Андрей Гагаринский Трудно найти другую область в двустороннем российско-американском сотрудничестве, где бы интересы сторон совпадали с такой очевидностью, как в сфере ядерно-энергетических технологий.
В современной ситуации с отнюдь не бесконечными мировыми энергетическими ресурсами целый ряд стран уже «сделал ставку» на ядерную энергетику. «Вторая ядерная эра», принимаемая такими гигантами, как Китай, Индия, Бразилия, неминуема, но лидирующая роль в ней основателей «первой эры» – США и России – далеко не гарантирована. К тому же для наших стран, хотя и по несколько разным причинам (ресурсная независимость – сохранение позиций на мировом энергетическом рынке), развитие собственной атомной энергетики необходимо, и наши лидеры обеспечивают ей мощную государственную поддержку.
Неудивительно, что, как еще раз подтверждено в Кеннебанкпорте, Россия и США «преисполнены решимости играть активную роль в предоставлении преимуществ мирного использования ядерной энергии широкому кругу заинтересованных государств», прекрасно понимая при этом необходимость объединения усилий в укреплении режима ядерного нераспространения.
Сегодняшнему состоянию поручения двух президентов выработать «двусторонний план действий по развитию глобального и двустороннего сотрудничества в области атомной энергетики» предшествовала непростая пятидесятилетняя история.
Параллельным курсом
США и Россия – страны, ядерные программы которых длительное время служили примером для других в развитии ядерных технологий. Инициатива «Атом для мира», выдвинутая президентом Эйзенхауэром в 1953 году, и первая атомная электростанция, созданная академиком Курчатовым в 1954 году, ознаменовали начало первой ядерной эры.
До исторической вехи 1955 года ядерные программы США и Советского Союза развивались практически изолированно. Тем не менее, как свидетельствуют очевидцы, собравшиеся на I Международную конференцию по мирному использованию атомной энергии в Женеве, специалисты были поражены общностью не только идей, но и многих технических решений, независимо найденных учеными и инженерами двух стран.
Опубликование глубоко засекреченных работ в области ядерной энергии, безусловно, сделало желаемое международное сотрудничество принципиально возможным. Однако последующие 20–30 лет нельзя признать его активным периодом. Ядерно-энергетические отрасли Запада и Востока развивались при очень ограниченных связях, разделенные «железным занавесом». Это не было «улицей с односторонним движением». Существовали области, где советским ядерным специалистам было что предъявить миру, и как взаимное влияние, так и след советских достижений (например, центрифужного разделения урана) в ядерных программах США вполне прослеживаются.
Как важный элемент для развития сотрудничества можно выделить достаточно широкую двустороннюю деятельность в области безопасности гражданских реакторов, организованную в конце 80-х годов. Это неизбежное после Чернобыля сотрудничество имело разные формы, включающие углубленное изучение специалистами одной страны проектов АЭС другой, и даже заимствование передовых технологий, как, например, восстановление корпусов ядерных реакторов, рожденное в российской энергетике. А также прорыв в ядерном сотрудничестве двух стран – в космической ядерной энергетике, где, не считая Женевских конференций, первые контакты специалистов состоялись в 1989 году и быстро переросли в совместную программу испытаний образцов российской космической ядерной установки «Топаз-2» на стендах в США. Однако эта инициатива продемонстрировала очевидные трудности на пути российско-американского сотрудничества. Установки (без ядерного топлива) были ввезены в США, их испытания имели большой успех. Но, когда пришло время отдавать тогда еще советское имущество, выяснилось, что это препятствует американскому закону об атомной энергии, который ограничивает сотрудничество со странами, с которыми у американцев нет специального соглашения (в их терминологии – «соглашение 123»). Ученым Курчатовского института удалось «достучаться» лично до тогдашнего американского президента (Буш-старший) и с его помощью «вернуть свое». Но «соглашения 123» у нас с США нет до сих пор.
В конце 1990-х годов было налажено участие неправительственных экспертов в подготовке важных совместных решений в ядерной сфере. Эффективным началом этого процесса можно считать известный доклад американо-российской независимой научной комиссии по утилизации излишков оружейного плутония (1997 год), после которого была поддержана инициатива по использованию такого плутония в ядерных энергетических реакторах.
Фундамент для будущего
Тем не менее некоторые успехи 1990-х годов явились вполне надежным фундаментом для нового шага в российско-американском сотрудничестве в ядерной энергетике, когда к историческому опыту добавилась политическая воля.
