Ксения Короткова
Юное поколение скоро будет знать английский лучше родного языка. Фото Pixabay
Современный мир науки и образования говорит на английском языке. 40% мобильных студентов выбирают англоязычные страны: США, Великобританию, Австралию и Канаду. На 33 тыс. рецензируемых англоязычных журналов приходится только 9 тыс. неанглоязычных. Среди этих 9 тыс. языковое разнообразие неуклонно сокращается. В 2018 году в России было выпущено больше книг на английском, чем на языках народов страны. В таких условиях кажется, что единственный путь развития национального образования – переход к преподаванию на английском языке.
Однако все начало меняться с появлением нейросетевых переводов. В отличие от статического перевода по словам нейронный переводчик работает со структурой предложения, распознавая целые сегменты и формируя фразы и абзацы. Другим серьезным прорывом стала возможность машинного обучения.
Весной 2019 года Google заявил о разработке уникального голосового переводчика, который не только распознает и переводит речь, но и воспроизводит перевод, имитируя тембр и манеру говорящего. Большинство переводчиков используют базовую каскадную модель: сначала выполняется распознавание и транскрибирование речи, затем осуществляется машинный перевод полученного текста, после чего текст преобразуется в аудио. Отказ от каскадной модели синхронного перевода позволяет синтезировать спектрограмму с речью на другом языке непосредственно из исходной аудиозаписи без промежуточного преобразования аудио в текст. Тестирование показало, что новый алгоритм пока уступает каскадным моделям, но, как говорится, побеждает не тот, у кого лучше алгоритм, а тот, у кого больше данных.
Развитие технологий перевода позволяет предположить, что языковой барьер будет взят в обозримом будущем. Даже если искусственный интеллект не способен пока достичь качества авторского художественного перевода, он вполне может обеспечить рабочий перевод лекции и учебного материала. Вопрос в том, как скоро это произойдет.
Ответ определяет стратегию государственной политики в сфере образования: инвестировать в сиюминутный перевод образовательных программ на английский язык или надеяться на ударные темпы развития искусственного интеллекта.
Приходится признавать, что количество иностранных студентов, способных осваивать учебные программы на русском языке, падает. По данным Социоцентра, число изучавших русский в 2004 году составляло 51,2 млн человек, а в 2018 году сократилось до 38,2 млн человек. Во многом тенденция определяется политическими факторами. Так, с 1 января 2019 года прием студентов на программы обучения на русском языке в частных университетах и колледжах Латвии запрещен Сеймом.
При этом повсеместный переход на английский язык в рамках экспорта образования несет существенный риск потери традиционных образовательных рынков: Казахстана, Туркмении, Узбекистана, Украины и др. В рамках программы «Научно-методическое, методическое и кадровое обеспечение обучения русскому языку и языкам народов Российской Федерации» Минпросвещения России планирует выделить на продвижение русского языка 7,4 млрд руб. Кроме того, количество русских школ в странах СНГ должно вырасти с 165 до 225 до 2025 года, что говорит о потенциальном увеличении количества русскоговорящих иностранных абитуриентов.
Сохранение русскоязычных программ стоит также воспринимать как эффективный инструмент реализации мягкой силы. Эту стратегию успешно применяет Франция, инвестируя в формирование франкоязычных сообществ за рубежом. Французский является официальным языком не только для глобальных организаций, таких как ООН и ЮНЕСКО, но и для региональных объединений (например, Организации исламского сотрудничества). Сегодня французским в мире владеет 274 млн человек, и Франция активно продвигает образовательные программы на французском языке.
Структура международного рынка образования неоднородна. Уровень мобильности студентов растет вместе с уровнем образования. Только 4% международных бакалавров участвуют в программах академической мобильности, тогда как среди молодых ученых (аспирантура, докторантура) мобильны 22%. Таким образом, принятие решения о переводе программы должно определяться сообразно уровню образования.
Что касается самой многочисленной категории академической мобильности – молодых ученых, – то здесь помимо преподавания возникают еще трудности создания научного контента. Стержневым языком большинства нейронных переводчиков является английский. Это значит, что при переводе с русского, скажем, на китайский текст сперва конвертируется на английский, а уже потом на китайский. Очевидным образом это отражается на качестве перевода. То есть самой стратегией остается перевод с национального языка на английский и наоборот. Вопреки ожиданиям развитие технологий перевода не развивает науку на национальных языках, а укрепляет гегемонию английского. При этом создание научного контента зачастую сопряжено с формированием нового понятийного аппарата, корректный перевод которого не сможет обеспечить искусственный интеллект. Таким образом, на первый план выйдут проблемы научной редактуры и научного руководства на иностранном языке. Это актуально не только для подготовки научных статей, но и для разработки онлайн-программ. В условиях глобализации рынка образования и отсутствия языкового барьера качество научной редактуры машинного перевода может оказать решающее влияние на конкурентоспособность контента.
Важно понимать, что широкое использование нейропереводчиков в образовании не ограничивается переводом образовательного и научного контента. Коммуникация между участниками процесса также будет осуществляться с использованием переводчика. Следовательно, возникает риск «атаки посредника» (man in the middle). Это вид кибератаки, при котором осуществляется вторжение в канал коммуникации для искажения информации. Искажение информации в массовом образовании может привести к манипуляции сознанием обучающихся, формированию правдоподобной, но искаженной картины мира, способной в дальнейшем привести к новому этапу геополитической напряженности.
комментарии(0)