Фото Reuters
В последние месяцы Израиль разрушил «правила игры» в противостоянии с Ираном и его «прокси-силами». За десятилетия столкновений региональные противники выработали негласные рамки реагирования, которые, с одной стороны, помогали им сохранить имидж при серьезном конфликте интересов, а с другой – давали возможность обуздать масштабную эскалацию.
Первые осязаемые «стандарты конфронтации» появились в 1996 году. Тогда еврейское государство провело против «Хезболлы» операцию «Гроздья гнева», которая закончилась неформальным соглашением.
Примерно такой же сделкой в 2006 году закончилась Вторая ливанская война – очередной кровопролитный конфликт между Израилем и «Хезболлой». Согласованные по итогам этой кампании «правила» были сосредоточены на локализации взаимных обстрелов конкретной пограничной зоной. Это спорная территория на стыке рубежей Сирии, Израиля и Ливана, незаселенность которой минимизировала риски гражданских потерь.
В относительно предсказуемых и очевидных рамках протекала и непосредственная конфронтация между Израилем и Ираном. Обе страны если и проводили друг против друга силовые операции, то на уровне точечных диверсионных вылазок или столкновений на других, соседних аренах. При этом, казалось, каждая из сторон понимала опасность нарушения «стандартов» и поэтому действовала сравнительно прогнозируемо.
С полномасштабной войной в секторе Газа, начатой в октябре 2023 года в ответ на прорыв израильской сухопутной границы, «правила игры» размылись. Правительство Биньямина Нетаньяху показательно повышает порог насилия против не только иранских «прокси-сил», но и самого Тегерана. В апреле еврейское государство нанесло прямой удар по консульству Исламской Республики в Сирии, а в июле устранило политического лидера ХАМАС в иранской столице.
Ключевой опасностью этих военных решений стало бессистемное, неуправляемое стремление Израиля унижать противника без оглядки на последствия. На фоне всех потрясений Нетаньяху пытался сохранить за собой имидж сильного лидера, не поддающегося давлению со стороны администрации президента США. При этом еврейское государство максимально использовало свое привилегированное положение в клубе региональных союзников Вашингтона, рассчитывая на его безусловную военную поддержку и на посреднические услуги.
Предполагалось, что распутывать все возникавшие за последние десять месяцев конфликтные узлы должны преимущественно зарубежные посредники. Так, после убийства Исмаила Хании администрации Джозефа Байдена пришлось активировать свои каналы связи с иранским руководством, чтобы предупредить о рисках эскалации и убедить его пересмотреть характер военной реакции. По той же модели американская дипломатия действовала в Ливане. Сам же Израиль показывал минимальную заинтересованность в мерах по деэскалации.
Нынешний этап конфликта между Израилем и Ираном не только рушит прежние «стандарты конфронтации», но и не предлагает механизмов и форматов выработки новых. Стороны теперь снимают с себя ответственность за пересечение порога насилия, а силовые акции превращаются в проверку пределов терпения друг друга. Но если в прошлом Израиль чувствовал уверенность благодаря своему военному превосходству в регионе, то сейчас его «ястребиная» позиция выглядит как минимум наивно с учетом растущего технического потенциала иранских «прокси» и степени их координации. Такие пропорции могут сделать Ближний Восток заложником неуправляемой военной ситуации, в которой выстраивание нового баланса покупается очень высокой ценой.
Дмитрий Тараторин 
Константин Ремчуков