяные деньги» – у государства имеются, но оно, как показывает опыт, – неэффективный собственник. У частных российских нефтяных компаний по известным причинам напрочь отсутствуют стимулы к долгосрочным инвестициям. Известный мировой практике вариант: создавать мощные региональные (с частным капиталом) компании. Поэтому отечественным геофизическим и геологическим предприятиям требуется инжиниринг от иностранных фирм. Однако здесь-то и вступают в дело «стратегические» ограничения, имеющие целью не допустить утечки секретной информации. Надо сказать, что геологическую информацию воруют даже в Эмиратах, где за это положено отсечение головы, так что потери информации неизбежны и в России. Паллиатив – осуществить для молодых российских специалистов программу обучения в ведущих университетах Запада по геофизическим специальностям с последующей заграничной стажировкой. Общий объем капитальных вложений в реконструкцию и развитие энергетического сектора может составить от 260 до 300 млрд. долл. в 2001–2010 годах и от 400 до 510 млрд. долл. в следующее десятилетие. По оценкам, доля ТЭКа в общих инвестициях в экономику страны уменьшится до 31–33% в 2006–2010 годах и до 20–24% к 2020 году.