О лагерях протеста

Фото Stringer/Anadolu Agency via Getty Images

Думская комиссия, занимающаяся расследованием иностранного вмешательства в дела РФ, обнаружила в регионах так называемые лагеря протеста. Речь идет о 19 субъектах Федерации. В следующем году нижняя палата парламента, как ожидается, рассмотрит специальный законопроект, который вводит уголовную ответственность для организаторов несанкционированных акций, прошедших обучение в таких лагерях.

Депутаты не рассказали журналистам, что это за лагеря и где они находятся. Впрочем, СМИ цитируют единоросса Адальби Шхагошева, который видит опасность в «концентрации протестных мыслей в соцсетях, не имеющей географического обозначения». Другими словами, вовсе не обязательно ждать разоблачительных фильмов на федеральных каналах, где смелые репортеры будут проникать на закрытые территории и наблюдать за подготовкой провокаторов и боевиков с «коктейлями Молотова». Виртуозное законоприменение позволит объявить «лагерем протеста» группу или даже спонтанно возникшую публичную переписку в социальной сети.

В дискурсе власти слово «протест» имеет сугубо негативную окраску, он равен «массовым беспорядкам». Однако протестовать – право граждан. Они вольны не соглашаться с конкретным решением властей или их политическим курсом, заявлять об этом, сопротивляться – без насилия и в рамках закона. Что такое «рамки закона», в России, впрочем, не всегда можно сказать точно. Конституция в РФ достаточно либеральна и предоставляет гражданину право мирно протестовать когда и где угодно. На практике же форму реализации этого права необходимо согласовывать с властями, а над Конституцией высится целая нормативная надстройка. Основной закон в случае с протестом де‑факто не имеет прямого действия.

Недовольство граждан всегда будут использовать в своих целях оппозиционные политики. Это совершенно естественно для демократического общества и государства. Оппозиция всегда будет обещать сделать недовольных довольными. Профессионализм политика заключается в том числе и в умении преобразовать общественное настроение в четкий месседж, сделать так, чтобы протест обрел конкретную форму, ощетинился четко сформулированными требованиями. Слово должно прозвучать в нужном месте и в нужное время. Это и есть организация протеста, и в ней нет ничего криминального.

Озабоченные существованием «лагерей», реальных или виртуальных, депутаты, по всей вероятности, взволнованы иностранным вмешательством. Однако все в том же дискурсе власти протест сам по себе предполагает такое вмешательство. Власть периодически пугает граждан и саму себя цветной революцией. Она признает объективный характер социальных, экономических проблем, считает нормальным само недовольство граждан – высокими ценами, низкими доходами, плохими условиями жизни, состоянием окружающей среды, даже нарушением прав и свобод. Подозрителен в глазах власти сам выход людей на улицу. Звонить президенту по прямой линии, падать в ноги высокому чиновнику, обращаться к омбудсмену – нормально. Участвовать в митинге, шествии, пикете – уже нет, настроить на этот лад российского гражданина могут только «враги страны», иностранцы.

Такой строй мысли подходит обществу инфантильному, запуганному, делегирующему все важнейшие решения власти, избранной надолго и без возможности пересмотра легитимности. Российский социум долгое время как раз и находился в состоянии отложенного взросления: прямая реализация гражданами конституционных прав и свобод выставлялась как нечто несвоевременное, недальновидное, опасное, как «раскачивание лодки». Однако Россия движется по курсу «стабильности» уже более 18 лет, и власти пора либо признать, что общество достигло совершеннолетия и способно протестовать без иностранных лагерей, либо согласиться с тем, что реального стабильного развития так и не удалось добиться.