Россия поучится у Китая искоренять бедность

Благодаря росту платежеспособности населения Поднебесная становится привлекательным рынком сбыта товаров. Фото Reuters

КНР формулирует заявку на глобальное экономическое и идеологическое лидерство и готовится обучать страны своему успешному опыту – в частности, борьбы с бедностью. Ранее Минтруд РФ уже подписал с Минтрудом КНР меморандум о сотрудничестве. Бизнес видит большое поле для взаимодействия. Хотя, как поясняют в Русско-Азиатском союзе промышленников и предпринимателей (РАСПП), российские власти интересуются скорее китайским подходом к интернету, чем борьбой с пандемией и бедностью.

Китай готов работать совместно со всеми странами над созданием барьера безопасности в цифровой среде. Об этом говорится в послании председателя КНР Си Цзиньпина к участникам открывшейся в воскресенье в Китае Всемирной конференции по управлению интернетом.

Одновременно с этим в экспертной среде развернулась дискуссия о превосходстве «цифрового конфуцианства» над «демократическим капитализмом западного стиля». Французский эпидемиолог Гийом Загури и профессор межкультурной деловой коммуникации Лори Андервуд из США указали на то, что пандемия развенчала демократический капитализм западного стиля как лучшую политико-социальную модель для прогресса общества и обеспечения экономического роста. Об этом они сообщили в своей статье в гонконгском издании South China Morning Post, на которую тут же обратили внимание государственные китайские СМИ, процитировав их рассуждения.

Эксперты указали на появление в странах Восточной Азии, включая прежде всего Китай, новой политико-социальной модели – «цифрового конфуцианства», сочетающего в себе конфуцианское признание управления с непрерывным технологическим развитием. Так, власти КНР быстро реагируют на каждую вспышку COVID-19, закрывая пострадавшие районы, блокируя здания, станции метро или аэропорты до тех пор, пока все заразившиеся не будут госпитализированы, а подвергшиеся воздействию – изолированы. В этом китайским властям помогает система цифрового отслеживания.

Авторы отмечают, что в западных странах многие защищают право на неприкосновенность частной жизни и отвергают массовое использование цифрового отслеживания во имя свободы. Но есть и альтернативный взгляд: возможность вернуться к работе в течение недель, а не месяцев или лет социального дистанцирования, порождающего проблемы с психическим здоровьем и с карьерным ростом, – это тоже форма свободы. Как и возможность путешествовать, посещать рестораны или театры.

Страны присматриваются не только к цифровым и антиковидным мерам КНР. Другая перспективная тема – борьба с бедностью. «В следующие три года Китай предоставит странам – членам ШОС 1 тыс. квот на обучение навыкам борьбы с бедностью», – заявил Си Цзиньпин на заседании Совета глав государств – членов ШОС.

Весной в КНР уже объявили о полной победе в борьбе с абсолютной нищетой: за восемь лет последние почти 100 млн бедных сельских жителей, живущих за чертой бедности, были выведены из нищеты. А в целом с начала реализации политики реформ и открытости в конце 1970-х годов 770 млн бедных сельских жителей избавились от бедности.

«За последние восемь лет на искоренение нищеты было потрачено 1,6 трлн юаней, то есть 246 млрд долл. Партия направила в бедные деревни 255 тыс. специальных бригад специалистов, более 3 млн кадровых работников в качестве специальных уполномоченных по ликвидации нищеты», – пояснил «НГ» председатель экспертного совета Российско-китайского комитета дружбы, мира и развития Юрий Тавровский.

«Один из свежих терминов, которыми характеризуется экономическое развитие Китая, – «двойная циркуляция», – отметил бизнес-омбудсмен РФ, сопредседатель Российско-китайского комитета дружбы, мира и развития Борис Титов. – Согласно этой стратегии, новая структура китайской экономики должна состоять из двух кругов циркуляции товаров и услуг: внешней, ориентированной на международный рынок, и внутренней. При этом акцент делается именно на внутреннюю циркуляцию – производственную цепочку, созданную для удовлетворения собственного рынка». Так что концепция «мировой фабрики» как главного драйвера китайского экономического роста давно в прошлом: Китай быстро превращается в самый большой рынок сбыта товаров из других стран. Большой и платежеспособный.

Такой опыт требует изучения – особенно в России: перед страной стоит цель снизить уровень бедности вдвое. О чем напомнил и президент Владимир Путин на встрече с руководством политических партий, прошедших в Госдуму. «Нужно до минимума свести уровень бедности в стране, вытащить из нее значительное число людей», – сообщил он.

«Что касается борьбы с бедностью в Китае, то сработали два катализатора: оптимизация рынка занятости с созданием рабочих мест и социальная поддержка населения, не точечная, а планомерная, – считает старший аналитик центра «Альпари» Анна Бодрова. – Россия здесь движется по своему пути , предпочитая пока латать «дыры», а не создавать принципиально новую социальную ткань». 

«Цифровое конфуцианство» – это, как пояснил «НГ» президент РАСПП Виталий Манкевич, скорее западная идентификация тех принципов, которые присущи Китаю: патернализм, активное вмешательство государства, ограничения прав и свобод граждан при использовании инструментов цифрового контроля и принуждения.

