Статья 163, часть карательная

Александре Баязитовой грозил срок, который не всегда получают преступники, совершившие убийство. Фото агентства городских новостей "Москва"

4 декабря состоялась встреча президента РФ с членами Совета по правам человека (СПЧ). Среди прочих перед Владимиром Путиным выступила член СПЧ, правозащитница и журналистка Ева Меркачева. Она вынесла на обсуждение вопрос о строгости наказаний за ненасильственные преступления. «Вообще, сроки кажутся дикими — 7, 10, 15, 20 лет — за преступления, в результате которых никто не пострадал, нет никаких жертв и никто не погиб», — отметила правозащитница.

Под ненасильственными преступлениями Ева Меркачева подразумевает в том числе экономические преступления — по которым в России ежегодно сажают около 20 тысяч человек. При этом приговоры довольно суровые: в среднем — 10 лет лишения свободы. В тюрьмах оказываются люди, которые могли бы приносить фактическую пользу обществу. Но вместо этого, после отбывания наказания, они возвращаются асоциальными элементами, которых очень сложно обратно интегрировать в среду.

Проблема заключатеся в том, что в УПК РФ не определено, что есть преступления насильственного или ненасильственного характера. Соответствующий законопроект, предлагающий закрепить эти понятия в статье 5 уголовно-процессуального кодекса, находится на рассмотрении в Госдуме — но поправки все еще не приняты.

В планах — разграничить те преступления, которые совершили с применением насилия или с его угрозой, и без него. Но пока трактовка, является ли преступление насильственным или ненасильственным, остается достаточно вольной. Итог — люди, осужденные по тем же экономическим статьям, отбывают свой срок едва ли не дольше, чем обвиняемые в убийствах.

Для сравнения: согласно статье 105 УК РФ, предумышленное убийство наказывается лишением свободы на 6-15 лет. По словам Меркачевой, в среднем же преступники, осужденные по этой статье, и вовсе отбывают срок в 6-8 лет. Шесть лет за убийство против десяти лет за экономическое преступление — такие цифры.

В качестве иллюстрации Ева Меркачева также привела в пример кейс журналисток Александры Баязитовой и Ольги Архаровой — или «дело телеграмщиц». Летом 2022 года девушек арестовали по обвинению в вымогательстве (часть 3, пунт «б» 163 статьи УК РФ). У журналисток было несколько Telegram-каналов, в котором они, по мнению следствия, в том числе организовывали «блоки на негатив» — то есть удаляли конкретную информацию о публичных личностях за деньги.

Девушки больше года находились под стражей в СИЗО, ожидая вынесения приговора по своему делу. Обвинение запрашивало 14 лет лишения свободы для Баязитовой и 13 лет — для Архаровой. Итог — снижение срока до 5 и 4,5 лет, соответственно. Но, по словам Меркачевой, даже эти цифры несоразмерны фактическому нарушению закона.

«Это колоссально много для девушки с сахарным диабетом, которая никого не убила» — подчеркивает Ева Меркачева.

Дело Баязитовой — далеко не единственное. В последние годы в отношении журналистов, работающих в разных медиа, все чаще применяется 163 статья Уголовного кодекса.

Так, в мае 2023 года в колонию отправили администраторов Telegram-каналов «Сканер» и Riddle — Владислава Малушенко, Евгения Москвина и Алексея Слободенюка. Они также были арестованы в 2022 году и почти год ждали решения суда — в результате получили срок в 8 лет по той же статье.

Или один из последних примеров — дело Антона Сафонова. Предпринимателя арестовали, опять же, по обвинению в вымогательстве — статья 163, часть 3, пунт «б». Люди разные, но обвинители и кейсы идентичные.

При этом наказание по статье о вымогательстве — в особенности по третьему пункту — предусмотрено довольно жесткое: от 7 до 15 лет лишения свободы. Даже более суровое, чем за убийство.

Как вышло, что статья, на первый взгляд, не имеющая никакого отношения к работе в медиа — так активно применяется в отношении журналистов и пиарщиков? Чтобы разобраться в этом вопросе, мы обратились к адвокату по уголовным делам Адвокатской палаты города Москвы Татьяне Пашкевич.

- Татьяна, статья 163 УК предусматривает уголовную ответственность за вымогательство — но что такое «вымогательство»?

- В доктринальном юридическом понимании вымогательство — это требование о передаче имущества или имущественных прав под угрозой насилия, уничтожения имущества или распространения порочащей информации. А если говорить обывательским языком, конструкция выглядит как «отдай, иначе я сделаю что-то плохое».

- Но как понять, что является «угрозой»?

- Именно в угрозе и кроется самая сложная доказательственная составляющая по уголовным делам о вымогательстве. Оценка реальности угрозы зависит от обстановки, в которой она высказана, от личности, материального или должностного положения лица, который ее высказывает и от прочих нюансов.

- То есть как угрозу можно расценить практически что угодно?

- Можно сказать и так, но, повторюсь, нужны условия и обстановка, чтобы лицо, в отношении которого направлена эта угроза, реально ее воспринимал. Обычная же просьба — допустим, о передаче денежных средств — не может являться вымогательством. Простой пример: к человеку на вокзале подходят некие люди, просят денег, а за отказ обещают проклясть — это неприятная ситуация, но никак не вымогательство. Потому что современный человек понимает абсурдность и нереальность такой угрозы.

- Как можете прокомментировать тот факт, что в последние годы по делу о вымогательстве все чаще арестовывают представителей медиа и PR-компаний?

