На фото работа избирательного участка в СИЗО "Кресты" на выборах ПРЕЗИДЕНТА РФ в марте 2024 года. Фото сайта upchspb.ru
«Кандидатом представлен съемный носитель, на котором отсутствует папка KandList, содержащая файлы в формате.txt и формате.kdl», – говорится в шести решениях одного из теризбиркомов Петербурга об отказах в регистрации. Требование явно вводилось для удобства: создать папку и преобразовать файлы – это всего лишь несколько жестов и минут. Так почему же кандидатам не дали времени, чтобы исправить ситуацию? Кстати, комиссия и сама могла бы пошевелить мышкой, а не подкарауливать мелкие ошибки.
Эта история – образчик, условно говоря, темной стороны цифровизации электоральных процедур. Есть и другие ее иллюстрации – более глобальные. Например, электронный реестр избирателей применяется, но нет удаленного сбора кандидатами подписей граждан с помощью данного инструмента. Указание на такую возможность в избирательном законе есть, но с двумя уточнениями. Во-первых, собирать можно не больше половины, во-вторых, разрешать применение такого сбора должны регионы, которые максимальную планку могут только снижать, а не повышать.
В этом же ключе выстроено и дистанционное электронное голосование (ДЭГ). Общественные контрольные институты так и не включены в блокчейн в виде отдельного независимого сервера, наблюдать можно лишь за циферками на дисплеях. Хотя не раз было сказано, что это не самое лучшее решение: подрывать реноме прогрессивной и реально удобной технологии ради сиюминутных или максимум тактических задач. Но раз ДЭГ все больше используется для контроля именно электорального поведения граждан, приходится признать, что для властей это, видимо, все-таки стратегия.
Она выражается в том, что негативным концом палки цифровизации бьют по пассивному избирательному праву – участвовать в выборах в органы управления в качестве кандидата. Реализацию этого права власти сделать более удобным явно не собираются, что подтвердит почти любая поправка в выборный закон. Напротив, все более удобным для населения делают осуществление активного избирательного права. Уже скоро на участки вообще можно будет не ходить, проголосовав через гаджет буквально на бегу.
Это, конечно, видимый прогресс по сравнению с советской системой, но фундаментально различий все меньше. Гражданин имеет полное право голосовать за представителей власти, вопрос же о том, откуда они в бюллетене взялись, волновать никого не должен. И для большинства людей это действительно вполне комфортная парадигма – как тогда, так и сейчас. Поэтому, видимо, следует признать универсальной ту модель организации выборов, которая сейчас испытывается в СИЗО.
Обитатели более чем 30 изоляторов смогут проголосовать в родных им регионах, не уходя из-за решетки. Пока еще бумажным бюллетенем, но Центризбирком видит перспективу в таких цифровых машинах, которые не нарушат тюремного режима, считая главным достижением явку арестантов почти в 100%. Никакой политагитации там, конечно, не бывает, однако активное избирательное право превыше всего, ведь эти люди еще не признаны виновными, заявляют власти. Якобы забывая, что тогда есть и право пассивное. И хотя все инстанции, начиная с Конституционного суда, подтверждают, что гражданин, находясь в СИЗО, может претендовать на статус кандидата, если это разрешит следователь, ни один ни разу не разрешил.
При этом тюремный идеал – полная советизация выборов работает без сбоев в спокойные времена. Во времена же кризисные отстраненность гражданина от власти оборачивается неприятностями для страны, которые, наверное, нет смысла перечислять. И еще хотелось бы, чтобы нынешние власти не придерживались той электоральной стратегии, которая уже приводила на грабли. Наверное, они уверены, что четко знают расположение ловушек. А что, если все же нет?
Екатерина Трифонова 
