Фото freepik.com
Законодательный фундамент единой системы публичной власти будет сложен уже в марте, когда Госдума одобрит проект муниципальной реформы. От многих других преобразований ее отличает тот факт, что вроде бы первый и основной удар наносится по нижним этажам самой вертикали. Что повышает турбулентность в среде чиновничества – традиционной опоры для любой верховной российской власти. Этот риск Кремль, похоже, рассчитывает купировать дальнейшим внедрением в региональные элиты федеральных варягов.
Принципиальное решение реформы – это отказ от прежнего понимания местного самоуправления. Впрочем, оно, изначально заложенное в Конституции 1993 года, остается в разделе «Основы конституционного строя». Ведь первые две главы парламент править не может, это прерогатива Конституционного собрания и референдума. В России референдумы проводить не принято, а закона о Конституционном собрании вообще нет, хотя он предусмотрен в последней, и тоже неприкосновенной, главе Конституции. Но данная норма уже 20 лет почему-то никак не может попасть в актуальную повестку.
То есть законы о публичной власти де-факто размывают неизменяемые основы Конституции, что ими же категорически и запрещается. Для действующего режима это работающая технология – к примеру, общероссийское голосование за поправки к Конституции летом 2020 года. Ноу-хау применяется и в дежурном режиме: уже серьезно нивелированы права на мирные протесты, на участие в выборах в качестве кандидатов, на свободное получение и распространение информации. А сейчас просто подошла очередь ограничить право граждан на самоорганизацию.
Само же местное самоуправление превратится из особого уровня народного представительства, который отделен от госвласти, в ее последний этаж. Это продиктованный президентом Владимиром Путиным уход от прямолинейного заимствования западноевропейских и американских конструкций прежними властями. Цель – повышение эффективности управления в интересах населения, но подспудно имеется в виду и экономия финансовых ресурсов. При этом ликвидацию пусть и минимально самостоятельной власти в поселениях, то есть на земле, где живут люди, обещано возместить сетью неких комиссаров-чиновников. Отсюда вопрос: точно ли это улучшит управляемость страной и одновременно рентабельность? Или такая смесь в одном флаконе скорее окажется не аквавитой, а «бормотухой»?
Политические претензии к реформе сводятся к недоумению: на чем основывается уверенность федерального Центра в способности заставить самих чиновников урезать их полномочия и аппетиты? Отвечаем: во многом на социологии, которая утверждает, что новые поколения управленцев именно в регионах – это в основном пресловутые «пехотинцы Путина». В публикации Института социологии РАН («Власть и элиты», 2021, № 1) зафиксировано, что к началу 2020-х 64% чиновников были новичками элиты, занимаемая ими должность была стартовой. При этом уже у 22% управленцев есть в жизни опыт службы в силовых структурах – против 10% к 2012 году и 17% к 2015-му. Но главное, что с 46% (2012 год) до 67% в 2021-м выросла доля тех, кто вышел из низов госаппарата, а не из бизнеса, науки или общественного активизма – ранее важных социальных лифтов для российской бюрократии. А еще социологи заметили, что нарастает скорость продвижения по ступеням вертикали – в среднем два года на каждой должности.
Понятно, что еще у Кремля есть и расчет на психологию: чиновники под угрозой отлучения от госпирога согласятся на его уменьшение, поскольку других источников существования не имеют. Тут, правда, есть опасность, что низовые элиты могут и возмутиться неравномерностью распределения благ в пользу верхов. В истории страны и такие прецеденты бывали.
Екатерина Трифонова 
комментарии(0)