Представляет ли парламент многообразие интересов усложняющегося общества

Фото сайта duma.gov.ru

За федеральный конституционный закон о принятии новых территорий в состав РФ голосовал состав Госдумы, работающий уже год. Осенью 2021 года в нижнюю палату вместо уже привычных четырех партий прошли пять. «Новые люди», как тогда представлялось, должны были занять пустовавшую долгое время умеренно-либеральную нишу. В решении расширить круг парламентских структур многие видели системную задумку власти, смысловую трансформацию Думы.

Но случилась спецоперация в Украине, после которой внутриполитический дискурс и повестка предельно упростились – до «за или против», «наших против не наших». Началось соревнование в патриотической риторике, не получилось даже предметной дискуссии вокруг возможной структурной реакции на западные санкции. Сейчас же в центре внимания всего парламента – интеграция новых территорий в РФ. Содержательных, идейных расхождений здесь тоже не предвидится.

«Новые люди» в этом изменившемся, упростившемся контексте просто затерялись, стали еще одной парламентской фракцией. Некоторые их представители высказываются в поддержку политики власти так, как не позволяют себе даже опытные единороссы.

Вероятно, так получилось бы и без спецоперации, при спокойном геополитическом фоне. Да, российское общество заметно усложнилось за последние десятилетия. Это отмечают не только социологи и журналисты, но и власть – достаточно вспомнить Послание Федеральному собранию президента Владимира Путина в 2020 году (до пандемии и поправок к Конституции). Объективное усложнение общества означает, что в нем не просто происходит обособление социальных групп. Эти группы осознают свои интересы, в том числе экономические. Они желают их защищать, а это уже и есть политика. Усложнение общества неизбежно приводит к сознательному вовлечению в политику все большего числа граждан.

Социально-политическая групповая идентичность требует выхода, и для этого в адекватно развитой системе существуют парламенты всех уровней: городские, региональные, федеральные. Даже не в идеале, а просто в нормальной среде этот выход должен быть естественным. Кандидаты выдвигаются «снизу». Там же складываются партии, там же формулируются интересы и идеи. Парламенты получаются пестрыми по составу, в них довольно часто не выходит быстро решить какие-то вопросы. Но естественный характер их формирования позволяет обществу в кризисных ситуациях выпускать пар. Социальный котел не взрывается.

В России так сделать не получается, потому что «наверху» привыкли к гиперконтролю, без него система кажется власти неуправляемой. С одной стороны, там признают усложнение общества, а увеличение числа парламентских партий представляется реакцией на этот процесс. С другой стороны, сверху затруднительно обеспечить адекватное политическое представительство интересов социальных групп, это должен быть естественный, описанный выше процесс. Объективный процесс заменяется игрой в представительство, формальной арифметикой: чем больше партий в парламенте, тем лучше. В ситуации кризиса эта арифметика отменяется. Дума становится единообразной.

Отменила ли спецоперация и все связанные с ней события сложность российского общества, все происходящие в нем естественные трансформационные процессы? Нет. У людей и социальных групп сохранились привычки и интересы, которые необходимо политически отстаивать. А вот усложнение думской структуры действительно отменилось. Сейчас это машина, реализующая волю исполнительной власти, а реальное представительство, кажется, возможно лишь в режиме, когда конкретный депутат пытается добиться отсрочки от мобилизации для тех или иных групп граждан.