Нотр-Дам – "наш"! О чем говорит реакция россиян на пожар в соборе Парижской Богоматери

Фото Christophe Morin/Bloomberg via Getty Images

Российское телевидение отреагировало на пожар в соборе Парижской Богоматери политическими ток-шоу, в которых приглашенные гости говорили о «закате Европы», о том, что христианская цивилизация гибнет под давлением мигрантов и из-за близорукости леволиберальных элит. Похожими комментариями полнился и Рунет.

Одновременно сотни российских пользователей Facebook, Twitter, Instagram размещали в соцсетях фото Нотр-Дам де Пари, сделанные во время поездок во Францию. Кто-то побывал там несколько лет назад, кто-то прошлым летом, а кто-то – совсем недавно. Многие неоднократно приезжали в Париж. Для них собор Парижской Богоматери – не просто символ, а место, к которому они лично привязаны.

Эта естественная реакция и показательна, и важна. Оказалось, что россияне, причем разных возрастов, занятий и взглядов, готовы считать «чужой» собор, «чужой» символ своим. Если верить выступлениям политиков, то Россия противопоставляет себя Европе и Западу, защищает свой особый путь. Однако ничем не опосредованный эмоциональный отклик на возможную (и, к счастью, предотвращенную) гибель Нотр-Дама говорит об обратном: многие российские граждане воспринимают себя и свою страну как часть европейского культурного и цивилизационного пространства.

В российской социально-политической действительности, конечно, есть азиатские черты. Например, азиатским, а не европейским является отношение значительного числа наших граждан к власти. Человек, руководящий страной, будь то генсек или президент, наделяется чертами абсолютного монарха. Государство важнее человека, а человек должен быть благодарен государству за все хорошее в своей жизни. Однако даже при таких привычках сознания Россия с ее городами, архитектурой, способами одеваться и питаться – европейская страна. Россияне учат европейские языки и даже эмигрируют на Запад, а не на Восток.

Как ни парадоксально, но и гости телешоу, громящие в своих выступлениях Запад, делают это вовсе не извне, а изнутри европейской цивилизации. Их дискурс по большому счету мало чем отличается от дискурса европейских правых популистов, критиков ЕС, либеральных ценностей, миграции. Они тоже говорят не о чужом, а о своем.

Актуальная политика российских властей совсем не направлена на сближение с Западом. Госдума только что в третьем чтении приняла закон о  безопасности Рунета, который в перспективе может привести к изоляции российского сегмента глобальной Сети. Все более реальным кажется выход РФ из Совета Европы. Отечественный Минюст и вовсе вырабатывает идею структуры, альтернативной Европейскому суду по правам человека. Очень много делается для того, чтобы стена между Россией и Европой (и шире – Западом) стала реальной, институционализированной, а не построенной сугубо на словах.

Российские власти регулярно подчеркивают, что нам гораздо проще иметь дело и договариваться с Китаем, Индией, другими растущими азиатскими странами. Такова конъюнктура, под которую мягко стелется евразийская идея. Но на практике эта идея среди россиян не приживается. Они в большинстве своем не знают языки азиатских стран, их культуру, литературу, искусство, историю. Ментально китаец или индиец для них загадочнее любого европейца. Ни одно азиатское архитектурное сооружение, даже самое популярное, для них не равнозначно Нотр-Дам де Пари.

Петровский европейский проект рубежа XVII–XVIII веков, при всех издержках, оказался успешным. Россия привыкла мыслить себя частью европейской, западной цивилизации, пусть иногда ее элиты начинают это отрицать. Изоляционистские порывы могут быть обусловлены или даже оправданы актуальными событиями. Но одновременно они являются бегством от самих себя.