Между казармой и сотрудничеством

Жизнь современной школы уже немыслима без сотрудничества ученика и учителя. Фото PhotoXPress.ru

В 1987 году 100-тысячным тиражом из печати вышла книга Симона Соловейчика «Педагогика для всех», которой прочили участь бестселлера. Однако настоящей педагогикой для всех станет, словно бы по иронии судьбы, совсем другое сочинение – созданный за неделю в подмосковном Переделкине тем же пером и изданный миллионным тиражом «Учительской газеты» легендарный манифест учителей-новаторов «Педагогика сотрудничества» (октябрь 1986 года).

Действительно, жизнь вне сотрудничества немыслима. Если же говорить о школе, о сотрудничестве в школе, то последняя всегда была и остается, как это ни горько, институтом принуждения, насилия над личностью и, следовательно, территорией взаимного отчуждения людей. «Учитель и ученик не сотрудничают, а противостоят друг другу в классе», – писали авторы концепции общего среднего образования ВНИК «Школа» (1988). И это, безусловно, так. Любой специалист по юриспруденции вам подтвердит, что основные игроки на поле педагогики это, на языке законодательства, тот же начальник (подданный государства) и приставленный к нему юридически неправомочный холоп, а не свободные сограждане и уж определенно не сотрудники. Как быть?

Ответ парадоксален, но единственен – наладить подлинное плодотворное сотрудничество в классе… между принуждаемым и принуждающим. Но легитимное, чтобы права сотрудников охранял закон. В противном случае (а мы как раз в нем, именно в этом «противном случае», сегодня и живем) школа неумолимо тянет за собой все общество в казарму, в камеру сколь угодно длительного хранения и безнаказанной стандартизации всего живого, мыслящего, непокорного и уникального.

Несколько лет тому назад в публичной лекции один из академиков Российской академии образования страстно доказывал: сотрудничество в классе не имеет ничего общего с вульгарным действием по типу «услуга за услугу», «дашь на дашь», «ты мне, я тебе» и прочее. Это ни в коем случае не сделка, не примитивный обмен чем-то сиюминутно полезным, персонально выгодным и индивидуально ценным. Это действие как таковое, диалог сам по себе, исключительно альтруистичный, отрешенный от всего мирского, приземленного и плоского.

Допустим: видимой выгоды (а стало быть, и смысла) от сотрудничества в школе никакой, оно представляет собой, по существу, дистиллированное человеколюбие, акт самоотрицающего героизма юной личности, почему-то приносящей себя, свое право на самоопределение, прописанное в профильном законе, на алтарь отечества. Пусть так. И все равно некуда деть вопрос: зачем тогда без устали они общаются друг с другом и с учителем, с настольной книгой и любимым ноутбуком? Только ли чтобы осуществить право на образование, все более похожее в реальности на нечто прямо противоположное, судя по тяжести последствий?

Всякая человеческая деятельность подчинена конечной цели – тесту достижения (учит нас логика). В чем же он состоит, тест достижения ученика? Целью любой минуты жизни, реплики, поворота головы и шевеления (а стало быть, и сотрудничества) ребенка на уроке является получение положительной отметки, сумма которых воплощается в итоговом документе, отражающем успехи его обладателя. Вот она, юридическая цель, приводящая ребенка на урок: сперва оценка, а позднее аттестат. Неужели академик РАО ее ненароком не приметил?

Общество проверяет «качество» своих детей и школы по оценкам в дневниках. Из-за плохих оценок наши дети порой сводят (в жаркие дни июньских стрессов) счеты с жизнью и с учителями, возмущенные отцы идут войной на сыновей, школьные министры (не у нас, пока только на Западе) с позором покидают свои кресла. Фетиш оценки и сводит этот школьный мир с ума.

«Торгу нет места в школьном храме!» – повторяют видные политики и седовласые научные светила. А на самом деле?

Торгу на самом деле нет конца. Но акт купли-продажи налицо: школа в качестве залога за известный документ, по сути, покупает манекенную послушность ученика. Общество в благодарность за наполовину лживую бумажку платит образованию «натурой» – безупречно неподвижным административно-кабинетным детством собственных детей. А по сути, маленьких рабов.

Точка манипуляции – здесь. Общество в счастливом неведении полагает, что альтернативы односторонней авторитарной учительской оценке нет в природе. Ну, а на самом деле?

Есть альтернатива. Это «рыночная», студийно-клубная оценка детворой успешности учителя. Это, например, эксперимент «Парк открытых студий» – новое постшкольное пространство, созданное коллективом под руководством выдающегося реформатора образования Александра Наумовича Тубельского (1940–2007). Именно этот человек вместе с командой преданных единомышленников впервые «открыл» учителей и учеников (пяти-, семи- и девятиклассников) для взаимной оценки, то есть для голосования поступками, голосами и ногами тех, кого все манифесты мира объявляют «центральной фигурой образования».

Обычная государственная школа открыла у себя 30 самых разных студий, от кулинарной до чертежной. Плюс по классическим школьным предметам. Детям предложено выбрать студии по душе – создать свой «паркинг». Обсуждая с тьютором самостоятельно составленное расписание, школьник учится обосновывать свои решения, прогнозировать результаты. То же и на занятиях: выбирая задание (тему), рабочее место, партнера по проекту, ученик становится активным соавтором студийного процесса.

Итоги подводятся на общих сборах раз в полмесяца. Другой вариант – «игра в слонов», когда ученики расплачиваются с мастерами за оказанные им услуги «слониками» – самодельными деньгами. Сумму оплаты и прирост личных знаний определяют сами покупатели услуг – ученики. Это позволяет им лишний раз задуматься над эффективностью своей работы в парке.

Стоп, а куда девались старые привычные оценки? Но ведь не все же выбрали «парк». Многие остались в классе. Да и те, кто «вышел в парк», всегда могут вернуться в класс, где действует обычная пятибалльная оценка.

В этом и достижение: если обычная оценка (сверху вниз) строит безропотного исполнителя, приобретателя, то встречная студийная оценка (снизу вверх) – никого не строит вообще. Ибо она и есть сам человек, его самооценка и свободный выбор своей педагогики сотрудничества и своего собственного персонального сотрудника в школьном расписании.

Рыцари классно-урочной процедуры полагают всю свою энергию на то, чтобы очистить эталон от примесей – то есть чистоту идей Яна Коменского от всяческих зловредных элементов рынка. Но на практике решить эту задачу можно, лишь подавив в зародыше саму идею о сотрудничестве взрослых и детей.

Эксперимент Тубельского доказывает, что наверняка пресечь все покушения «черного рынка» на священную классно-урочную систему можно лишь одним путем – противопоставив ему белый, настежь распахнутый рынок открытых парк-классов, парк-студий и парк-мастерских.