Антон Зверев
Фото сайта donland.ru
Что происходит в секторе дополнительного образования детей (ДОД)? Эта система находится рядом со школой, но не вместе. Как их сопрячь в единый эффективный механизм? Об этом кандидат педагогических наук, журналист Антон ЗВЕРЕВ беседует с доктором экономических наук, директором Центра экономики непрерывного образования РАНХиГС Татьяной КЛЯЧКО.
– Татьяна Львовна, еще в 2021 году под началом академика РАО Александра Асмолова был разработан профессиональный стандарт «Педагог дополнительного образования детей и взрослых», его утвердил глава Минтруда Антон Котяков. Творчество педагога разбито в этом документе на трудовые функции, в числе которых жесткий отбор школьников, диагностика мотивов их поведения, объективное оценивание результатов. Как вам такой стандарт детских увлечений?
– Да полно вам, это бюрократические игры. Ставится галочка: «ФГОС утвержден», после чего снова можно жить как раньше. Хотя я уверена, что Александр Григорьевич хорошо выполнил свою работу.
– Вы не находите, что вести кружок под дамокловым мечом инструкций и угрозой санкций не совсем уютно?
– Не волнуйтесь, ни на что стандарты тут не повлияют. Педагог как жил себе, так и продолжает жить: занимается чем может и как умеет. Точнее, это может начать влиять, если родители будут недовольны работой учителя. Но это никак не связано, собственно, со стандартом, стандарт используется как инструмент. Не было бы стандарта, нашлось бы что-то другое.
Система образования Советского Союза славилась определенностью. Берем школу: ребенка должны были научить читать, считать, писать, ориентироваться в основных науках. Это была обязательная, жесткая, одинаковая для всех система. А рядом со школой начиная с 1918 года, как будто ей в противовес или в развитие, возник институт дополнительного образования детей – система не формальная, не жесткая, не обязательная. Зато здесь было все для развития – живопись, танцы, спорт, станции юных техников, натуралистов, краеведов… Причем необязательно в школе: в доме культуры, дворце пионеров, детском лагере. Фактически это была система индивидуализации, о которой теперь много говорится.
Получается, что задача обеспечить максимальный охват детей образованием была, во-первых, важна изначально. А во-вторых, она была осмыслена. Действительно, за базовыми навыками ты шел в одну организацию, а за тем, что можно было бы назвать по-современному индивидуализацией и персонификацией твоей образовательной траектории, – в другую.
Несколько забегая вперед, отмечу, что в перспективе имело бы смысл развести ДОД на несколько направлений, в зависимости от целей программ. Для дальнейшей профессиональной деятельности, в интересах государства – одно. Для человека, его самореализации – другое.
Теперь возвращаемся к нашей истории: дальше приходят очень умные люди и, не очень задумываясь, с чем имеют дело, говорят: «Мы переходим к индивидуализации, персонификации в школьном образовании». Прекрасно! Но если все нововведения реализуются в школе, то как минимум хотелось бы понять: а зачем мне тогда нужна система ДОД? И что такое «обязательное индивидуализированное образование»?
– Ждите ответа…
– А пока его нет (примерно с середины 90-х), все видят: в новой ситуации система ДОД живет по-старому. И нужно понять: а как происходящее внутри нее стыкуется с индивидуализацией в школе?
Одним словом, мы разбалансировали систему общего образования и теперь пытаемся ее какими-то странными способами опять сбалансировать. «Все дети должны быть охвачены дополнительным образованием»? Замечательно! Где? В школе! Но, опять же, кто бы объяснил, каким образом искусственно импортированная в традиционные классы сеть кружков стыкуется с основным образованием? Как эта передислокация отражается на деятельности педагога ДОД, если он видит, например, что учитель основного образования на каком-то отрезке «персонификации» оставил школьника без внимания? Он, клубный педагог, может в этот процесс вмешаться или нет?
