Наталья Савицкая – Алексей Викторович, влияют ли каким-то образом политические отношения с нашими бывшими союзниками по соцлагерю на сотрудничество наших и зарубежных ученых и преподавателей?
– С одной стороны, у нас остались научные контакты со странами Западной Европы, которые, правда, до сих пор больше напоминают отношения «учитель – ученик», с другой стороны – наши ближайшие соседи из стран Восточной Европы стремительно покидают наш стан, стремясь как можно быстрей от нас изолироваться. Уже понятно всем, что политики, пришедшие на смену прежним руководителям в этих странах, пришли с националистическими настроениями. Наши соседи спешат быстрей избавиться от клейма «младшего брата» и ведут порой себя при этом агрессивно. Понятно, что друзей в политике не бывает, и правительство ведет себя всегда так, как ему удобно и выгодно. Но в руках правителей сосредоточены финансовые средства, и поэтому ученые зависимы от своих правителей. Конечно, агрессия – это не лучший способ ведения диалога, и мы все это уже проходили, когда от нас отошли еще первые союзники по социалистическому лагерю. Все это уже было┘ Но для нас, ученых, в этой обстановке крайне важно восстановить утерянные связи и наладить диалог. Прошедшая в МГУ имени М.В. Ломоносова конференция как раз была знаковой в этом смысле. Во-первых, она показала, что страхи наших соседей о нашей гегемонии преувеличены. Прежние и навязанные у нас и у них стереотипы не работают. Нам показалось, что наши соседи связаны по рукам и ногам новыми обязательствами, что грозит им потерей своей самобытности. Но, оказывается, ничего такого нет. И более всего на свете они боятся потерять свою независимость и самобытность. Во-вторых, мы обнаружили, что страны, которые еще недавно были в арьергарде, сегодня активно развиваются. В-третьих, нам теперь абсолютно ясно, с нами хотят дружить. Потому что путь к Западу оказался не так прост, и союзных вещей больше, чем им и нам казалось.
– А если мы говорим об этом в контексте подготовки управленцев, то┘
– А здесь это вообще главная задача. Если мы научим своих управленцев работать в этой новой системе ценностей и на ведущие посты в государственном и муниципальном управлении придут серьезные профессионалы, а не люди с улицы, с маргинальными взглядами самых левых оппозиций, то будет легче и лучше жить всем нам.
– У вас с вашими коллегами из-за рубежа есть уже сегодня единство взглядов на управленческую науку?
– Прежде всего надо помнить, что наука управления вообще молода, и многие вещи здесь происходят на уровне эмоций. Предложения «Я так считаю», «Я уверен» звучат здесь чаще, чем где-либо. На Западе науке управления чуть за 50, а у нас не более 15. Все науки проходили тернистый путь своего становления. И математика была такой же в самом начале своего развития. Управленческая наука динамично развивается. Диалог есть, взаимопонимание будет.
– Вступление России в Болонский процесс каким-то образом откорректировало ваши планы по подготовке специалистов-управленцев?
– Болонья сегодня задает основные тенденции развития образовательных систем Европы, и пока у всех ее участников (а это более 40 стран) больше вопросов, чем ответов, но┘ о неких общих эталонах (или стандартах) образования речь все же не идет. Что и хорошо. Причины же возникновения самой Болонской декларации ясны – Европа объединяется. Если молодой человек за время учебы поменяет несколько университетов в разных странах Европы, то это только благоприятно скажется на дальнейшей его карьере. Но мы, говоря о Болонском процессе, упускаем один важный момент. Это тенденции, происходящие в самой Европе. Там высокое материальное положение, и им нужны крепкие клерки и спецы, обслуживающие эту хозяйственную машину. У них дефицит специалистов высокого качества. А такая подготовка у себя дома – слишком затратное удовольствие. Высококлассных спецов легче импортировать из Индии, Китая и России. В этом своем движении к Болонье Европа, кстати, не едина. Не все принимают и понимают такой вектор образовательной политики. Что касается России, то у меня впечатление, что пока положения Болонского процесса трактуются и используются чиновниками узко в своих целях. Надо срочно провести в жизнь какое-то решение (ЕГЭ, например), и это делается под предлогом необходимости, исходящей из решений Болонского процесса. Мое личное отношение к этому процессу двоякое. Если мы хотим, чтобы наши самые талантливые преподаватели быстрей уехали на Запад, давайте способствовать нашему быстрому вхождению в образовательное пространство Европы. Только вот обратного процесса не будет. Западная профессура сюда не поедет. Деньги у нас не те. А для того, чтобы наше образование стало привлекательным для клиентов, оно должно как минимум вестись на английском языке. К тому же в этом случае нам надо срочно что-то делать с куплей-продажей дипломов о высшем образовании.
– Последней репликой вы фактически подняли тему качества нашего высшего образования. И я не могу не спросить вас, как вы относитесь к тому, что в очень многих вузах сегодня готовят в массовом порядке менеджеров и юристов.
– Я возьму три среза этой проблемы. В переходный период перед нами достаточно остро встали задачи преодоления элементарной юридической и экономической безграмотности нашего населения. И ничего плохого, что человек получает дополнительно еще и зачатки таких знаний, я не вижу. Другое дело, когда у вуза нет денег. Когда он брошен государством и находится на грани выживания. Открытие таких специальностей для него – просто элементарный источник выживания. И получается в итоге очень большая халтура. Хороших преподавателей по этим наукам у нас так же мало, как нобелевских лауреатов. К тому же переизбыток выпускников этих специальностей тоже ни к чему хорошему не приведет. Существует незыблемый постулат: чем больше в стране людей заняты производственным трудом, тем более развита экономика страны. У нас пока же все наоборот.
