Фото сайта kremlin.ru
Совет по правам человека (СПЧ) при президенте России, как показала видеовстреча на прошлой неделе, в общем, выполняет свои функции. Владимиру Путину озвучивают значимые, острые казусы, волнующие правозащитников и журналистов. Его просят высказать свое мнение или вмешаться – и это понятно, ведь вертикаль власти и принятия решений в России сохраняется. Вместе с тем вопрос о том, действительно ли СПЧ помогает решить конкретные проблемы, нужен ли он в нынешнем виде, остается открытым и актуальным.
Дело в том, что ответы Владимира Путина на заданные ему вопросы едва ли обещают подвижки в резонансных делах. Например, президент заявил, что по инциденту с отравлением Алексея Навального Россия не может завести уголовное дело, так как не получила всех необходимых официальных и биологических материалов. Самоубийство журналистки Ирины Славиной, по его мнению, не связано напрямую со злоупотреблениями со стороны органов власти. «Дело Ивана Сафронова» Путин, по сути, полностью доверил суду, едва ли успокоив журналистов, которые не понимают, из-за каких контактов с иностранцами их могут арестовать и обвинить в государственной измене. Признание организации «иностранным агентом», как считает глава государства, не ведет к дискриминации.
Екатерина Винокурова, член СПЧ, рассказала после сеанса видеосвязи, что президент после бурного обсуждения согласился «еще раз посмотреть» «дело «Нового величия». Но, кажется, это чуть ли не единственное, в чем правозащитникам удалось добиться какого-то движения, перспективы, как-то подпитать свою надежду. В остальном они получили вполне ожидаемые ответы. Владимир Путин давно во власти и публичной политике, система его оценок и суждений хорошо известна, их часто можно предугадать, и поэтому члены СПЧ ничего по большому счету не добились и ничего нового не услышали.
Означает ли это, что СПЧ – ненужная, бессмысленная структура? Это сложный вопрос, но ответ – скорее «нет», чем «да». Совет нужен, но не стоит ждать, что он разорвет шаблон, изменит привычные механизмы поведения и реакции власти.
Владимир Путин и российская власть в целом не любит поддаваться никакому внешнему давлению. Точнее, она не любит это показывать – реагировать на сигналы власть обязана, иначе правящая элита просто не продержалась бы 20 лет. Поэтому формат, в котором правозащитники или журналисты надавили на Путина, вынудили его в чем-то разобраться, пересмотреть какие-то решения, непредставим, недопустим.
Когда президент о чем-то переспрашивает правозащитников (например, о Сафронове), это вовсе не обязательно должно означать, что он не помнит или долго вспоминает какие-то имена и события. Его готовят к встречам, он получает всю информацию. Сам принцип взаимодействия президента и совета, как это видит власть, не просто предполагает – он требует именно такого обмена репликами и суждениями. СПЧ созван самим президентом именно для того, чтобы компетентные и неравнодушные люди обращали его внимание на проблемы, которые могут оказаться на обочине внимания главы государства, ежечасно решающего важные вопросы экономики, внутренней и внешней политики.
Власть может обнаружить в любом уголовном деле избыточные репутационные издержки для себя. Механизм «консультаций с коллегами из СПЧ» удобен для того, чтобы остановить вредные процессы и одновременно не представить это так, будто власть прогнулась под давлением СМИ, улицы, либералов и пр. Всегда можно сказать, что запущенный сверху механизм мониторинга и коррекции решений работает. СПЧ не создает резонанс. СПЧ позволяет власти нажать на кнопку «стоп», не выходя из условной зоны комфорта.
Данила Моисеев 
комментарии(0)