Визит делегации Российской академии наук в США в очередной раз перенесен по инициативе американской стороны, хотя должен был состояться еще в декабре 2018 года. Планировалось продлить действие соглашения о сотрудничестве с Национальной академией наук США на пять лет. «Может быть, визит состоится в конце февраля, а может быть, и в апреле 2019 года. Пока мы только обсуждаем сроки», – заявил президент РАН Александр Сергеев. А может быть, и вообще не состоится в обозримом будущем.
Оставляя в стороне внешнеполитическую составляющую – что может в содержательном плане сегодня подразумевать сотрудничество России и США? О чем мы можем говорить с США в сфере научного сотрудничества? Во время визита в США делегация РАН собиралась, в частности, обсудить с руководством Национального управления по аэронавтике и исследованию космического пространства (NASA) вопросы, которые планировал поднять глава Роскосмоса Дмитрий Рогозин. Представители РАН также смутно говорят о каком-то «более широком круге вопросов».
Традиционно Запад интересуют российские исследования в области математики, ядерной и теоретической физики, сообщила министр высшего образования, научных исследований и инноваций Франции Фредерик Видаль на только что завершившемся в Москве Гайдаровском форуме. По ее словам, крупным проектом сотрудничества может стать создание инфраструктуры для Big Data, необходимой для технологий искусственного интеллекта.
Если Францию это еще как-то может заинтриговать, то США такая перспектива вряд ли заинтересует. По крайней мере в Соглашении о сотрудничестве в области научных, инженерных и медицинских исследований между Российской академией наук и Национальной академией наук США, подписанном в Вашингтоне 26 апреля 2015 года, приоритеты совсем другие: биомедицинские исследования, включая болезнь Альцгеймера и рак; климатические изменения и их влияние на Арктику; анализ проблем в области безопасности, контроля над вооружениями и нераспространения; оценка технологических и экономических аспектов развития энергетики; понимание причин насильственных форм экстремизма, включая влияние внешних интервенций в чувствительных этнополитических регионах; достижения и проблемы в области почвоведения.
Сегодня мы с вами легко можем оценить «эффективность» этого соглашения. Впрочем, тут нет ничего удивительного, если учесть, что во многие научные проекты мы не включены, так как не платим взносы в международные организации. Без этого исследование, например, климатических изменений становится фикцией. К тому же открыто уже высказывается мнение, что «научно-политической субъектности у академии нет и более никогда не будет».
Пролонгация соглашения о сотрудничестве НАН США и РАН – это в большей степени нужно именно российской стороне. Причем именно с точки зрения решения своих, внутриакадемических проблем. Сугубо научное содержание – на втором и третьем плане. Академия просто пытается использовать шанс, предоставленный ей законом о дополнительных полномочиях РАН, который закрепляет за ней право прямых международных отношений.
Вот и Александр Сергеев сообщал, что планирует обсудить с представителями НАН США планы по открытию представительства РАН в Соединенных Штатах. (А ведь есть еще и проект открытия региональных представительств РАН в России!) Функционал таких представительств абсолютно непонятен. В любом крупном посольстве РФ есть департамент, занимающийся вопросами научной сферы. В США тем более. К тому же проекты РАН в области «научной дипломатии» вполне можно реализовывать через Россотрудничество.
Похоже, что иностранные и региональные представительства для академии – это просто некая компенсаторная реакция на утерю всех исследовательских институтов. Американцы, судя по всему, отнюдь не горят желанием втягиваться в эту внутрироссийскую историю.
Екатерина Трифонова 
комментарии(0)