О главной версии убийства Дарьи Дугиной

Фото Reuters

ФСБ заявила, что раскрыла убийство журналистки и политолога Дарьи Дугиной (Платоновой), дочери философа-консерватора Александра Дугина. Названо даже имя убийцы, ее связывают с украинскими спецслужбами. Следствию уже в выходные задали направление поиска. Депутаты Госдумы писали в социальных сетях об «укротерроре», необходимости скорее «ударить по центрам принятия решений». Версию украинского следа озвучил и глава Донецкой народной республики Денис Пушилин. Официальный представитель МИД РФ Мария Захарова заявила: «Если подтвердится украинский след, то речь нужно вести о политике государственного терроризма, реализуемой киевским режимом».

Депутат Александр Хинштейн написал в своем Telegram-канале, что для российских правоохранительных органов и следствия «дело чести» – раскрыть убийство Дугиной. Проблема в том, что многочисленные высказывания политиков уже задали систему координат для тех, кто занимается делом, поместили его в определенную конъюнктуру. Следствие как будто получило задание, наказ: не просто найти убийц и заказчиков, а показать, как они связаны с Киевом. Как не найти украинский след, если вся политическая система уже его почувствовала и готова «жестко реагировать»?

Когда что-то случается с оппозиционно настроенными политиками, политологами, журналистами, даже если это убийство, следствие демонстрирует вариативный набор интерпретаций. Звучат версии бытовых и бизнес-конфликтов, любовниц и т.д. Когда же трагедия коснулась единомышленников власти, другие версии, кроме политической, как будто заранее отметаются. В этом, конечно, нет ничего удивительного.

Случаев, когда политики или просто власть задавали следствию направление, российская история знает немало. Например, после убийства Кирова 1 декабря 1934 года Сталин лично распорядился искать виновных среди зиновьевцев. Это и было сделано, хотя, как рассказывали потом участники событий, многие чекисты сомневались в обоснованности такой версии.

Версию украинского следа в деле Дарьи Дугиной было необходимо проверять. Но у следствия не должно быть никаких предзаданных, желаемых ориентиров. Следствие прежде всего должно быть качественным, непредвзятым, а его выводы – убедительными. В конечном счете это вопрос не только справедливости, но и безопасности граждан. Они должны знать, понимать, почему в столице взорвана машина, убит человек. Взгляды убитого, его гражданская позиция здесь не имеют значения.

«Безопасность» здесь ключевое слово. Власти именно соображениями безопасности объясняли и объясняют регулярно вводимые ограничения, расширение полномочий спецслужб. Им должно быть легче работать, чтобы защищать граждан, в том числе от терактов и заказных убийств. Гибель Дарьи Дугиной – резонансный случай. Что бы ни было причиной, получается, что свою часть «сделки о безопасности», уполномоченные органы выполняют не всегда.

Если версия с украинским следом принимается властями и – почти неизбежно – следствием как главная, то выходит, что покушения на людей вроде Дугиной (или Дугиных) спецслужбы могли опасаться, ожидать, стараться предотвратить. Полномочий у них больше, чем у их коллег за границей. Судя по регулярным отчетам в СМИ, есть и успехи в предотвращении терактов. Здесь же, когда у следствия сразу есть рабочая гипотеза и мотив, странно осознавать, что человек не был заранее предупрежден, защищен, а ходы злоумышленников не просчитаны. Украинский след не снимает ни с кого ответственности и совершенно не успокаивает граждан, которые видят, что даже при закрученных гайках безопасность никому не гарантирована.