Фото REUTERS
Октябрь 2023 года войдет в историю как месяц, с которого процесс расширения ЕС, как еще совсем недавно казалось, застопорившийся на десятилетия, возобновился. Впервые за двадцать лет начинается предметный, а не на уровне теоретических дискуссий и неопределенных обещаний разговор по теме. О реформе ЕС для приема в его состав новых членов говорилось уже на встрече министров по общим вопросам и политике расширения в испанском городе Мурсия 28–29 сентября. Продолжится обсуждение 5–6 октября на неформальном саммите глав ЕС в Гранаде. В итоге озвучат предложения Еврокомиссии по увеличению числа стран – членов ЕС с нынешних 27 до, как предполагают в прессе, 36.
Выяснится, кто победит, глава Еврокомиссии Урсула фон дер Ляйен, предложившая дедлайн для претендентов на вступление в ЕС не вводить, или председатель Евросовета Шарль Мишель, который заявил, что конечная дата приема – это 2030 год. Самих претендентов, конечно, особо занимает, кого возьмут – только балканские страны или, может, кого-то из бывшего СССР – и каким образом, коллективно, как в 2004 году, или по отдельности. И наконец, и входящие, и стремящиеся в Евросоюз страны волнуют критерии приема и реформа ЕС.
На этот счет в августе на форуме в Словении Мишель уже кое-что сказал. Во-первых, нынешним членам ЕС надо смириться с тем, что взносы в общую казну Евросоюза возрастут – экономики стран-претендентов придется подтягивать и ничего с этим не поделаешь. Во-вторых, от самих претендентов потребуют урегулировать взаимные претензии и не «топить» один одного, стараясь самому войти в Объединенную Европу, а своего заклятого друга (вроде Сербии у Албании) оставить за бортом. И в-третьих, всем – и нынешним, и будущим членам ЕС – надо четко уяснить: Евросоюз – сообщество демократий. Так, и никак иначе. Если разделения властей, свободы слова и конкурентных выборов нет – в Евросоюз не попадешь.
В этих тезисах Мишеля кроется объяснение, почему ЕС в нынешнем веке расширялся, по существу, лишь однажды. В 2004 году туда вступили Эстония, Венгрия, Чехия, Литва, Латвия, Польша, Словакия, Словения, Мальта и Кипр (Болгария и Румыния были приняты тремя годами позже исключительно потому, что не уложились с выполнением всех условий вовремя). Было еще, правда, вступление Хорватии в 2013 году – но это уже мера вынужденная. Западу удалось в 1990-х завершить Боснийскую войну во многом из-за того, что ее участников соблазнили перспективой относительно скорой евроинтеграции. Поэтому не принять в ЕС совсем никого из них было нельзя.
Все дело в том, что дали знать противоречия внутри самого Евросоюза, вызванные как раз его расширением, когда вместе оказались страны с разными культурой, экономикой, историческим опытом. В странах – донорах бюджета ЕС евроскептицизм подстегивался ценой вопроса. Налоги для европейца – это то, что ты лично выкладываешь раз в год, заполняя декларацию. Нежелание простого британца тратить свои кровные на спасение от дефолта далекой Греции, где кто-то с кем-то опять не смог договориться, или закупку тракторов для польского фермера вылилось в брекзит. А в Новой Европе Орбан и Качиньский отношения с Брюсселем видели примерно так: Евросоюз дает деньги и не задает«неприличных вопросов» о демократии и действиях руководства страны. Выходило же наоборот: Брюссель требовал ответов на «неприличные вопросы» и потом давал или не давал деньги.
Велик соблазн объяснить возобновление приема в ЕС тем, что эти проблемы решены: напуганные последствиями брекзита евроскептики одумались, а автократов Венгрии и Польши урезонило их гражданское общество. Но нет, все осталось как было. Только стал учитываться новый фактор – Россия. Вывод, который сделал Запад из конфликта РФ и Украины, заключается в том, что нельзя оставлять геополитическую пустоту. Надо ее скорее заполнить, иначе это попытается сделать Москва и тогда уже придется тратить и терять больше. Отсюда – спешка сначала с менее затратным расширением НАТО, а теперь и ЕС.
Анастасия Коскелло 
