Денис Писарев
Александре Баязитовой грозил срок, который не всегда получают преступники, совершившие убийство. Фото агентства городских новостей "Москва"
4 декабря состоялась встреча президента РФ с членами Совета по правам человека (СПЧ). Среди прочих перед Владимиром Путиным выступила член СПЧ, правозащитница и журналистка Ева Меркачева. Она вынесла на обсуждение вопрос о строгости наказаний за ненасильственные преступления. «Вообще, сроки кажутся дикими — 7, 10, 15, 20 лет — за преступления, в результате которых никто не пострадал, нет никаких жертв и никто не погиб», — отметила правозащитница.
Под ненасильственными преступлениями Ева Меркачева подразумевает в том числе экономические преступления — по которым в России ежегодно сажают около 20 тысяч человек. При этом приговоры довольно суровые: в среднем — 10 лет лишения свободы. В тюрьмах оказываются люди, которые могли бы приносить фактическую пользу обществу. Но вместо этого, после отбывания наказания, они возвращаются асоциальными элементами, которых очень сложно обратно интегрировать в среду.
Проблема заключатеся в том, что в УПК РФ не определено, что есть преступления насильственного или ненасильственного характера. Соответствующий законопроект, предлагающий закрепить эти понятия в статье 5 уголовно-процессуального кодекса, находится на рассмотрении в Госдуме — но поправки все еще не приняты.
В планах — разграничить те преступления, которые совершили с применением насилия или с его угрозой, и без него. Но пока трактовка, является ли преступление насильственным или ненасильственным, остается достаточно вольной. Итог — люди, осужденные по тем же экономическим статьям, отбывают свой срок едва ли не дольше, чем обвиняемые в убийствах.
Для сравнения: согласно статье 105 УК РФ, предумышленное убийство наказывается лишением свободы на 6-15 лет. По словам Меркачевой, в среднем же преступники, осужденные по этой статье, и вовсе отбывают срок в 6-8 лет. Шесть лет за убийство против десяти лет за экономическое преступление — такие цифры.
В качестве иллюстрации Ева Меркачева также привела в пример кейс журналисток Александры Баязитовой и Ольги Архаровой — или «дело телеграмщиц». Летом 2022 года девушек арестовали по обвинению в вымогательстве (часть 3, пунт «б» 163 статьи УК РФ). У журналисток было несколько Telegram-каналов, в котором они, по мнению следствия, в том числе организовывали «блоки на негатив» — то есть удаляли конкретную информацию о публичных личностях за деньги.
Девушки больше года находились под стражей в СИЗО, ожидая вынесения приговора по своему делу. Обвинение запрашивало 14 лет лишения свободы для Баязитовой и 13 лет — для Архаровой. Итог — снижение срока до 5 и 4,5 лет, соответственно. Но, по словам Меркачевой, даже эти цифры несоразмерны фактическому нарушению закона.
«Это колоссально много для девушки с сахарным диабетом, которая никого не убила» — подчеркивает Ева Меркачева.
Дело Баязитовой — далеко не единственное. В последние годы в отношении журналистов, работающих в разных медиа, все чаще применяется 163 статья Уголовного кодекса.
Так, в мае 2023 года в колонию отправили администраторов Telegram-каналов «Сканер» и Riddle — Владислава Малушенко, Евгения Москвина и Алексея Слободенюка. Они также были арестованы в 2022 году и почти год ждали решения суда — в результате получили срок в 8 лет по той же статье.
Или один из последних примеров — дело Антона Сафонова. Предпринимателя арестовали, опять же, по обвинению в вымогательстве — статья 163, часть 3, пунт «б». Люди разные, но обвинители и кейсы идентичные.
При этом наказание по статье о вымогательстве — в особенности по третьему пункту — предусмотрено довольно жесткое: от 7 до 15 лет лишения свободы. Даже более суровое, чем за убийство.
Как вышло, что статья, на первый взгляд, не имеющая никакого отношения к работе в медиа — так активно применяется в отношении журналистов и пиарщиков? Чтобы разобраться в этом вопросе, мы обратились к адвокату по уголовным делам Адвокатской палаты города Москвы Татьяне Пашкевич.
- Татьяна, статья 163 УК предусматривает уголовную ответственность за вымогательство — но что такое «вымогательство»?
- В доктринальном юридическом понимании вымогательство — это требование о передаче имущества или имущественных прав под угрозой насилия, уничтожения имущества или распространения порочащей информации. А если говорить обывательским языком, конструкция выглядит как «отдай, иначе я сделаю что-то плохое».
- Но как понять, что является «угрозой»?
- Именно в угрозе и кроется самая сложная доказательственная составляющая по уголовным делам о вымогательстве. Оценка реальности угрозы зависит от обстановки, в которой она высказана, от личности, материального или должностного положения лица, который ее высказывает и от прочих нюансов.
- То есть как угрозу можно расценить практически что угодно?
- Можно сказать и так, но, повторюсь, нужны условия и обстановка, чтобы лицо, в отношении которого направлена эта угроза, реально ее воспринимал. Обычная же просьба — допустим, о передаче денежных средств — не может являться вымогательством. Простой пример: к человеку на вокзале подходят некие люди, просят денег, а за отказ обещают проклясть — это неприятная ситуация, но никак не вымогательство. Потому что современный человек понимает абсурдность и нереальность такой угрозы.
- Как можете прокомментировать тот факт, что в последние годы по делу о вымогательстве все чаще арестовывают представителей медиа и PR-компаний?
