Фото Reuters
В российско-украинскую повестку, кажется, возвращается тема переговоров – и уже не только о вывозе зерна. Глава украинской делегации Давид Арахамия заявил, в частности, что Киев был бы готов возобновить встречи к концу августа. Украина, как он считает, к тому времени «перейдет в контрнаступление» и сможет говорить с Россией «с позиции силы». Зампред Совета безопасности РФ Дмитрий Медведев в своем Telegram-канале усомнился, что в конце августа будет о чем разговаривать – и будет с кем.
Между тем генсек НАТО Йенс Столтенберг заявил, что мир в Украине возможен, вопрос лишь в том, «какую цену вы готовы заплатить за этот мир, насколько готовы пожертвовать территорией, независимостью, суверенитетом, свободой и демократией». Столтенберг подчеркивает, что альянс хочет усилить позиции Киева перед возможными переговорами. Советник президента США по нацбезопасности Джейк Салливан утверждает, что Вашингтон не будет давить на Киев и требовать идти на территориальные уступки.
На прошлой неделе в Киеве побывали федеральный канцлер Германии Олаф Шольц, президент Франции Эмманюэль Макрон и премьер-министр Италии Марио Драги. Некоторые немецкие СМИ утверждают, что европейские лидеры подталкивали украинского президента Владимира Зеленского к переговорам с Россией.
По большому счету фактического движения в сторону переговоров нет, но формируется определенный контекст ожиданий и допущений. Например, на первом – весеннем – этапе переговоров словосочетание «территориальные уступки» не звучало вообще. Речь шла о «спорных территориях», о том, что Киев должен признать «новую реальность» (это говорили российские официальные лица), о том, что для Киева такое признание невозможно (это уже слова украинцев), об отложенном решении территориального вопроса. Сейчас все стало конкретнее, жестче, да и речь идет, похоже, уже не только о Крыме и Донбассе.
Весной российская сторона расставляла акценты таким образом: есть объективный интерес Украины побыстрее закончить конфликт, а есть Запад, который не дает Киеву это сделать по геополитическим соображениям. Сейчас акценты как будто меняются: Киев сопротивляется переговорам, сам требует оружия, а Запад все больше беспокоится о сохранности своей экономики и подталкивает украинцев и к переговорам, и к возможным уступкам.
Боевые действия до изнеможения едва ли выгодны кому-либо. Изнемогать будут все, призрак продовольственного кризиса лишь напомнил о том, что Россия и Украина встроены в глобальные экономические цепочки. Помогая продлить конфликт, западные правительства приближают неприятный разговор с собственными избирателями. Неизвестно, сколько может длиться эффект солидарности с украинцами.
Сдвига в переговорных позициях Москвы и Киева не видно. Санкции не остановили конфликт. Зеленский, чтобы его решение не выглядело политическим суицидом, мог бы что-то дать России только тогда, когда ему что-то даст Запад. Ускоренное вступление в ЕС и НАТО – в обмен на отказ от конфликтных территорий? Это могло бы быть вариантом.
Но вариант ли это для России? Москва не хотела бы выбирать между территориями и внеблоковым статусом Украины. Но додавливать Зеленского и относительно умеренно настроенных западных политиков означает ослаблять их позиции. Это выбор в пользу более радикальной, бескомпромиссной неизвестности. Кажется, наступает – или уже наступил – момент, когда всем сторонам, в том числе и Москве, приходится думать в категориях политической стратегии. Сложно говорить об этом, пока идет стрельба, но всем прямым или косвенным участникам конфликта может быть выгодно помочь друг другу сохранить лицо, продемонстрировать своим гражданам некие достижения. Это можно считать смысловым мотором переговоров, временно заглохшим.
Владимир Мухин 
