Наталья Савицкая
Оказаться на обочине ЕГЭ – это значит оказаться на обочине жизни.
Фото Алексея Калужских (НГ-фото)
Конечно, родители практически во всех странах бьются за высшее образование своих детей. Но есть некоторые отличия в этой борьбе. Например, в Японии, где обучение в частном вузе намного дороже, чем в государственном, а хорошая работа и карьера зависит от уровня образования, основная борьба разворачивается за главный приз – обучение в высшем государственном учреждении. Но при этом борьба начинается для японского школьника очень рано. Надо быть очень хорошим детсадовцем, чтобы поступить в престижную начальную школу. После шестилетней начальной школы надо умудриться попасть в приличную среднюю (где учатся три года). А из нее – в лучшую высшую школу (тоже три года). И каждое восхождение на новую ступень познания – это жесткий конкурсный процесс. Кадры хроники иногда показывают нам, как сильно переживают родители и школьники неудачи при поступлении в вуз. В Японии, конечно, как и при любой тестовой системе, тоже есть «натаскивание» на экзамен, но оно осуществляется в учреждениях дополнительного образования. Это довольно дорогое удовольствие для родителей, годовой курс может стоить в переводе на наши деньги около 400 тыс. руб. И не все родители на это идут. Но зато ребенок, не получивший этого дополнительного образования, почти не имеет шансов поступить в приличный вуз.
Что же получается у нас? У нас можно экономить на приличном начальном образовании для ребенка, даже на нормальном среднем, но зато совсем не принято скупиться на взятку «энергичным людям» при поступлении на бюджет в престижный вуз. Почему? Почему не вкладываются в детей на более раннем этапе, а охотно идут на взятку? Хотя, как говорил экс-ректор Российской экономической школы Сергей Гуриев, «личные инвестиции в высшее образование приносят до 10% годовых, а то и больше».
Тем более странно, что, заплатив за поступление в вуз, родители потом продолжают платить за каждый экзамен, затем за то, чтобы приняли на работу. А затем они же вынуждены участвовать в махинациях работодателей, чтобы их детей не выгнали с работы. Недавно мне рассказывала моя студентка, проработавшая год в одном государственном информационном агентстве: «У нас в отделе работают два человека, принятые после звонка «сверху». Ничего не знают, ничего не умеют, ничего не делают, но исправно получают в разы больше тех, кто пашет с утра до вечера. Приходят на работу, сидят, пьют кофе, мило болтают по телефону…»
Сегодня много говорят о том, что кавказский балл по ЕГЭ надо делить как минимум на два. А кадры РИА Новости показывают женщин в платках с мобильными телефонами в руках, дежурящих в школьных дворах во время сдачи ЕГЭ. Но я вспоминаю, как еще до введения экзамена на чествовании первокурсников юридических факультетов и факультетов управления университетов Москвы, включая и РГГУ, и МГУ имени М.В. Ломоносова, можно было тоже увидеть уроженцев кавказских республик, как правило, плохо говорящих на русском языке. То есть традиция жива. Любопытно, что делают с купленными вот таким способом юридическими дипломами и местами? Один мой приятель никак не может решить совсем простое дело в Одинцовском суде города Москвы. Откладывается суд и откладывается в нарушение всех формальных процедур. Стали выяснять, в чем все-таки дело. Оказалось, судье – чуть больше 30 лет, вместо положенных 40 дел он ведет 400. Да какое тут дело до законности!
