Антон Зверев
На фото доцент факультета психологии МГУ им. М.В. Ломоносова Светлана Кривцова. Фото сайта psy.msu.ru
Школьному учителю сегодня остро не хватает времени на размышления, созерцание, разговоры с учениками. Об этой проблеме современной российской педагогики беседуют кандидат педагогических наук, журналист Антон ЗВЕРЕВ и психотерапевт, автор книг «Учитель и проблемы дисциплины», «Буллинг в классе. Как избежать беды?», ведущий научный сотрудник Федерального института развития образования (ФИРО) РАНХиГС, доцент факультета психологии МГУ им. М.В. Ломоносова Светлана КРИВЦОВА.
– Светлана Васильевна, сегодня взрослые граждане во многих странах не хотят, чтобы их детям ставили оценки в школе. Давно уже оценки, до 8-го класса включительно, упразднили Финляндия, Швеция, Норвегия. Учитель в общении с ребенком перестал быть ментором, «контролирующим и карающим собеседником». Что вы об этом думаете?
– Страна стране рознь. А вот в Германии, к примеру, их не отменили. Они стали предметом открытых переговоров детей, родителей, педагогов. «С этой оценкой мы не согласны», – так называется новая книга ведущего немецкого эксперта по школьному праву Томаса Бёма.
В Канаде, где заканчивала в свое время школу моя дочь, они тоже были. Но там учителю категорически запрещено обнародовать оценку – не важно, плохую или хорошую. Иначе учитель может потерять работу. Ты написал экзамен в январе, а оценку узнал не раньше апреля. На прямые вопросы «почему?» там отвечают уклончиво: «Ну да, мы проверили не торопясь. Нам хотелось увидеть, кто в чем силен, кому какой вуз или колледж порекомендовать на будущее».
Но хитрость в том, что ты не должен ждать! Таким образом, снимается невроз ожидания оценки. Ее сообщают, когда человек уже забыл, что написал и сдал контрольную работу. И дети очень быстро привыкают к этим этическим канонам. Они не оценивают друг друга «в баллах», да и собственные оценки узнают через приличное время после завершения работы. Никаких рейтингов учащихся. Оценки служат одной цели: понять, в чем силен этот конкретный ученик, что у него получается, и на основании этого предложить ему индивидуальную траекторию обучения.
В Канаде необыкновенно высокое качество среднего профессионального образования. Престижно и интересно получать «обыкновенные» профессии. Очень почетно работать шофером, кассиром или аптекарем. Но, заметьте, – хорошим шофером, классным кассиром, досконально знающим свое дело аптекарем. Подавляющее большинство учеников школ идут в колледжи, только 10% – в университеты.
– Кстати, в связи с немецким опытом. Честные «трехсторонние переговоры» вокруг оценок ученика практиковались и в нашей стране в середине 90-х. Один из инициаторов идеи «освобожденного классного воспитателя» (ОКВ) Олег Газман считал, что такой педагог должен защищать интересы и права ребенка перед учителями разных предметов.
– Это была отличная идея! Эксперимент имел триумфальный успех в самых сложных школах десяти крупнейших регионов, насколько я помню.
– В своих аналитических записках по итогам первого года превентивной и оперативной помощи детям в решении их индивидуальных проблем первопроходцы отмечали «резкое сокращение фактов неуспеваемости», «пропусков занятий по болезни», «явных конфликтов в классных коллективах». А вот цитаты из анкет родителей: «Заинтересовалась собственным ребенком, чаще заглядываю в школу», «Меньше стало собраний, потому как в них и нет необходимости: с ОКВ общаемся индивидуально»...
– Понятно: в школу пришел свободный человек – освобожденный (от преподавания уроков) классный воспитатель. Он знает детей не понаслышке, ведет профессиональный дневник наблюдений. У него есть своя «пионерская комната» в школе – дети текут к нему туда гурьбой на переменах и после занятий. В его лице «педагогика сотрудничества» как общая идея обрела реального проводника.