Или, с другой стороны, имеет право учитель-предметник сказать специалисту по дополнительным программам: «Ты мне помоги развить у этого ребенка то-то и то-то, а я на уроке это дело закреплю». И что происходит, если эти две педагогические роли начинают совмещаться в одном лице? Они между собой как будут советоваться?
Если такие вопросы не проработаны, то это означает, что наша система образования не в состоянии нормально функционировать.
– Социологи отмечают, что родители ценят в кружках не столько содержание программ, сколько эффект личностного раскрепощения, который кружок производит. Ценят эту систему за хобби, друзей на всю жизнь, хорошее настроение, которое она дарит. Насколько обоснованны такие ожидания?
– Родители очень сильно изменились в последнее время. Они пытаются сделать ребенка инструментом собственной успешности. И для них школа, если она этому запросу не отвечает, начинает выполнять роль социального сейфа: отдали ребенка под присмотр, с ним ничего не случится, можно спокойно работать. А для того чтобы «человек из сейфа» выступал в качестве показателя моей успешности, я найму репетиторов, если смогу, или отведу его в систему ДОД.
– Если родителям безразличны прекрасные порывы их кровиночек, то что это? Признак эмоциональной глухоты, глубоких комплексов?
– Нет, это общая рамка того, что происходит в обществе, риски социальной конкуренции, если угодно.
– Образовательные предпочтения детей невероятно подвижны: вчера записался в один кружок, сегодня в другой, а что будет завтра? В Перми, например, внедрили программный продукт, учитывающий каждое посещение. При входе в класс система списывает «покупку» с персональной карточки ученика. Как вы считаете, нужен детям такой «счетчик вдохновений»?
– Пермь изначально была очень настроена на систему ДОД, на какие-то новые механизмы. Поэтому то, о чем вы сказали, укладывается в общую установку. Меня это (вы будете сердиться) мало волнует. Раз люди, которых озадачили «сменой парадигм», не всегда понимают, что они делают, то они могут делать очень многое, но смысл мало поменяется.
Нет, это не великая путаница, а внеисторизм. Точнее, я бы сказала, что это действие под лозунгом: «Мы знаем, как надо, и будем перестраивать весь мир образования под это «надо».
Возвращаясь к вашему вопросу: управленцы, когда им предложили другую модель организации образования, начинают ее, так сказать, рационализировать. То, что делает Пермь, называется рационализацией.
– Минувшей зимой в Telegram-канале Минпросвещения появилась новость: «Почти 3 миллиона из 17 миллионов школьников записались в технические кружки и еще 3 миллиона – в естественно-научные». Оказывается, в ДОД реализуется более 351 тысячи программ технического и 466 тысяч программ естественно-научного профиля.
– У меня вопрос: каким образом можно было так быстро увеличить ряды занимающихся в этих кружках?
Понимаете, когда вам приходится учить не в жесткой административной, а в добровольной системе, у вас один выбор – что называется, гореть своим делом, чтобы у детворы захватывало дух. Ребенок должен видеть конечный результат, красоту преображения сырого материала в нечто завораживающее. И поэтому преподаватель ДОД – это безумно сложно. Надо быть суперпрофессионалом и еще уметь это передать.
Мало того, это массовый институт. И потому, чем больше детей туда вовлекается, тем труднее подобрать для них учителей, помещения, деньги и прочее, и прочее. Но основная тема – кадры. Чем шире охват, тем больше проблем у этой системы, если она выстраивается честно.
– А что все-таки не так, на ваш взгляд, в эксперименте по внедрению сертификатов персонифицированного финансирования услуг ДОД, который продолжается в 72 регионах?
– Денег там мало. А где мало денег, невозможно научить ребенка падать, вставать и снова делать выбор. А если выбора нет, ребенок от него отрезан, выведен за боковую линию, о чем мы тогда говорим? Знаете, какое счастье, когда не получалось, не получалось – и наконец получилось! И неудачи, и успех надо учить детей переживать, и это тоже задача ДОД. Кстати, и обязательного образования… Но это другой разговор.
