Фото Reuters
Выступая в Европарламенте в комитете по иностранным делам 7 сентября с.г., генсек НАТО Столтенберг несколько раз внятно признал, что «Путин принял решение о вторжении в Украину из-за опасений дальнейшего расширения НАТО».
Лейтмотивом позиции Столтенберга было воспоминание о том, как в декабре 2021 года Путин предложил США и НАТО подписать два соглашения о нерасширении альянса и демонтаже его инфраструктуры вокруг России, созданной после 1997 года. И тогда – никаких военных действий (в Украине). «Естественно, – замечает Столтенберг, – мы отказались подписывать эти документы».
По Столтенбергу получается, что Путин начал СВО не потому, что он – воплощенное зло и ненавистник свободы, а потому, что как руководитель великой державы не мог позволить себе не замечать активных мероприятий «миролюбивого альянса» у своих границ. Столтенберг фактически подтверждает догадку о том, что, согласись НАТО на нерасширение альянса, конфликта, жертв и лишений можно было избежать.
В США лидер сенатского меньшинства республиканец Митч Макконнелл в своем твите на днях сделал удивительное признание: «Наше с союзниками противостояние русской агрессии не является актом благотворительности. Фактически это прямая инвестиция в пополнение арсенала Америки американским оружием, произведенным американскими рабочими. Расширение нашей оборонной промышленной базы ставит Америку в более сильную позицию в противостоянии с Китаем».
Сложилась парадоксальная ситуация. Когда говорят Столтенберг, Макконнелл и иные представители власти – это воспринимается как норма, на которую не обращают внимания. Если то же самое скажут простые люди, журналисты или комментаторы – их немедленно зачислят в разряд «кремлевских пропагандистов», продвигающих «нарративы Москвы».
Любой, кто сказал бы публично: «НАТО спровоцировало конфликт стойким желанием расширить собственные границы и приблизиться таким образом к Москве, а эскалация военных действий и поставок вооружения служит американским интересам по модернизации своего военного потенциала с учетом прицела на неизбежный конфликт с Китаем» – был бы назван агентом Кремля.
Понятие «российская пропаганда» трактуется беспредельно широко. Например, в законе о цифровых услугах (Digital Services Act) к ней (пропаганде) относятся «идеологическое равнение на российское государство», материалы, подлежащие цензурированию, люди, хотя и генерирующие оригинальный контент, но содержательно, «как попугаи, распространяющие кремлевские нарративы, нацеленные на конкретные аудитории».
Иными словами, любого активного и громкого критика внешней политики Запада мгновенно включают в пропагандистский ресурс Кремля.
В таких условиях выяснение истины в содержательной и предметной дискуссии людей с противоположными оценками происходящего невозможно. А обмен «пропагандистскими нарративами» этой цели не служит по определению.
Пропаганда всегда ориентирована не на поиск истины, а на консолидацию исключительно своих сторонников. Одновременно – поскольку слово «пропаганда» не нравится и самим пропагандистам, его все чаще заменяют на «нарратив». Звучит научнее и благороднее. Однако это не заслоняет сути: современное государство контролирует доминирующий нарратив как центральную интерпретацию происходящего.
Истинные мотивы, как мы видели в случае с заявлениями Столтенберга и Макконнелла, не входят в смысловое тело ключевого доминирующего нарратива.
В таком контексте сложно ожидать прорывных идей, способных ставить вопрос о прекращении военного противостояния в Украине. Люди, говорящие о мире, шельмуются как предатели, оппортунисты и пораженцы. Чтение ведущих западных СМИ в этом смысле характерно.
The Economist утверждает, что нужно готовиться к «долгой войне», «войне на истощение», решающим схваткам весны 2024 года. Потому требуется увеличить поставки Украине наступательных ресурсов всех типов.
Параллельно The New York Times рассказывает о перестройке российской промышленности для производства танков, снарядов и других типов вооружения как ресурсном факторе в войне на истощение. На подобные рассуждения нервно реагируют на Западе, задаваясь вопросом, как этому могут противостоять совокупные производственные мощности союзников Украины.
Истощение ресурсов в точке завершения конфликта – безрадостная перспектива для истощенных сторон. Размышления на эту тему – самые тревожные. Но не для Столтенберга и Макконнелла как представителей мощных институтов, решающих собственные стратегические задачи.
Значит, думать надо нам самим. Больше некому…
Дарья Гармоненко 
Иван Родин 
