Фото Reuters
Евросоюз ввел действие 10-й пакет антироссийских санкций и распространил ограничения среди прочих на хирурга Леонида Рошаля, главу Совета по правам человека при президенте РФ Валерия Фадеева, омбудсмена Татьяну Москалькову, руководителя Россотрудничества Евгения Примакова, а также на ряд медиаменеджеров и журналистов, в том числе военкора Александра Коца. В МИД РФ внесение в черный список Рошаля назвали кощунством. Москалькова, в свою очередь, заявила, что принятые ЕС меры «перечеркивают и демократический диалог, и правозащитную дипломатию».
Есть ли прагматический смысл в обновлении персонального санкционного списка? Некоторые высокопоставленные деятели ЕС еще при обсуждении нового пакета санкций подчеркивали, что Европа близка к пределу возможностей по ограничениям. Пакет долгое время не могли принять, некоторые страны считали его слишком мягким. И, конечно, есть соблазн удлинение черного списка считать преимущественно символическим жестом: нужно кого-то включить, чтобы не обвинили в бездействии, вот и выбирают из оставшихся. Такая интерпретация может нравиться российским властям, которые всячески подчеркивают, что Запад, с одной стороны, подтверждает свою враждебную природу, а с другой – ограничен в ресурсах и мерах воздействия на РФ.
Расширение черного списка, пожалуй, имеет и знаковый характер тоже, но это скорее обозначение намерений, нежели признание ограниченности мер. Первоначальной целью санкций было лишить Москву доходов, возможностей финансировать спецоперацию в Украине. Эту цель никто не отменял, хотя рычагов, на которые западные страны могли нажимать, и правда остается все меньше.
Одновременно западные политики, составляющие санкционные пакеты, как будто «помечают» путинскую элиту, то есть всех, кто лично, карьерно или идейно близок к российскому президенту. Можно напомнить, что черные списки появлялись еще до украинских событий, например после «дела Скрипаля». В них включали крупных предпринимателей, а остальным как будто указывали: нужно постараться повлиять на режим изнутри, иначе будете следующими.
Эта логика отчасти может сохраняться и сейчас. Однако едва ли в западных странах игнорируют недавний опыт или наивно, поверхностно оценивают характер политической системы в РФ. Там и понимают, и на словах подчеркивают, что «отменять» Россию никто не будет, что отношения с ней строить все равно придется. Но удлиняющийся черный список – указание на то, что в стратегических планах Запада нынешней российской элиты нет. С ней возможны только отдельные, ситуативные договоренности. Другими словами, целью санкций становится не только ограничение Москвы в доходах, но и запуск желательного для Запада сценария – смены режима.
Можно задаться вопросом: если Запад пометит всех, то какой же он видит новую правящую элиту в России? Кто в нее войдет? Если предполагается, что это некое правительство в изгнании, политэмигранты, то это как раз довольно наивный взгляд: этих людей недостаточно для сборки новой функционирующей политической системы. Значит, кого-то из актуальной элиты придется «реабилитировать».
Расширение целей санкций усиливает и адресованный внутреннему потребителю нарратив российской власти. «Мы же говорили, смотрите, они сами во всем признаются!» – важная часть такого нарратива. Западные политики, как заявляют российские власти, сами сознались в том, что Минские соглашения были фарсом и маневром. Теперь же очень легко сказать, что Запад действительно долго вынашивал идею сменить власть в России, вмешаться в ее дела, организовать оранжевую революцию, то есть вся политика правящей элиты РФ, включая преследование несистемных оппозиционеров, была правильной.
Михаил Сергеев 
