Шоу аукционов: что называть искусством?

Фото Pixabay.com

Аукционный дом Christie’s впервые выставил на торги картину, созданную искусственным интеллектом – нейросетями. При эстимейте в 7–10 тыс. долл. «Портрет Эдмона де Белами» ушел с молотка за 432,5 тыс. долл. (при этом известно, что ранее его продавали коллекционерам всего за 12 тыс. долл.). Новости арт-рынка сколь курьезные, столь и заставляющие задуматься о статусе произведения искусства.

«Портрет Эдмона де Белами», вымышленного персонажа, появился усилиями объединения Obvious из Парижа (Хьюго Кассель-Дюпре, Пьер Фотрель, Готье Вернье). В системе, куда было загружено 15 тыс. портретов XIV–XX веков, работают две нейросети – генератор и дискриминатор. Первый генерировал новые изображения, в то время как второй должен был отличить изображение, созданное человеческой рукой, от того, что сделала машина. Дискриминатор счел «Портрет Эдмона де Белами» образом настоящего человека. Science art – не новое направление на стыке науки и культуры, даже в России оно известно хорошо: в Московском музее современного искусства идет выставка, приуроченная к 10-летию Laboratoria Art&Science Foundation, там тоже есть про нейросети и искусственный интеллект. Дело в другом. 

Недавно мир удивлялся забаве самого известного «невидимого» стрит-артиста Бэнкси, чья работа «Девочка с воздушным шаром» самоуничтожилась сразу после продажи на аукционе Sotheby’s. Рамки того, что можно назвать искусством и продать, стремительно расширяются. Бэнкси встроил шредер в работу, которая превратилась в другое произведение – «Любовь в мусорном ведре». Покупательница, заплатившая 1,04 млн фунтов стерлингов (1,4 млн долл. при эстимейте в 250–400 тыс. долл.), от произведения в итоге не отказалась, прокомментировав, что приобрела перформанс. Представители Sotheby’s тоже акцентировали внимание на первой продаже перформанса с аукциона.

Вопрос ценообразования, особенно в современном искусстве, – дело имени, известного/раскрученного или еще нет, стараний галеристов, кураторов, количества музейных выставок и публикаций – тут многое зависит от пиара. Цена не всегда пропорциональна ценности. При этом понятно, что современное искусство – лишь один из сегментов арт-рынка. Есть данные, что крупнейшие аукционные дома тратят в целом около 300 млн долл. в год на промоушн.

Перформанс Бэнкси можно считать иронией над коммерциализацией искусства, работу искусственного интеллекта – тоже, но тут машины снимают фактор раскрученности имени, того или иного периода творчества и – строго говоря – авторства вообще, вместе с такими «погрешностями» «живого» искусства, как эмоции, пресловутое вдохновение и качество работы. Это ирония над современным искусством и арт-рынком, которые иногда суть мыльный пузырь, воля случая. 

С начала XX века изобразительное искусство демократизировалось – вспомнить хотя бы дюшановский реди-мейд с писсуаром («Фонтан»). Вместе с тем оно размывало границы искусства, понятия оригинала, цитаты и реплики и критерии его оценки. Это две стороны одной медали. Но все-таки понятия авторства история искусства в целом придерживалась. Оно ведь тоже рыночная категория. В данном случае авторство применимо только к участникам объединения, придумавшим систему для генератора и дискриминатора. Давно уже в искусстве предлагалось оценить идею, и зритель, не отрицающий современное искусство, к этому привык – это тоже демократизация.

Можно удачно продать историю, жест художника, шоу. Может ли искусство быть объективным (как работа машины) или что-то тогда в его природе ломается – один из главных вопросов, спровоцированный нынешним аукционным успехом. Если да, то скоро ли мы уткнемся в границы художественного творчества, где человек не нужен? Или все это уже следует называть не искусством, а как-то иначе?