Выдвинутая российским президентом инициатива по энергетическому обеспечению устойчивого развития человечества, высказанная в 2000 году на «Саммите тысячелетия», базировалась на очевидном прекращении застоя в ядерной энергетике и оказала влияние на мировой ядерно-энергетический процесс. Провозглашенная год спустя и «набирающая обороты» все эти годы национальная энергетическая политика США опиралась на сходные идеи. Эта новая энергетическая политика признала ядерную энергию стабилизирующим фактором экономического развития и экологически приемлемой частью энергетического выбора.
Очевидное сходство позиций двух президентов реализовалось в конкретные решения на их встрече в мае 2002 года. «Стартовой площадкой» нового этапа были соглашения по сотрудничеству, направленному на ликвидацию последствий прошлого ядерного противостояния: по переработке в России оружейного урана в низкообогащенный для АЭС США («мегатонны в мегаватты»), строительству хранилища для ядерных материалов на территории России, утилизации отходов реакторов российских АПЛ и ряду других.
Сторонами был объявлен план действий, содержащий в качестве ближайшей цели синхронизацию действий в рамках инициированного США Международного форума «Поколение IV» и предложенного Россией проекта МАГАТЭ по инновационным реакторам и топливным циклам (ИНПРО).
В целом, одобренная на высшем уровне двусторонняя активность начала века позволила выявить области взаимного интереса, обозначить нерешенные юридические и политические проблемы и наметить конкретный план действий.
Была продемонстрирована общность взглядов, существующая в США и России в отношении передовых ядерных технологий. Зафиксировано, несмотря на ряд расхождений, совпадение основополагающих целей. Стороны оказались «лицом к лицу» с необходимостью перехода в фазу практических действий.
Последующий период наглядно продемонстрировал «переходные проблемы». Представленный руководству двух стран доклад правительственных экспертов включал признание наличия «политических вопросов, которые сдерживают российско-американское сотрудничество в ядерной области». Это неодобрение со стороны США российского участия в ядерно-энергетической программе Ирана, которое не ограничивается критикой строительства АЭС «Бушер», но и конкретизируется в «отлучении» от американо-российских контактов отдельных научных организаций России.
Программа США по усовершенствованным реакторам до последнего времени ограничивалась коммерциализацией технологии ALWR. Исследования в области топливного цикла были существенно ограничены в 70–80-х годах и полностью прекратились в начале 90-х годов, причем большая часть исследовательской инфраструктуры просто исчезла. Поворот к «новой энергетической политике» руководства США и оказание необходимой поддержки промышленности представляет собой достаточно инерционный процесс.
Еще до состоявшейся в 2002 году достаточно успешной попытки согласования позиций по передовым ядерным технологиям Россия и США пошли разными путями в стремлении организовать международное сотрудничество по новым ядерным энергетическим системам (Международный проект МАГАТЭ ИНПРО и Международный форум «Поколение IV»). Добиться совместного участия в этих проектах удалось только в самое последнее время.
Воспоминания о холодной войне еще накладывают отпечаток на контакты ядерных специалистов. Не случайно, когда сегодня пришел черед американцев принимать наших участников совместной российско-американской группы по атомной энергетике, они выбрали местом встречи Вену.
О принципиальной проблеме – «соглашении 123» уже говорилось. Громкие обещания в Кеннебанкпорте еще должны быть подтверждены Конгрессом.
Новый этап опять был инициирован встречей двух президентов, теперь в Санкт-Петербурге летом 2006 года. К этому времени они почти одновременно выступили с двумя близкими по идее инициативами: международных центров ядерного топливного цикла (Россия) и глобального ядерно-энергетического партнерства (GNEP) (США).
Первая по времени, российская инициатива, по существу, приглашает мировое сообщество к сотрудничеству в создании «глобальной инфраструктуры, которая позволит обеспечить равный доступ всех заинтересованных сторон к атомной энергии┘ при надежном соблюдении требований режима нераспространения». На первом этапе это использование огромных возможностей российского разделительного производства.
Последовавшая вскоре американская инициатива GNEP стремится создать консорциум стран, владеющих чувствительными ядерными технологиями, для предоставления услуг ядерного топливного цикла развивающимся странам.
Эти инициативы, близкие по цели, хотя и имеющие понятные специалистам отличия, создают рациональную основу для надежд на практическую реализацию совместного плана действий. Упоминавшаяся российско-американская рабочая группа должна к концу года представить своим правительствам такой план. Мы продолжаем работать.
Недавно автор был приглашен авторитетным Американским ядерным обществом (ANS) выступить на его ежегодной конференции. Государственный департамент эту идею одобрил, но┘ в день окончания конференции. Автор просит его сто долларов за ненужную визу, доставшиеся народу США, считать вкладом в развитие российско-американского ядерного сотрудничества.