- Доступная в сети информация об этих делах свидетельствует о том, что как вымогательство квалифицировано направление коммерческого предложения лицам, обратившимся в эти медиа-компании — за совершение действий с имеющимися в открытых источниках информации публикациями, данными, журналистскими расследованиями и так далее. По своей сути это обычные гражданско-правовые отношения, и ничем иным они не являются. Фактически заказчик обращается за услугой и в ответ на свою просьбу получает коммерческое предложение. Далее уже воля заказчика — воспользоваться этими услугами или нет. Все это регулирует Гражданский кодекс РФ, а никак не Уголовный кодекс РФ.

- Зачем вообще, на ваш взгляд, нужны уголовные дела в отношении администраторов Telegram-каналов и пиарщиков?

- От таких уголовных дел выгода будет только у правоохранительных органов. И она в большей степени статистическая — увеличение показателей раскрываемости преступлений. Этому, увы, способствует и позиция самих обвиняемых по этим уголовным делам. Часто они, осознавая сроки наказания, принимают решение признаться в том, что гражданско-правовые отношения в итоге имели корыстную и преступную цель, понимая, что признание в итоге облегчит потенциальный приговор.

- То есть люди признают вину из-за страха перед большими сроками?

- Именно так. Нужно еще учитывать контекст: часто обвиняемых год или даже больше держат в СИЗО в полной изоляции от общества. Для человеческой психики — это очень непростое испытание. Понятно, почему в итоге обвиняемые сдаются под этим давлением – и признаются даже в том, что не обладает признаками преступления. Для них это самый короткий путь домой.

- На последней встрече президента РФ и СПЧ Ева Меркачева заострила внимание на проблеме: сегодня многие обвиняемые по ненасильственным делам месяцами, а иногда даже годами ожидают финального решения суда в СИЗО. В частности, так было в случае с Баязитовой и Архаровой. Почему так происходит, разве нет других мер пресечения?

- Для заключения человека под стражу достаточно только тяжести вменяемого ему преступления. Остальные обстоятельства — семья, дети, работа — к сожалению, не так важны. Смысл же любой меры пресечения — обеспечить порядок расследования дела и судебного следствия, чтобы не было попыток им воспрепятствовать. Тем не менее закон предусматривает и другие, вполне эффективные и не такие суровые меры пресечения: домашний арест, запрет определенных действий, залог. И когда мы говорим о предпринимателях, пиарщиках или журналистах, обвиняемых в ненасильственных преступлениях, — очевидно, что для них нахождение в СИЗО избыточно. Здесь вполне можно было бы ограничиться домашним арестом на время, пока идет следствие.

Статья профессионального риска

Фактически мы видим, что статья 163 ч. 3 УК РФ для представителей медиа, играет ту же роль, что и 159 статья УК для бизнесменов. Также как практически любого предпринимателя можно подвести под дело о мошенничестве, также и практически любого журналиста можно осудить за вымогательство — за публикацию или непубликацию информации, которая может кому-то не понравиться.

Тенднеция тревожная, так как она открывает возможности для злоупотребления полномочиями со стороны властных структур. На кону внушительные сроки — до 15 лет лишения свободы. С такими данными, манипулируя максимальным наказанием и строгим режимом пребывания в СИЗО и в колонии, можно добиться любого признания в обмен на более щадящий срок.

В том же «деле телеграмщиц» изначально проходило три фигуранта — кроме Баязитивой и Архаровой, арестована была медиаменеджер Инна Чурилова. Но, так как обвиняемая признала вину, суд в особом порядке назначил ей 4 года условно. Баязитова и Архарова свою вину не признали — за что им и пришлось заплатить реальным сроком.

Получается, все те, кто занимается пиар-сопровождением персон в публичном поле — потенциально подпадают под 163 статью УК. И могут быть осуждены на срок до 15 лет лишения свободы — фактически только за то, что они получают вознаграждение за свою работу.

Президент РФ подчеркнул, что его удивляют сроки, грозящие россиянам за ненасильственные преступления. Фото Reuters

Публичные люди нередко хотят ограничить появление какой-то информации о себе в медиапространстве — и тогда они приходят в PR-агентства и к владельцам Telegram-каналов с конкретным заказом. Заключается контракт на оговоренную сумму, после чего начинается работа по созданию позитивного имиджа персоны и удалению или редактированию нежелательных сведений. Это нормальная практика, которая законно реализуется по всему миру — и в России в частности.

Но складывающаяся в РФ процессуально-уголовная практика говорит о том, что гражданско-правовые отношения в любой момент можно сменить на уголовно-правовые. И подвергнуть преследованию любое СМИ, блогера и PR-агентство, чье предложение не понравилось заказчику.

Примечательно, что все это «закручивание гаек» разворачивается на фоне слов президента о том, что большие сроки за ненасильственые преступления являются «спорными». В частности Владимир Путин отметил, примеры уголовных дел, приведенные Евой Меркачевой, тоже «не очень в голове укладываются».

Во время Прямой линии 14 декабря Путин вновь подчеркнул, что сам периодически «оторопевает» от сроков за ненасильственные преступления — в ответ на очередной вопрос о деле Баязитовой.

Тем не менее, вопреки публичной позиции президента, в России продолжает работать палочная система: сотрудники правоохранительных органов все еще ориентируются на количественный план. А феноменальные сроки продолжают отбывать люди, не несущие угрозу обществу или государству.