В ОПРЕДЕЛЕННЫХ политических кругах Москвы, назовем их близкими к либеральным и демократическим, висит какое-то тяжелое и одновременно ироническое недоумение. Дескать, что-то идет не так, не в ту сторону, не к тем целям, не теми методами.
Все это напоминает досаду озабоченного многими делами человека, который, выйдя без зонта на улицу и попав в дождь, чертыхается: "Но ведь прогноз погоды был хороший! И поясницу у тещи не ломило! Почему, черт побери, все так плохо, сыро, неясно?"
Кто его заставлял верить синоптикам, да еще всем подряд? Почему тещина поясница надежнее логики и здравого смысла? Отчего не выглянул накануне в окно - небо-то уже было затянуто облаками.
Сегодняшний дождь (а для кого-то, напротив, солнце) - следствие, причем неизбежное, того, что ему предшествовало. И погода завтрашняя тоже будет не той, какой хочется или, наоборот, какой лучше бы не было. Она будет такой, какая только и может быть в сложившихся политических (простите, климатических) условиях.
Сиюминутно анализируя ситуацию с верховной властью России - можно испытывать недоумение и раздражение. Но стоит обернуться назад - сразу станет ясно, как мы дошли до жизни такой.
Другое дело, как эту "такую" жизнь оценивать, как к ней относиться, пытаться ли ей противостоять, или просто плыть по течению, или возводить плотины на самых опасных поворотах течения.
В этом, а не в оценке нынешнего положения дел - гражданский и политический выбор каждого.
МЫ В СЕРЕДИНЕ, А НЕ В КОНЦЕ ПРОЦЕССА
Процесс, собственно, развивался так.
Вот четыре этапа, спрямляя тенденции и отбрасывая нюансы, ельцинского правления.
91-93 гг. Одни делили власть, другие - брали собственность.
94-96 гг. Те, кому удалось получить всю власть, обратили свои взоры к собственности. Но оказалось, что многое, самое сладкое, уже в чьих-то руках. Собственность, то есть и финансовые ресурсы страны, оказались не в руках власти. А она у нас хоть и новая, да со старыми привычками: привыкла распоряжаться деньгами всей страны.
Оказавшись в действительно новой для себя ситуации, власть приуныла, ибо поняла, что попала в ловушку собственных реформ, проведенных так, что и у нее самой денег не осталось, и у народа, у которого деньги взять легко (налогами или вообще конфискационно). Власть осознала, что оказалась и без финансов, и без социальной опоры. А на носу - выборы, где у нее, власти, без денег и избирателей шансов никаких.
96 г. Власть от безысходности начала готовиться к государственному перевороту и отмене выборов.
Но собственники оказались более конструктивными. Они предложили власти сохранить ее (и себя, разумеется) без потрясений, соблюдая приличия. В обмен на еще большую собственность.
96-2000 гг. Собственники, достигнув успеха на выборах, ощутили свою силу. Они (с помощью СМИ - это важно) сделали то, что не могла власть и не хотел народ (другое дело, что коммунистов народ хотел еще меньше).
Поэтому собственники, особенно видя дряхлость Ельцина, повысили ставку. Они захотели не только собственности, но и власти. В результате - как символы удовлетворения этого желания - Чубайс возглавил президентскую администрацию, а Потанин стал первым вице-премьером правительства. Более конкретные дела решались на уровне залоговых аукционов.
Однако рутинное управление государством (власть) - это не то же самое, что рутинное управление собственностью. Оказалось, что это наука и профессия.
Как науку это управление нужно было знать, а как профессию - повседневно справлять. Как за профессию за власть мало платили, к тому же чиновничий аппарат был слишком вязок и специфичен для собственников, привыкших получать много и быстро (чиновник же клюет по зернышку), принимать решения и добиваться их исполнения стремительно - без всяких там парламентов, прокуратур и счетных палат.
