Фото агентства городских новостей "Москва"
С того момента, когда президент РФ Владимир Путин объявил о частичной мобилизации, прошел почти месяц. Все это время две ведущие социологические организации страны – Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ) и фонд «Общественное мнение» (ФОМ) – работали в нормальном, штатном режиме, проводили опросы и исследования. При этом ни ВЦИОМ, ни ФОМ не публиковали результаты опросов, посвященных непосредственно частичной мобилизации. В отличие, например, от исследований на тему референдумов в ДНР, ЛНР, Херсонской и Запорожской областях.
Возможно, попытки выяснить мнение россиян по поводу частичной мобилизации и предпринимались, не опубликованы лишь полученные данные. Вероятно, социологи проведут такие опросы в ноябре, когда, как говорил на прошлой неделе президент Путин, процесс уже должен завершиться. Пока же, если брать публикации двух социологических организаций, о том, что в стране произошло нечто важное, косвенно свидетельствуют лишь еженедельные мониторинги общественных настроений ФОМ. Они уже три недели фиксируют резко возросший уровень тревожности: 69, 70, 67%. При этом прямо не объясняется, что же случилось.
Это можно назвать показательным умолчанием, но в российских реалиях – едва ли странным. Есть соображения простой осторожности. Разговор о частичной мобилизации очевидным образом предполагает обсуждение и спецоперации в Украине, и присоединения новых территорий к России. Эти темы со всех сторон обложены законодательными актами запретительного свойства. Государство поместило их в очень узкие рамки возможных интерпретаций. В результате ни журналисты, ни скорее всего социологи до конца не понимают, какая степень свободы при обсуждении таких тем допустима, какие возможны формулировки, как правильно передавать мнение людей.
Вероятно, если бы социологические организации обзванивали людей, спрашивали их о частичной мобилизации и получали большинство ответов «за», они бы опубликовали данные опросов. Но что, если ответы будут другими? Индекс тревожности ФОМ намекает на такую возможность. Если опрос не зафиксирует общественный энтузиазм, «наверху» могут проявить недовольство. Кто-то и вовсе скажет, что такие данные – фейк, а это слово за последние месяцы стало страшным для всех, кто занимается распространением любой информации.
Есть основания думать, что социологические организации в России вынуждены, мягко говоря, ориентироваться на волю власти – явно декларированную или предполагаемую. У объявленной президентом частичной мобилизации есть все признаки непопулярного решения (в какой мере вынужденного – другой вопрос). Любая власть в таких условиях заинтересована в том, чтобы провести все как можно быстрее и избежать лишнего социального шума. Соцопросы же не просто передают этот шум – их публикация способна его усиливать.
Люди во всем мире не очень верят в анонимность опросов. Можно предположить, что в России это базовое недоверие за последний год усилилось. Любой человек может опасаться того, что на него собирают досье. Социологи скорее всего это понимают. И в этих условиях довольно сложно получить сколько-нибудь объективные данные по таким темам, как частичная мобилизация. Если именно это останавливает социологов, то можно сказать, что они поступают добросовестно. Потому что картину массовой поддержки мобилизации так нарисовать как раз очень просто. Те, кто «за», будут реже отказываться говорить.
Наивно думать, что без публикаций ВЦИОМ и ФОМ власть не получает информации об эффекте своих решений. Социологию для «внутреннего пользования» никто не отменял. И, возможно, эти «внутренние» данные было бы политически рискованно обнародовать.
Ольга Соловьева 
