Виталий Третьяков УДИВИТЬ сегодня главного редактора центрального издания поездкой за рубеж почти так же трудно, как министра иностранных дел. В большинстве своем эти поездки, если исключить из них привилегированную туристическую программу, даже при наличии обязательных встреч с высокопоставленными чиновниками приносят не больше пользы, чем чтение статей международного отдела своей собственной газеты (к 'НГ' это относится во всяком случае).
Редким исключением стала недавняя (с 11 по 16 марта) поездка в Германию группы из девяти главных редакторов российских СМИ, организованная правительством ФРГ, издательским концерном Акселя Шпрингера и автомобильным концерном 'Даймлер-Крайслер'.
В русскую группу вошли Константин Эрнст, Олег Добродеев, Владимир Гуревич, Андрей Васильев, а также Евгений Киселев, Алексей Венедиктов, Сергей Пархоменко и Михаил Бергер. Ну и я, девятый член группы.
С кем мы встретились? Перечислю только официальных лиц, на чье мнение относительно российско-германских отношений и положения дел в мире хочу сослаться: это президент ФРГ Йоханнес Рау, канцлер Герхард Шредер, министр иностранных дел Йошка Фишер, председатель Христианско-демократического союза, ныне оппозиционного, Ангела Меркель, правящий бургомистр Берлина Эберхард Дипген, представители всех фракций, входящие в Комитет по международным делам Бундестага.
Каждая беседа длилась не менее часа, в основном состояла из вопросов членов нашей группы и ответов наших собеседников. Ни круг тем, ни острота вопросов ничем и никем не ограничивались. Наибольший интерес представляют, естественно, ответы канцлера Шредера и министра иностранных дел Фишера, причем первый из них позволил себя цитировать без всяких ограничений. Я передам суть наиболее интересных и важных ответов, не указывая без особой нужды на их авторство.
- Правда ли, что в ближайшее время Запад резко ужесточит свою позицию по отношению к Москве и лично к президенту Путину в связи с его внешней и внутренней политикой?
Канцлер Шредер: Нет, ужесточения не будет. Мы исходим из того, что в отношении России должна реализовываться политика дружбы и партнерства. Свои внутренние проблемы Россия должна решать сама. Президент Путин производит впечатление человека, который нацелен на решение этих проблем в рамках демократии и рыночных отношений; он имеет серьезное видение будущего России и, что очень важно, считает Россию 'частью старого христианского мира'.
- Поддержит ли Германия планы американцев по развертыванию национальной ПРО?
- Для начала надо спросить у американцев, что они под НПРО подразумевают. У них самих еще нет одной точной концепции НПРО. Прежде чем вести публичные дискуссии на этот счет, надо на уровне работы экспертов всех заинтересованных стран получить реальное представление о проекте НПРО.
- Правда ли, что Германия стоит за самый жесткий график выплачивания долгов России Западу и не готова идти на уступки Москве?
- Сегодня Россия может выплачивать свои долги, и это надо делать. Если в будущем, например в 2003 году, проблема будет острее, Германия готова учесть интересы России.
- Правда ли, что Германия рассчитывает в будущем вернуть себе Калининград?
- Германия всегда соблюдала суверенитет России над этой областью и не ставит себе таких целей. Более того, учитывая подозрения, которые могут на сей счет возникнуть, Германия передает инициативу в решении проблемы включения Калининградской области, когда она окажется анклавом в Евросоюзе, в процессе европейской экономической интеграции другим странам ЕС. Это не германский проект, а европейский. Если, конечно, Россия хочет, чтобы Калининградская область была мостом между ЕС и Россией, между Россией и Германией.
- Удовлетворены ли вы заявлениями Москвы, что в Калининградской области нет российского ядерного оружия? Не будете ли вы требовать дополнительных доказательств этого?
- У нас нет повода сомневаться в том, что утверждает Москва.
В целом и канцлер Шредер, и министр иностранных дел Фишер продемонстрировали, как мне показалось, вполне искреннюю доброжелательность по отношению к России и ее президенту. На дважды заданный вопрос о чеченской проблеме и проблеме свободы СМИ оба ограничились лишь самыми общими словами 'легкой озабоченности', не выдвигая никаких серьезных упреков, подчеркивая право России на борьбу за свою территориальную целостность и против терроризма. Относительно проблемы свободы СМИ в России оба высказались в том смысле, что не владеют конкретной информацией по этой проблеме и не готовы к ее оценке. Канцлер Шредер, говоря об этом и в целом о внутренних проблемах России, подчеркнул, что иногда кажется, что президент может ускорить их решение, но не всегда это удается. В этой связи он напомнил, что сказал однажды Владимиру Путину, что тот занимает сегодня, наверное, самый сложный пост в мире.
* * *
Девять главных редакторов крупнейших СМИ России - более чем подходящая аудитория для демонстрации жесткости позиции Германии по отношению к России, если бы таковая жесткость реально и однозначно наблюдалась. Причем продемонстрировать эту жесткость могли бы не обязательно первые лица, а ряд других наших собеседников - например, депутаты Бундестага, некоторые министры, с которыми мы встречались. Ничего этого не было.
Все ли наши собеседники были искренними? Во многом, уверен, все. Ведь нюансы в ответах на одни и те же вопросы у разных политиков, бизнесменов и журналистов, конечно же, наблюдались. Но это были лишь нюансы.
А там, где есть настоящая жесткость, ее ничем не скроешь. Даже доброжелательностью. Чтобы убедиться в этом, достаточно прочесть публикуемую в сегодняшнем номере 'НГ' статью американца Томаса Грэхэма, бывшего и, возможно, будущего дипломата и знатока России, в чьей любви к нашей стране я, хорошо зная Томаса, нисколько не сомневаюсь. Но любовь и доброжелательность одно, а американские интересы - другое. Что статья Томаса Грэхэма и демонстрирует. Один из его тезисов звучит так: холодная война закончилась. Из текста статьи это следует только в том случае, если учесть тот факт, что такая война закончилась для победителя, ибо он - победитель. И дальнейшего сопротивления не предвидит.
Все-таки Евросоюз, Германия в частности, это не США. В отношении России. Но сумеем ли мы извлечь пользу из этой нетождественности?
Дарья Гармоненко