О неоправданном применении силы властью

Фото Дарьи Гармоненко

Московские муниципальные депутаты пытаются – пока безуспешно – согласовать шествие по столичным бульварам 17 августа. Митинг на проспекте Сахарова 10 августа собрал десятки тысяч человек и стал самой масштабной протестной акцией за последние годы. Участники, в том числе и из публичных фигур, говорили, что выходят на улицу не только за не допущенных на выборы в Мосгордуму оппозиционных политиков, но и за тех, кого задержали во время предыдущих акций, а также против произвола полицейских и росгвардейцев.

Митинги в Москве и Санкт-Петербурге – не внезапный хлопок в абсолютной тишине. Ранее были одиночные пикеты в поддержку Ивана Голунова. В Новосибирске люди выходят на митинги, возмущенные ростом тарифов на ЖКХ. В Архангельской области и Республике Коми с зимы продолжаются выступления против строительства мусорных полигонов. В Екатеринбурге протест горожан привел к тому, что на месте парка не стали строить храм.

Законодательство о массовых собраниях не было смягчено. Власти не стали вдруг смотреть на митинги и шествия сквозь пальцы. Дубинки, автозаки, задержания и судебные дела – все это по-прежнему в силе. Тем не менее люди, оценивая перспективы, все же выходят, протестуют, причем в разных городах, по разным поводам и на протяжении долгого времени.

Нет смысла оценивать, какая из акций протеста должна тревожить власть больше: против ЖКХ или за право граждан быть избранными. Важно, что на одной волне поднимаются разные общественные группы со своими интересами. Можно сказать, что для многомиллионной столицы 50 тысяч или даже 100 тысяч человек на митинге – мало. Но в России нет привычки выходить на массовые акции. Есть привитый страх, тормозящий такое поведение. И речь идет об активном социальном ядре. Если оно проявляет себя, есть повод говорить о том, что в обществе происходят изменения.

Как может встретить волну протестов власть? Консервативную, силовую, даже насильственную реакцию мы уже видим. Но это реакция на отдельные вспышки недовольства. Возможно и дальнейшее системное закручивание гаек. Например, новое ужесточение законодательства о митингах. Или смена тактики выдвижения кандидатов на руководящие посты в регионах. В последнее время можно было наблюдать, как на место засидевшихся губернаторов из Москвы направляли так называемых технократов, как правило, молодых, обычно не очень известных. Некоторые регионы и вовсе «уступили» системной оппозиции.

Если власть решит на волне протестов изменить тактику, то при выдвижениях будет задействован другой блок внутри правящей элиты – силовой. Например, губернаторами станут чаще становиться бывшие сотрудники спецслужб (которые бывшими, как говорится, не бывают). Главной задачей станет удержание власти, в том числе и за счет подавления любой протестной активности.

Чем ближе 2024 год, чем отчетливее экономические трудности и риски стагнации, тем очевиднее, что у власти нет идеи, которую можно легитимно защищать дубинками, автозаками и арестами. Напротив, она сама предложила проект экономического рывка, который требует объединения общества. Такое объединение едва ли возможно, если отмахиваться от активной, неравнодушной части социума, не допускать ее к открытой дискуссии.

При этом в России не сложилась альтернативная политическая элита. У власти же в действительности нет другой модели поведения, которую можно было бы считать органичной для нее. На улицы выходит поколение Интернета, которое отличает от поколения телевизора и аудитории федеральных каналов привычка к другому типу дискуссии: с фактами, аргументами и ссылками. И требование этого поколения – даже не смена элиты, а смена инструментария, способов легитимизации властью своей точки зрения.