В какой-то степени развитием этой идеи можно считать то, что до недавнего времени еще могли делать в школе педагоги-психологи. Выслушивать беды детей, открыто говорить с ними на непростые темы. Например, в рамках ведения тренинговых программ. И, если нужно, обращаться за помощью к администрации школы или родителям.
А потом случилось то, что очень точно описал немецкий писатель Микаэль Энде в сказке «Момо». Помните: в мирный город пришли люди в сером и стали незаметно скупать время. Якобы ненужное. То, которое не тратят на что-то полезное и необходимое. Время размышлений, созерцаний, разговоров.
И жизнь в городе очень скоро превратилась в ад. Очень рекомендую эту книжку взрослым и детям. Сегодня педагоги все свое время тратят на формальные отчеты. Статус, зарплата, квалификация учителя определяются качеством не работы с детьми, а оформленных отчетов.
– Как вы относитесь к «прописавшейся» с 1 марта 2021 года в десяти пилотных регионах должности советника по воспитанию при директоре школы?
– Сама должность «советник по воспитанию» еще несколько лет назад выглядела бы странно. Ведь директор школы – прежде всего уважаемый сильный педагог, индивидуальность, лидер. Харизматичный человек, о котором помнят всю жизнь.
Сегодня таких лидеров все меньше. Вместо них приходят менеджеры, лишенные каких-либо качеств, необходимых воспитателю. Их функционал – транслировать требования сверху. И поскольку у таких руководителей нет и не может быть воспитательного потенциала, им, конечно, теперь нужен советник по воспитанию. Мне кажется, нормальный директор и нормальный учитель должны почувствовать себя оскорбленными. Что будут делать эти советники?
Возвращаясь к теме «освобожденного классного воспитателя», подчеркну, что я с огромным пиететом отношусь ко всему тому, что придумал и сделал Олег Семенович Газман. Это действительно был человек, который знал, чем занимается. В отличие от многих нынешних теоретиков образования. Идея педагогической поддержки (ОКВ) вполне могла бы и должна стать базовой в индивидуальной работе с учеником.
Другое дело, что школе тогда потребуется разрешение строить процессы вокруг личности ребенка. А сейчас она строит их вокруг документооборота.
Представим себе, что у нас появляется освобожденный учитель... Да не могу я себе это вообразить! Система быстро приберет его к рукам, и он будет писать бумажки целыми днями. Сегодня самая большая угроза, которая сводит на нет даже такие красивые и общепризнанные инициативы, в том и состоит, что у школы вообще отобрали время. На то, чтобы быть внимательным, наблюдать. Хоть немножко собраться с мыслями среди хаоса лиц, деловой почты, формальных мероприятий. Дать себя затронуть чему-то. Потому что суть вещей открывается только тогда, когда ты затронут.
Но для того, чтобы позволить себе это состояние, надо остановиться на бегу. А люди в сером не дремлют, наперед придумывают столько бумаг, что ты опять побежишь, спотыкаясь.
Есть два способа повзрослеть, один – стать конформным безличностным социализированным индивидом. Второй – стать индивидуальностью. Единичным. Второй способ труднее, но в результате ты становишься творцом. В том числе и себя, своей жизни.
Школа раньше хотя бы в теории претендовала на раскрытие личностного потенциала, а иногда и немало делала для этого. Сейчас планка – информированный пользователь. Ученики, наделенные чувством достоинства, пугают учителей.
Но даже осознанно снизив планку, идеологи образования не учитывают простые психологические законы. Чтобы человеку захотелось стать лояльным к своему коллективу, школе, государству, он должен сначала почувствовать, что его видят. Чтобы брать из чьих-либо рук некую правду и ориентиры в жизни, для этого у ребенка должно быть чувство, что «этот взрослый – за меня». Плюс общий опыт добрых отношений. «Он меня понимает, дает право быть моим ценностям, может поговорить на эту тему», – делает вывод ребенок. Не так много ему, по сути, и нужно.