И чиновник в конце концов вновь победил собственника, хоть и питался с руки последнего. Победил во всем, кроме влияния на президента и его семью.
К тому же власть все равно оставалась крупнейшим собственником, только на порядки менее эффективным, чем собственник частный. И поэтому была по-прежнему привлекательной для собственника.
Но не прямо, ибо собственник понял, что он умеет управлять предприятиями и людьми на них, но не народом. Кроме как посредством СМИ - это владельцы СМИ и, напротив, те, кто СМИ не владел, поняли хорошо.
Однако тут вновь - вот проклятая демократия! - замаячили на горизонте выборы.
Власть в целом (бюрократия) выборов не боялась, ибо она, бюрократия, бессмертна. А вот конкретные носители власти, особенно верховной, опять заволновались, ибо дело, как было принято говорить в СССР, запахло керосином.
Собственникам вновь пришлось мобилизоваться, ибо они прекрасно понимали, что новая власть в случае чего с такой же легкостью отберет собственность, как когда-то ее раздавала.
Поэтому все вели себя по-разному. Народ - спокойно ждал выборов. Ельцин - искал всего лишь одного человека, который бы не перечеркнул его, Ельцина, как физическую и политическую фигуру.
А собственники вели себя и более активно, и более разнообразно. Тем более что в их среде по определению царила конкуренция.
Чубайс, например, памятуя, что государство - все равно самый крупный собственник, решил переброситься в РАО "ЕЭС России", где собственность просто помножена на власть.
Другие собственники стали создавать партии и предвыборные движения, подбирая кандидатов в президенты. Ибо знали уже, что формально должна все-таки быть наверху какая-то политическая, публичная фигура.
Но, поскольку из партий, к тому же не существующих в реальности, каши не сваришь, политическое размежевание (в смысле мы за Юрь-Михалыча, а мы за Владим-Владимыча) прошло не по линии партий, идеологий и даже личных симпатий, а по линии двух самых мощных реальных механизмов побуждения к голосованию - вокруг партии НТВ и партии ОРТ.
На НТВ и ОРТ, как на шампуры, нанизались и партии, и политики, и губернаторы (машинисты местных голосовательных машин), и журналисты.
Партия НТВ, Гусинский были более консервативны. Они выбрали Примакова, человека, с которым находились в прямой идеологической конфронтации, например по оценке акции НАТО против Югославии. Но за Примаковым маячил Лужков, а это уже лучше.
Березовский, как всегда, был радикальнее. К Примакову и Лужкову он испытывал классовое недоверие, чувствовал в них что-то оппортунистическое. Да и не любили они его, хотя Гусинского почему-то любили. Душа политика - потемки.
Березовский (точнее - его партия) искали дольше, но зато лучше. Нашли - Путина. Что немаловажно - он подходил и по критериям лояльности Ельцину лично (лично - подчеркнем это).
Времени оставалось мало, а потому кандидат должен был стать еще и героем. В чем проявить героизм? В борьбе с коррупцией или в борьбе с мятежной и изрядно всем надоевшей Чечней.
Коррупцию в России за три месяца не победишь, да и не олигаршье это дело (а обе партии сплошь олигархические). А вот Чечню - можно.
Говорят, что Березовский и партия ОРТ боролись не за конституционный порядок в Чечне, а за Путина как своего кандидата.
Во многом это справедливо. Как и то, что и партия НТВ, и Гусинский в этом же смысле боролись не за права мирных чеченцев, а против кандидата Путина и за кандидатов Примакова и Лужкова.
Отдельно взятые мелкие политики и крупные журналисты могли быть сколь угодно искренними, но результирующая линия оказывалась именно такой.
То есть действительно решался вопрос власти в стране и как естественное его для сегодняшний России продолжение - вопрос собственности. Другое дело, что попутно одна из партий победно решила и проблему Чечни. Так как эта проблема для избирателей страны оказалась даже более существенной, чем вопрос собственности для собственников, победили те, кто понял, что нужно народу, а не только им самим.