- Доступная в сети информация об этих делах свидетельствует о том, что как вымогательство квалифицировано направление коммерческого предложения лицам, обратившимся в эти медиа-компании — за совершение действий с имеющимися в открытых источниках информации публикациями, данными, журналистскими расследованиями и так далее. По своей сути это обычные гражданско-правовые отношения, и ничем иным они не являются. Фактически заказчик обращается за услугой и в ответ на свою просьбу получает коммерческое предложение. Далее уже воля заказчика — воспользоваться этими услугами или нет. Все это регулирует Гражданский кодекс РФ, а никак не Уголовный кодекс РФ.
- Зачем вообще, на ваш взгляд, нужны уголовные дела в отношении администраторов Telegram-каналов и пиарщиков?
- От таких уголовных дел выгода будет только у правоохранительных органов. И она в большей степени статистическая — увеличение показателей раскрываемости преступлений. Этому, увы, способствует и позиция самих обвиняемых по этим уголовным делам. Часто они, осознавая сроки наказания, принимают решение признаться в том, что гражданско-правовые отношения в итоге имели корыстную и преступную цель, понимая, что признание в итоге облегчит потенциальный приговор.
- То есть люди признают вину из-за страха перед большими сроками?
- Именно так. Нужно еще учитывать контекст: часто обвиняемых год или даже больше держат в СИЗО в полной изоляции от общества. Для человеческой психики — это очень непростое испытание. Понятно, почему в итоге обвиняемые сдаются под этим давлением – и признаются даже в том, что не обладает признаками преступления. Для них это самый короткий путь домой.
- На последней встрече президента РФ и СПЧ Ева Меркачева заострила внимание на проблеме: сегодня многие обвиняемые по ненасильственным делам месяцами, а иногда даже годами ожидают финального решения суда в СИЗО. В частности, так было в случае с Баязитовой и Архаровой. Почему так происходит, разве нет других мер пресечения?
- Для заключения человека под стражу достаточно только тяжести вменяемого ему преступления. Остальные обстоятельства — семья, дети, работа — к сожалению, не так важны. Смысл же любой меры пресечения — обеспечить порядок расследования дела и судебного следствия, чтобы не было попыток им воспрепятствовать. Тем не менее закон предусматривает и другие, вполне эффективные и не такие суровые меры пресечения: домашний арест, запрет определенных действий, залог. И когда мы говорим о предпринимателях, пиарщиках или журналистах, обвиняемых в ненасильственных преступлениях, — очевидно, что для них нахождение в СИЗО избыточно. Здесь вполне можно было бы ограничиться домашним арестом на время, пока идет следствие.
Статья профессионального риска
Фактически мы видим, что статья 163 ч. 3 УК РФ для представителей медиа, играет ту же роль, что и 159 статья УК для бизнесменов. Также как практически любого предпринимателя можно подвести под дело о мошенничестве, также и практически любого журналиста можно осудить за вымогательство — за публикацию или непубликацию информации, которая может кому-то не понравиться.
Тенднеция тревожная, так как она открывает возможности для злоупотребления полномочиями со стороны властных структур. На кону внушительные сроки — до 15 лет лишения свободы. С такими данными, манипулируя максимальным наказанием и строгим режимом пребывания в СИЗО и в колонии, можно добиться любого признания в обмен на более щадящий срок.
В том же «деле телеграмщиц» изначально проходило три фигуранта — кроме Баязитивой и Архаровой, арестована была медиаменеджер Инна Чурилова. Но, так как обвиняемая признала вину, суд в особом порядке назначил ей 4 года условно. Баязитова и Архарова свою вину не признали — за что им и пришлось заплатить реальным сроком.
Получается, все те, кто занимается пиар-сопровождением персон в публичном поле — потенциально подпадают под 163 статью УК. И могут быть осуждены на срок до 15 лет лишения свободы — фактически только за то, что они получают вознаграждение за свою работу.
|
|
Президент РФ подчеркнул, что его удивляют сроки, грозящие россиянам за ненасильственные преступления. Фото Reuters |
Публичные люди нередко хотят ограничить появление какой-то информации о себе в медиапространстве — и тогда они приходят в PR-агентства и к владельцам Telegram-каналов с конкретным заказом. Заключается контракт на оговоренную сумму, после чего начинается работа по созданию позитивного имиджа персоны и удалению или редактированию нежелательных сведений. Это нормальная практика, которая законно реализуется по всему миру — и в России в частности.
Но складывающаяся в РФ процессуально-уголовная практика говорит о том, что гражданско-правовые отношения в любой момент можно сменить на уголовно-правовые. И подвергнуть преследованию любое СМИ, блогера и PR-агентство, чье предложение не понравилось заказчику.
Примечательно, что все это «закручивание гаек» разворачивается на фоне слов президента о том, что большие сроки за ненасильственые преступления являются «спорными». В частности Владимир Путин отметил, примеры уголовных дел, приведенные Евой Меркачевой, тоже «не очень в голове укладываются».
Во время Прямой линии 14 декабря Путин вновь подчеркнул, что сам периодически «оторопевает» от сроков за ненасильственные преступления — в ответ на очередной вопрос о деле Баязитовой.
Тем не менее, вопреки публичной позиции президента, в России продолжает работать палочная система: сотрудники правоохранительных органов все еще ориентируются на количественный план. А феноменальные сроки продолжают отбывать люди, не несущие угрозу обществу или государству.
