Светлана Гамзаева
Фото со страницы митинга в социальной сети
В субботу на Суворовской площади в Москве прошел митинг «За науку и образование». Впрочем, не только в столице, но и в других городах состоялись аналогичные акции.
Странная у нас страна, где постоянно приходится защищать самое ценное, что есть. И непременно это самое ценное оказывается в крайней ситуации выживания (во всех смыслах этого слова – и когда тебя усиленно выживают, и когда тебе приходится отчаянно выживать).
Очевидно же, что главный потенциал России – не нефть, не газ, а человек. Наши предки не раз это доказывали. А сегодня, в условиях постиндустриальной цивилизации, эта истина становится тем более очевидной. Но именно этот ресурс, человек, у нас ценится меньше всего. И не только на государственном уровне (оно ж только наше зеркало – государство), но и на бытовом – любом. Личность, ее достоинство отнюдь не приоритет общепринятых ценностей. Чтобы в этом убедиться, можно заглянуть, например, в обычную провинциальную больницу, да не только туда.
Наш главный ресурс – это также наши мозги и сердца, наша национальная душевная анатомия. Интеллектуальный и духовный потенциал. Изобретательность, сообразительность, сноровка, как у знаменитого Левши, что подковал блоху у Лескова. Оригинальность научной и инженерной мысли. То, чем традиционно славится российская наука. Славится, да не ценится внутри страны.
Об этом еще Владимир Высоцкий пел, 40 лет назад призывая «доцентов с кандидатами» поехать на Тамбовщину собирать гниющую картошку: «Вы можете прославиться почти на всю Европу, коль с лопатами проявите здесь свой патриотизм». Сегодня это настроение кажется еще более актуальным, чем в 70-е.
И если бы над отношением к ученым в нашей стране можно было только стыдливо посмеяться вместе с Владимиром Семеновичем – это еще полбеды. Но история отечественной науки – это прежде всего героическая сага о гениальных людях, которые были оболганы, осуждены без вины и продолжали работать на грани жизни. Погибали, но совершали великие открытия. Вопреки всему. Сколько удивительного и бессмертного было придумано, сформулировано, доказано в сталинских шарашках. И сколько абсурдного и постыдного происходило вокруг этих открытий.
Например, знаменитый наш вирусолог и бактериолог Лев Зильбер. Сначала он прекращает эпидемию чумы в Нагорном Карабахе, и его тут же обвиняют в диверсии – распространении той же чумы. Он попадает в лагерь, освобождается, продолжает научные исследования. Открывает возбудителя клещевого энцефалита на Дальнем Востоке, выявляет переносчика болезни – клеща, останавливает еще одну страшную эпидемию… и снова обвиняется в диверсии, в намеренном распространении уже этой инфекции. Пытки, допросы и опять лагерь, теперь за полярным кругом, в нечеловеческих условиях. Заключенные погибают от голода и авитаминоза – от пеллагры. И он придумывает выращивать на ягеле, оленьем мхе, дрожжи – богатый источник витаминов группы В. Спасает множество людей. За что из зоны попадает в шарашку, где формулирует свою знаменитую вирусную теорию происхождения рака. Пишет ее на папиросной бумаге и передает своей бывшей жене, коллеге, знаменитой Ермольевой. С ее помощью получает заступничество Сталина…
Но разве такой биографии достоин великий ученый? Как и Николай Вавилов, умерший от пеллагры в саратовской тюрьме. «Сдох как собака. Именно от этой болезни издыхают бездомные собаки», – сказал об этом в своей знаменитой речи о Вавилове другой ученый, знаменитый генетик Владимир Эфроимсон. Он, сам два десятка лет проведший в лагерях, оставался генетиком и тогда, когда та была объявлена «продажной девкой империализма»…
Казалось бы, наша наука наполнена горьким опытом, который может стать лекарством от рецидивов старой болезни. Ее героическая история должна была бы выработать стойкий иммунитет от обесценивания, преследования, мракобесия.
Но почему-то наше прошлое так и осталось с неизвлеченным корнем. И российским ученым опять приходится вставать на защиту самих себя и отечественной научной мысли.
Казалось бы, общественный протест в стране сошел на нет. Но они собрались в эти выходные – по разным оценкам, только в Москве около 3 тыс. человек. И говорили, что думают и чего боятся. И, наверное, боялись говорить.
И кажется, что лесковский Левша продолжает умирать в нашей стране, опять и опять предупреждая, прежде чем последний раз перекреститься, чтобы ружья у нас кирпичом больше не чистили, а то они после этого не стреляют. И просит, чтобы передали эту мудрость государю. Но ничего не происходит. Левше так и не удается найти покой. А государь остается в неведении.
Дарья Гармоненко