Так Путин стал президентом.
И если бы мы находились в конце процесса передела власти и собственности в России, на этом бы наша история и остановилась. Наступила бы искомая и предлагавшаяся публично Евгением Примаковым стабилизация.
Избиратель жаждал, однако, не стабилизации, а прорыва - как на чеченском фронте, так и на многих других. Народ жаждал прыжка России из переходного периода в какую-то новую реальность.
Проблема Путина (для других) оказалась в том, что избиратель, общество в целом, включая в какой-то степени и олигархов, ждали от него не объявления "эпохи Ельцина" царством божиим на Земле, а выхода из этого царства куда глаза глядят.
Путин это понял. Тем более что та же самая мысль сидела и в его голове.
КАЗУС ПУТИНА
Путину предлагалось достроить ельцинский режим, усовершенствовать его.
Но он не мог это сделать именно потому, что нельзя ничего построить, находясь на середине реки. Надо пристать к какому-то берегу.
Путин пристал к идейно близкому ему берегу государственности (а иной человек и не сумел бы начать делать то в Чечне, что начал Путин).
Просчет с Путиным состоял в следующем:
1) Путин не завяз в Чечне, а, в общем-то, довел дело до конца (в определенном смысле, конечно);
2) его не назначали секретарем Совета безопасности, как Лебедя в 1996 году, а избрали президентом страны. Не тем, кого снимают, а тем, кто сам снимает;
3) Путин оказался в отличие от Ельцина человеком с собственными, а не только заемными идеями в голове. И к тому же молод;
4) старые корпоративные связи Путина оказались сильнее, чем новые, те, которыми он оброс в Кремле. Ибо та, старая корпорация - это Система, а новая корпорация - это еще не сварившийся до конца бульон. Это, кстати, четче и раньше других почувствовало именно НТВ. Данное обстоятельство позволило Путину стремительно сформировать рядом с не его правительством - свое: в виде Совета безопасности, а затем и семи федеральных наместников;
5) Путин, осознающий, что попал он в Кремль случайно, увидел в этой случайности и некий исторический промысел, некую свыше возложенную на него миссию - спасти Россию (а даже, как многие отмечают, да и сам Путин об этом говорил публично, еще шире: спасти Европу от нашествия агрессивной части ислама);
6) Путин во всем оказался противоположностью Ельцина (почему и победил тех, кто представлялся иными ипостасями Б.Н.), а по идеологии - так прямо Антиельциным. И этот свой антиельцинизм, сопровождающийся лояльностью лично Ельцину, что часто бывает в истории, Путин был обречен проявлять.
ОРГАНИЧЕСКИЙ ПОЛИТИК
Путин решил уничтожить ельцинский олигархический режим в принципе, создав вместо него единую олигархию-государство, соединив ее с рыночной экономикой.
Все сопротивляющиеся должны быть, согласно этой модели, разгромлены. И соответствующий процесс пошел. Совершенно естественный для той России, какою ее Ельцин передал Путину. Здесь Путин действительно не творец истории, а ее объективное орудие.
Во всей чеченской эпопее Путина - это уже субъективно - читались эти, и только эти, содержание и форма его действий. Здесь Путин - органический политик. Он делает то, что хочет сам и что в большинстве своем жаждет страна сегодня, после 8 лет ельцинизма.
В каком-то смысле политика Путина - это каток истории.
Но сровняет ли он вообще российское политическое поле или проложит на нем некие магистрали, оставив в неизменности уже возникший демократический пейзаж, - это вопрос.
Каждый на этот вопрос отвечает сам. Я - скорее оптимист, чем пессимист.
Хотя, конечно, до конца еще неясно, будет ли Путин следовать антиельцинизму как догме или разовьет его как творческое учение, не убивающее все в практике своего предшественника.
Приблизиться к ясности поможет фиксация основных черт, потенций и тенденций развития путинского режима. Об этом - завтра.