Анастасия Башкатова
Словесные интервенции Минфина ослабили курс рубля. Фото агентства «Москва»
Без нового санкционного шока экономика РФ могла расти в 2022–2024 годах на 2–2,5% в год, следует из обзора Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (ЦМАКП). Но это был бы рост структурно «разорванной экономики», в которой одни сферы формируют доход, а перспективы для рывка имеют другие. Так что санкционный шок высветил уязвимости, и с ними предстоит работать. Между тем, судя по выводам ЦМАКПа, на фоне санкций и «инстинктивных» решений в стране случился и «кризис stop-go регулирования». Хаотическое изменение базовых параметров – от инфляции до курса рубля – дестимулирует и бизнес, и работу с РФ других стран «не хуже санкций», считает ЦМАКП.
Накануне санкционного шока рост экономики РФ был ограничен структурными дисбалансами.
Это следует из нового обзора ЦМАКПа, посвященного «санкционному кризису» и выходящего частями в формате 13 «тетрадей». Части публикуются не по порядку, поэтому первая из них – с характеристиками экономического развития до и во время «санкционного кризиса» – появилась только сейчас.
Итак, как сообщается в материалах, до санкционного шока с учетом стоящих перед страной задач по борьбе с бедностью, модернизации, обеспечению национальной безопасности и т.п. минимально необходимые темпы экономического роста составляли примерно 3–3,5%.
В 2022–2024 годах экономика РФ могла выйти на тренд последовательного оживления с низкими стабильными темпами роста: по инерционному варианту – около 2–2,3% в текущем году и 1,5–2% в последующие два года, а по оптимистическому – по 2–2,5% в год в течение трех лет.
Однако случился санкционный шок весны-2022: он не только создал качественно новые проблемы, но и высветил те уязвимости, которые складывались длительное время в ходе адаптации к последствиям кризисов 2008–2010 и 2013–2015 годов. Эти уязвимости имеют в основном структурный характер.
В частности, как сообщает автор этого доклада руководитель направления ЦМАКПа Дмитрий Белоусов – все последние годы экономический рост РФ базировался на трех «идеях»: опережающий по отношению к общей экономической динамике рост потребления домашних хозяйств; высокий вклад экспорта в рост ВВП; определяющая роль импорта товаров в наполнении экономики ресурсами развития, причем как «качественными» (например, инвестиционное оборудование), так и «дешевыми» (например, одежда, сырье для пищевой промышленности и т.д.).
Такая модель, судя по анализу, подразумевала масштабное перераспределение экспортной ренты на поддержание благосостояния населения через бюджет, высокую и усиливающуюся роль «экономической безопасности» в экономической политике, довольно жесткую бюджетную политику, проведение очень консервативной денежно-кредитной политики, формирование «выделенных» каналов поддержки приоритетных отраслей и проектов через льготное кредитование, институты развития.
В целом, судя по оценкам Белоусова, в России в рамках экономической политики была создана «довольно изощренная система сдержек и противовесов», основной идеей которой стала «последовательная стабилизация экономической динамики, инфляции, социальной ситуации».
«По всей видимости, целью был «размен» возможного циклического подъема (и глубокого циклического спада потом) на значительно более медленный, но менее чувствительный к экономической конъюнктуре рост», – пояснил экономист.
И судя по анализу ЦМАКПа, «естественными результатами формирования этой модели стала тенденция к потере целостности российской экономики»: сформировался структурный разрыв между «полюсом роста» и «полюсом доходов» в экономике.
«Высокая значимость импорта для поддержания функционирования основных секторов экономики означала автоматически значимость экспорта (из соображений экономической безопасности, устойчивости проектов) как фактора структурирования экономики. Проблема, однако, в том, что необходимость сдерживания инфляции и поддержания бюджетной стабильности предполагала проведение довольно жесткой денежно-кредитной и бюджетной политики, – отметил еще раз Белоусов. – В результате с учетом перехода к «самофинансированию» инвестиций сформировался феномен разорванной экономики».
Рентабельность, как сообщается, оказалась сосредоточена в отраслях, имеющих ограниченный потенциал роста: «В экспортно-ориентированной металлургии, добыче полезных ископаемых, отчасти в сельском хозяйстве, опирающемся на рост потребительского спроса и высокую скорость оборота, в торговле, в пищевой отрасли, в здравоохранении, отраслях досуга».
А основной рост, по данным аналитиков, был сосредоточен в относительно менее рентабельных отраслях – «финансовом секторе, информационно-коммуникационных технологиях (ИКТ) и машиностроении». «Только несколько, к сожалению, не очень крупных отраслей (химический комплекс, прежде всего фармацевтика; производство стройматериалов, легкая промышленность) сочетали довольно высокую рентабельность и интенсивный рост», – уточняется в обзоре.
Экономическая стабилизация предполагала и социальную стабилизацию, что, как считают в ЦМАКПе, привело к разрыву связи между повышением производительности труда и приростом реальной заработной платы, к возникновению локальных дисбалансов на рынке труда. Так, часть регионов испытывала постоянный дефицит трудовых ресурсов, покрываемый за счет массированной трудовой миграции, другая часть, наоборот, функционировала в условиях «скрытой безработицы», когда даже неэффективные рабочие места сохранялись во избежание социальной напряженности.
Такова ситуация «до». В ответ же на новый «удар санкций», который объективно ограничил импорт, экспорт, выход на внешние рынки капитала, в России начала развертываться, как оценивает Белоусов, «довольно изощренная система поддержки экономики». Но первой и «едва ли не инстинктивной реакцией на начало «санкционной войны», немедленный обвал рубля, скачок ажиотажного спроса на товары и соответственно инфляции стало резкое ужесточение кредитной политики».
