Фото Reuters
Московский патриархат активизировал деятельность в Африке. Появляются все новые сообщения: очередные выпускники российских духовных школ из экваториальных стран отправились на родину, чтобы создавать там общины русской традиции. Развиваются отношения и с так называемыми древними восточными церквами, особенно с Эфиопской церковью, которая переживает сегодня не лучшие времена. Между Москвой и Аддис-Абебой происходит настоящая челночная дипломатия.
Возможно, это объясняется ограниченными возможностями РПЦ на иных направлениях: Европа фактически закрыта, а в Азии, где доминируют нехристианские и очень пассионарные религиозные направления, евангелизации не рады.
Обращает на себя внимание, что африканский «натиск» РПЦ совпал с визитами на континент главных духовных лидеров западного христианства. В двух странах недавно побывал папа Римский Франциск, там с ним встретился архиепископ Кентерберийский Джастин Уэлби. Оба лидера, возглавляющие самые крупные христианские сообщества в Африке, действовали как будто синхронно.
Но если для западных христиан Африка с ее растущим населением и множеством социальных проблем остается важнейшим направлением для проповеди, то миссионерский характер деятельности специального экзархата, созданного патриархом Кириллом после того, как он поссорился с Александрийской церковью, вызывает некоторые сомнения. Прежде всего эмиссары РПЦ в меньшей степени нацелены на территории Северной Африки, где распространено православное христианство в его ортодоксальном виде. Здесь сильны позиции Александрийской церкви, представленной в основном этническими греками. Представители РПЦ предпочитают те места, где общины александрийцев очень разрозненны. Но и здесь проявляется большая искушенность греков. Скажем, патриарх Феодор II на камеры позирует в традиционных украшениях одного из африканских племен, где его якобы «возвели» в вожди. Клирики РПЦ пока не замечены в столь глубоком проникновении в глубинную жизнь местных народностей.
Обходя на сложных поворотах греков, русские клирики предпочитают налаживать отношения с так называемыми дохалкидонскими церквами: коптами и эфиопами. С точки зрения вероучения близость их к русской ортодоксии сомнительна, сомнительно и то, что РПЦ нацелена на изменение их религиозных убеждений. Отношения с древними церквами можно описать как исключительно союзнические, а не миссионерские.
В отношении потенциальных последователей из числа местного населения в Экваториальной Африке эмиссары из Московского патриархата тоже не проявляют особого рвения. Они предпочитают налаживать отношения с политическими элитами, поглощены юридической регистрацией общин русской традиции и с удовольствием отчитываются о такого рода успехах.
Если рассматривать эту деятельность в контексте конкуренции не только с враждебными александрийцами, но и не единоверными, однако нейтральными католиками, то и здесь больше просматриваются скорее дипломатические, чем миссионерские цели. Представляется не случайным, что папа Франциск во время африканского визита выступил на тему новых форм колониализма. Отметим, что официальная российская дипломатия на континенте также сделала антиколониализм главной темой обращения к развивающимся странам. В этом отношении заявления представителей РПЦ вторичны по отношению к деятельности российского МИДа. Все это происходит на фоне обсуждения мировой общественностью глобального конфликта Севера и Юга.
За влияние на многообещающую в ресурсном отношении Африку идет нешуточная политическая борьба. Русской церкви предстоит еще многому научиться, чтобы на равных соперничать с искушенными иезуитами или англиканами. Административный ресурс важен, но его недостаточно. РПЦ следует подготовиться к настоящим миссионерским подвигам и немалым лишениям.
Милена Фаустова 
