Иллюстрация Рixabay.com
Сегодня, 1 октября, правительство должно представить окончательный вариант национального проекта «Наука», одного из 12 нацпроектов, определенных в майском «суперуказе» президента РФ Владимира Путина. Реализация нацпроекта начинается с 1 января 2019 года. Срок окончания – 15 декабря 2024 года. Курирует нацпроект вице-премьер Татьяна Голикова, руководитель – министр науки и высшего образования Михаил Котюков.
За базовый уровень приняты в основном показатели развития научно-технологической сферы на 31.12.16. К 2024 году РФ должна подняться с 11-го на 5-е место по удельному весу в общем числе статей, «определенных приоритетами научно-технологического развития». В общем объеме патентных заявок – с 8-го на 5-е. По объему внутренних затрат на исследования и разработки – с 10-го на 5-е. При этом практически неизменной должна остаться позиция России по численности исследователей: с 5-го на 4-е.
Кремлевские источники отмечают, что расходы на науку в целом и на «Науку» в частности будут взяты под особый надзор Контрольным управлением администрации президента. В общем, все очень серьезно. Хотя вопросы остаются. Какие последствия будет иметь нацпроект «Наука» для развития страны? Насколько реалистичны поставленные цели? Какая роль отведена Российской академии наук?
Ответ на последний вопрос, пожалуй, наиболее очевиден – представительская, формальная. При подготовке нацпроекта от РАН был представлен только один вице-президент. То есть академическая экспертиза нацпроекта – которая, кстати, прописана на законодательном уровне как основная функция РАН – фактически не проводилась. Да и как она могла проводиться, если президент РАН Александр Сергеев признается: «Многие члены академии реально пока не поняли, что это такое – работа в РАН без институтов… Сейчас директора, которые подчиняются Министерству науки, как будто не понимают, для чего им академия». Сергеев даже ставит вопрос о создании какой-то специальной площадки для взаимодействия директоров институтов и собственно РАН. Таким образом, цель начавшейся в 2013 году реформы академической науки все-таки достигнута: РАН превращена в клуб почетных стипендиатов с некоторыми представительскими функциями (международные соглашения, встречи с руководством страны и пр.).
Есть вопросы и к адекватности поставленных в нацпроекте индикаторов, насколько они отвечают идеологии «научно-технологического прорыва». Михаил Котюков отмечал, что за шесть лет необходимо «нарастить объем научных результатов примерно в два раза». В действующем ФЗ «О науке и государственной научно-технической политике» имеется такое определение: «Научный и (или) научно-технический результат – продукт научной и (или) научно-технической деятельности, содержащий новые знания или решения и зафиксированный на любом информационном носителе». Надо думать, за этим дело не станет: исследователи «наштампуют» столько публикаций и монографий, сколько надо. За этим дело не станет. Но можно ли будет считать, что задача нацпроекта выполнена?
Между тем научно-технологический прорыв (без кавычек) стране действительно необходим. Страна истосковалась по высоким технологиям. По данным Института статистических исследований и экономики знаний ВШЭ (НИУ), технологические инновации в 2017 году осуществляли лишь 9,6% организаций промышленности. (В ФРГ – 58,9%, Финляндии – 52%, Франции – 46,5%, Англии – 45,7%, Дании – 39,4%.). По оценкам международных экспертов, доля цифровой экономики в ВВП России – 3,9% (в США – 10,9%, в ЕС – 8,2%). На 10 тыс. рабочих в производственном секторе в России – 3 робота, в Южной Корее – 631, в Дании – 211.
Таким образом, и процесс подготовки нацпроекта «Наука», и методы его реализации – все это может свидетельствовать о глубоком непонимании сущности науки нынешним поколением менеджеров. Их логика очевидна: менеджерализм – это получение прибыли в ущерб институциональной логике.
Ольга Соловьева 
комментарии(0)