«Квоты по обучению китайским методам, будь то обучение борьбе с бедностью или чему-то еще – это нормальная практика по распространению мягкой силы, – добавил он. – Китай планирует продвигать свою нормативную матрицу, что имеет достаточно понятные экономические мотивы».

При этом, по уточнению Манкевича, «российские власти в большей степени интересуются китайской практикой борьбы с интернетом, контролем над личными данными граждан, а также запуском криптоюаня (для переноса опыта в Россию и запуска цифрового рубля), чем изучением китайского опыта борьбы с пандемией, с бедностью или развития экономики». В свою очередь, китайские власти, по его словам, очень внимательно следят за российской демографической политикой, работают над аналогами материнского капитала.

Манкевич уточнил, что России стоит задуматься еще и над тем, какие ценности и практики она сама сможет предлагать странам, например, среднеазиатского рынка. Пекин формирует свою модель модернизации и именно ее начинает поставлять на экспорт, «у России же такого продукта пока нет».

«Социализм с китайской спецификой уже не первый год рассматривается учеными-экономистами как особый мирохозяйственный уклад, следующий за капитализмом и социализмом», – пояснил Тавровский. По его уточнению, крупные экономисты рекомендуют России перенять некоторые элементы китайской модели: долгосрочное планирование, поддержку частного, особенно малого и среднего бизнеса, независимость финансовой системы от «вашингтонского консенсуса».

Руководитель направления «Китай» Московской школы управления «Сколково» Олег Ремыга добавил, что в Китае национальные программы развития есть почти в каждой отрасли экономики, особенно в технологическом секторе, а показатели социального развития определены на многие годы вперед. «Я не призываю к введению плановой экономики, но подобное индикативное планирование дает сильный посыл рынку и общественности о приоритетах развития», – отметил эксперт. Также он упомянул необходимость инвестирования в образование и человеческий капитал. КНР тратит на НИОКР и образование по отношению к ВВП в разы больше, чем Россия.

«Стоит обратить внимание на меры поддержки экономики и ее высокотехнологичных отраслей, над которыми постоянно работает Китай. Один из примеров – глобальная стратегия «Сделано в Китае-2025», – считает член генсовета «Деловой России» Денис Бурлаков. – В рамках этой стратегии увеличены вложения в научные исследования и разработки, повышение производительности труда и энергоэффективности». В современных условиях главное, чему стоит России поучиться у Китая, это опыт организации государственно-частного партнерства, отметил политолог Сергей Станкевич: «В Китае он на редкость успешен, а в России пока чрезвычайно ограничен». В России можно было бы применить опыт перехода Китая от страны фабрик и отверточной сборки к одному из ключевых хабов наравне с США и Германией в рамках глобальных цепочек стоимости, добавила доцент РЭУ им. Г.В. Плеханова Екатерина Новикова. Другой вопрос, какими методами этого добиваться.

Конечно, межведомственное взаимодействие по ключевым вопросам активно ведется. Например, в августе Минэкономразвития обсудило с представителями Китая снятие барьеров в торговле и инвестиционной сфере. Ключевой темой стало устранение торговых ограничений, возникших на фоне пандемии; обсуждались сложности с экспортом в КНР российской продукции агропромышленного комплекса, водного промысла, а также вопросы защиты интересов и прав работающих в Китае российских компаний.

В сентябре Минтруд РФ и Минтруд КНР подписали меморандум о сотрудничестве. Он посвящен цифровизации трудовой сферы, нестандартным и гибким формам занятости, быстрому обновлению перечня новых профессий, увеличению продолжительности жизни и другим вопросам социально-трудовой сферы для обмена опытом и экспертизой.

Но некоторые моменты вызывают у экспертов сомнения. «Впервые, когда первыми лицами был озвучен тезис «поворота на восток», это был пик контактов между странами. Однако был расчет на равноправное сотрудничество, но Россию зачастую воспринимают, похоже, как младшего партнера», – пояснил член генсовета «Деловой России» Алексей Мостовщиков. И это ставит вопрос о продуктивности взаимодействия.

«Полагаю, наладить взаимоотношения и деловые контакты способны представители бизнеса. Чем больше российской продукции выходит на китайский рынок, тем больше интереса есть со стороны восточных партнеров», – отметил он. «Наши страны уделяют повышенное внимание сопряжению интеграционных процессов, прежде всего в рамках строительства Евразийского экономического союза и реализации китайской инициативы «Пояс и путь», – добавил Титов. – Нужно увеличивать долю малого и среднего предпринимательства в двусторонней торговле, налаживать контакты между тысячами предпринимателей России и Китая».

Список российских экспортеров, имеющих сертификат на поставку продукции в Китай, постоянно расширяется, сообщил бизнес-омбудсмен. «Хотелось бы видеть дальнейшее снижение барьеров и ограничений – например, по торговле мясной, молочной и другой сельскохозяйственной продукцией», – добавил он. Точками роста двусторонней торговли, по его мнению, также могут стать высокотехнологическое производство, искусственный интеллект, «интернет вещей».