Фото предоставлено Российским партнерством за сохранение климата
На текущий момент Парижское соглашение по климату ратифицировали более 150 стран, но Россия не в их числе. Уже сейчас наблюдается тенденция проработки компенсационных мер теми странами, которые ввели у себя углеродное регулирование. Что это означает? А то, что в будущем, в случае их введения, могут взиматься таможенные пошлины или сборы на товары из стран, где нет подобного регулирования. В связи с этим Парижское соглашение следует рассматривать с точки зрения возможностей для повышения конкурентоспособности экономики РФ и отечественной продукции на мировом рынке. В противном случае компенсационные меры могут ограничить возможности российских компаний.
Так что же скрывается за термином «углеродное регулирование»? Это налог или система торговли квотами на выбросы парниковых газов в атмосферу. Для развития углеродного регулирования в России создается необходимая основа – система отчетности предприятий о выбросах парниковых газов, разработкой которой занимаются Минприроды России и Минэкономразвития России. После того, как система отчетности будет окончательно создана, следующим шагом России должен стать выбор модели углеродного регулирования – рынок или налог.
Установление цены на выбросы углекислого газа – подход далеко не новый и уже реализуется многими странами на национальном или корпоративном уровнях.
По данным Всемирного банка, углеродное регулирование введено в 40 странах и более чем в 20 регионах, что покрывает около 15% глобальных выбросов парниковых газов (по данным на 2016 год). Число применяемых механизмов выросло почти в два раза по сравнению с 2012 годом и достигло суммарного объема рынка порядка 50 млрд долл. И торговля квотами, и углеродный налог имеют свои плюсы и минусы. К очевидным преимуществам налоговой модели можно отнести простоту реализации: не требуется создания новой институциональной инфраструктуры – налоговые системы действуют в каждой стране. Но в этом случае важно правильно определить размер самого налога, чтобы он по-настоящему был инструментом, стимулирующим снижение выбросов, а не ограничением предпринимательской деятельности.
Углеродный рынок – более сложная схема. Здесь сами предприятия должны участвовать в торговле, то есть выставлять на продажу или приобретать квоты, государство создает торговые площадки и обеспечивает контроль их деятельности. Но все же основным вызовом углеродного рынка является правильность распределения квот. Их недостаток вызовет неадекватный рост цен, а переизбыток – падение. В Европе именно по причине перенасыщения рынка стоимость квот колеблется на уровне 2-3 евро за тонну эквивалента СО2, в то время как прогнозировалось 10-20 евро.
Кроме этого, есть довольно объемный список исключений – например, в Европейской системе торговли энергоемкие предприятия (производство стали, алюминия и др.) имеют право получать бесплатно до 100% квот (при соответствии принятому в отрасли наименьшему показателю выбросов). Это создает неравенство среди производителей в зоне ЕС – кто-то платит, кто-то нет. Хотя по замыслу авторов мера направлена на снижение риска так называемых углеродных утечек – то есть переноса производств в страны без углеродного регулирования. В этой связи логично предположить, что самым эффективным способом борьбы с утечками являлось бы всеобщее участие в углеродном регулировании, когда не будет стран без регулирования. Необходимо глобальное и универсальное регулирование.
Безусловно, это не самая быстрореализуемая задача, но движение в этом направлении есть. Коалиция лидеров по углеродному ценообразованию, созданная под эгидой Всемирного банка в 2015 году и объединяющая правительства 30 стран и регионов, 140 компаний, финансовых учреждений и общественных организаций, поставила перед собой задачу увеличить долю глобальных выбросов, подпадающих под углеродное регулирование, в два раза к 2020 году и еще в два раза к 2030 году.
Возвращаясь к России, полагаю, какая бы модель углеродного регулирования ни была выбрана, она должна стимулировать компании инвестировать в низкоуглеродное развитие, а не создавать очередные сложности и барьеры. В связи с этим для смягчения последствий введения углеродного регулирования необходимо предусмотреть переходный период и меры компенсации, особенно для наиболее чувствительных отраслей. Это касается прежде всего угольной и иных сфер производственной деятельности с высоким уровнем эмиссий СО2. Как пример успешного решения этих задач можно привести углеродный налог провинции Британская Колумбия в Канаде – при его введении были упразднены или снижены иные социальные и подоходные налоги. Кроме того, стоит задуматься и о создании целевого экологического фонда, в который бы поступали углеродные платежи для последующего финансирования программ в области охраны окружающей среды, энергоэффективности, адаптации к изменению климата.
В любом случае система углеродного регулирования не должна снижать конкурентоспособность бизнеса, а должна быть мотивирующей к повышению энергоэффективности и ресурсосбережению как для компаний, так и для государства.