«В результате мы получили своеобразный, очень быстро реализующийся «кризис stop-go регулирования» на российский манер, – сообщает автор обзора. – Как раз на фоне этого ужесточения кредитной политики рубль начал резко укрепляться (из-за «санкционного» сжатия импорта и сверхвысоких цен на экспортируемое сырье), а «потребительский ажиотаж» с неизбежностью сменился нарастанием дефицита спроса в экономике и замедлением инфляции». Имеется в виду тип кризиса, обусловленный рассинхронизацией экономического цикла и мер воздействия на него из-за временного лага в реакции экономики.
Проблемой становится резкое усиление финансовой волатильности. «Сочетание эффектов санкций, крайне нестабильной внешнеэкономической конъюнктуры с излишне резкими поворотами денежно-кредитной политики привело к хаотическому изменению базовых финансовых параметров», – сообщает ЦМАКП.
Например, уровень инфляции «еще в марте оценивался в 20–25%, сейчас – в 17–20%», ключевая ставка снижена с 20 до 9,5%, обменный курс рубля, подскакивавший на пике до 120 руб. за долл., сейчас упал более чем вдвое. Добавим к этому, что теперь, в частности, в Минфине пытаются на него воздействовать хотя бы словесно, всячески ратуя за ослабление рубля (см. «НГ» от, 29.06.22, 04.07.22). И за первые дни июля курс рубля к доллару уже потерял около 8%.
«Накладываясь на общую неопределенность масштабов эскалации конфликта Россия–Запад, а также на риски возникновения циклического кризиса в мировой экономике – этот хаос дестимулирует и бизнес, и работу с Россией других, даже дружественных стран не хуже самих санкций», – делает вывод Дмитрий Белоусов.
«В целом с первой частью выводов экспертов ЦМАКП о состоянии российской экономики до 24 февраля нужно согласиться, она действительно напоминала лоскутное одеяло, – комментирует доцент РЭУ им. Г.В. Плеханова Михаил Хачатурян. – Очевидно, что России предстоит процесс структурной перестройки экономики, который прежде всего будет связан с решением задачи обеспечения технологического рывка за счет на первом этапе взаимодействия с дружественными или нейтральными странами, а затем за счет собственных технологических мощностей».
«Для решения этой задачи правительство РФ должно сформировать масштабную инвестиционную программу, основными целями которой должно стать финансирование как разработки собственных технологических решений, так и взаимодействия с основными промышленными центрами Азии по адаптации их технологических решений к российским условиями», – считает эксперт. И по его словам, очевидно, что на период реализации этой программы основным источником средств для государства останутся топливно-энергетический комплекс и металлургия.
«Разорванность» экономики имела место в течение десятилетий. Сырьевые отрасли были ориентированы на экспорт, который обеспечивал приток валюты в страну и наполнение бюджета. Потребительский и инвестиционный спрос в основном удовлетворялся за счет импорта, финансовые ресурсы для которого давала экспортная рента. Эта система обеспечивала хорошие показатели макроэкономической стабильности, но не роста, – соглашается руководитель отдела макроэкономического анализа компании «Финам» Ольга Беленькая. – Такое состояние могло бы продолжаться какое-то время, но перспектива глобального перехода к «зеленой энергетике» уже обозначила ясный предел». И кстати, еще в прошлом году осознал это и Минфин в программном документе по бюджетной политике, уточнила эксперт.Хотя, по ее словам, судя по всему, «никто не ожидал, что санкции значительно ускорят этот процесс». Теперь речь идет о необходимости переориентировать значительную часть экспортных мощностей на внутренний рынок, развивать перерабатывающие производства, а об этом, как уточнила Беленькая, как раз говорила и глава Центробанка Эльвира Набиуллина.
«Могу согласиться с мнением, что экономика России до последнего времени демонстрировала определенный дисбаланс», – говорит директор Центра региональной политики Института прикладных экономических исследований РАНХиГС Владимир Климанов. Но также эксперт уточнил, что разные позиции ведомств – Минфина, Минэкономразвития, Центробанка – по ключевым вопросам экономической повестки «на самом деле во многом были драйвером развития экономической политики России», это «та самая дискуссия, без которой невозможен поиск оптимальных решений».
Как считает при этом Хачатурян, «в целом действия руководства ЦБ и финансового блока правительства можно оценить как высоко эффективные и единственно верные»: «В условиях неопределенности и ухода инвесторов с рынка были приняты меры жесткой монетарной политики, остановившие отток валюты из страны и успокоившие валютные рынки. Сегодня по мере выправления ситуации российские монетарные власти переходят к стимулирующей денежно-кредитной политике, но делают это весьма осторожно».
Между тем, по уточнению Беленькой, пока складывается впечатление, что трансформация происходит медленно: «Официальная безработица не растет, компании избегают увольнений (в первую очередь, из-за опасений административного давления), предпочитая в условиях снижения выпуска переход к неполной занятости, экономика не может абсорбировать избыток валюты, что отражается в резком укреплении рубля и заставляет власти уже сейчас искать новые варианты бюджетного правила».
Одновременно с этим возникает риск примитивизации и упрощения структуры экономики в ходе импортозамещения – в качестве иллюстрации Беленькая упомянула «изменение технических регламентов, ослабление экологических требований, требований к безопасности».
Марианна Власова 
Константин Ремчуков