Сколько стоит углерод

Полярность мнений экспертов показала, что до выработки единой траектории низкоуглеродного развития еще далеко. Фото © Российское партнерство за сохранение климата

Введение в том или ином виде в России государственной цены на углерод не единственный способ достижения страной целей, поставленных Парижским соглашением по климату. К такому выводу пришли участники дискуссии «Углеродный налог в России: реальность и перспективы», организованной Российским партнерством за сохранение климата. Эксперты подчеркнули, в частности, что самостоятельное ограничение компаниями выбросов парниковых газов все больше соответствует экономической стратегии бизнеса, а одним из ключевых моментов становится работа с обществом и бизнесом по разъяснению аспектов введения различных мер углеродного регулирования.

Как отметила заместитель директора Департамента конкуренции, энергоэффективности и экологии Министерства экономического развития РФ Лариса Корепанова, видов государственного углеродного регулирования много и углеродный налог – не самый востребованный механизм регулирования на данный момент. При этом если говорить о цене на углерод, то так или иначе она в России уже есть – ее платят, например, при неэффективном использовании электроэнергии.

Предлагаемый государством механизм заключается в другом. МЭР разработало законопроект, который предусматривает прежде всего получение достоверной отчетности об объемах выбрасываемых парниковых газов в стране, а затем – определение целевых показателей выбросов для каждого предприятия, попавшего в систему регулирования. Если оно превышает базовую линию – в таком случае взымается экономически обоснованный сбор, похожий не столько на налог, сколько на штрафную санкцию. Это щадящая система, причем она основана как на приоритете экономического развития, экономических интересов страны, так и на принципе экологической ответственности предприятий, подчеркнула Лариса Корепанова.

Ответственный секретарь Комиссии по горнопромышленному комплексу Российского союза промышленников и предпринимателей Максим Довгялло заметил, что цена на углерод в глобальном масштабе выступает инструментом ограничения деятельности одних компаний и продвижения других – то есть инструментом глобальной конкурентной борьбы. Он призвал учитывать это обстоятельство и регулировать выбросы СО2 таким образом, чтобы не создавать проблем для российской экономики.

Кроме того, Максим Довгялло обратил внимание, что отечественная экономика базируется на энергоемких отраслях – металлургии, ОПК, энергетике, добыче традиционных полезных ископаемых. Причем если в Европе снижается потребление традиционного ископаемого топлива, то в Азии и Латинской Америке заметны другие тенденции. У России в этом плане есть преимущество в более дешевой электроэнергии, чем у конкурентов, и за счет этого страна может производить более дешевую промышленную продукцию.

С этой точки зрения идея углеродного налога воспринимается российским бизнесом, по словам Максима Довгялло, не совсем положительно. Он отметил, что исходя из существующих правовых ограничений собранные средства не смогут поступать в специальный фонд для стимулирования низкоуглеродного развития, а направятся в существующую солидарную бюджетную систему и будут расходоваться просто на решение тех или иных бюджетных задач, в том числе, возможно, поддержку углеводородных проектов, что не вполне правильно. Традиционные сектора экономики станут просто выплачивать дополнительную надбавку, которая, влияя на стоимость продукции, снизит их конкурентоспособность, а в тарифицируемых отраслях (например, энергетике) она будет включена в тариф для конечных потребителей.

Вариант решения проблемы выбросов за счет развития генерации на основе возобновляемых источников энергии – тоже спорный вопрос из-за низких коэффициентов использования установленной мощности таких станций, считает Максим Довгялло. Он призвал обратить внимание на другие механизмы – поглощение парниковых газов за счет лесного фонда и повышение энергоэффективности, в частности, за счет когенерации – выработки не только электроэнергии, но и попутного тепла.

Участники дискуссии подчеркнули, что в любом случае нужно опробовать разные инструменты сокращения выбросов. Заслуженный эколог РФ, доктор географических наук Евгений Шварц напомнил, что Китай задействовал семь таких моделей еще пять лет назад. России, на его взгляд, чтобы не лишиться инвестиционной привлекательности и конкурентоспособности, необходимо начинать такие эксперименты уже сейчас, по крайней мере в тех регионах или отраслях, где это не встречает резкого сопротивления. Сергей Рогинко, руководитель Центра экологии и развития – ведущий научный сотрудник отдела экономических исследований Института Европы РАН, также заметил, что за рубежом все начиналось с «пилотов» – пилотных регионов в Китае и пилотных отраслей в Европе. Поскольку самый ощутимый рост выбросов в России приходится на отрасль переработки твердых бытовых отходов, эксперт посоветовал проверить эффективность предлагаемых правительством мер именно на ней.

В свою очередь, эксперт отдела корпоративного управления и устойчивого развития KPMG Владимир Лукин обратил внимание, что в международной практике углеродный налог – далеко не единственная модель сокращения выбросов. Если брать государственное регулирование, то есть устанавливаемую государством цену на углерод, то помимо углеродного налога существует еще система торговли парниковой эмиссией. В совокупности оба эти метода используются в 46 странах и 26 регионах, и суммарно поступления от цены на углерод в 2018 году составили 32 млрд долл. И только 46% этих собранных средств используется для финансирования проектов низкоуглеродного развития. Причем в таких странах – лидерах экологической повестки, как Франция, Норвегия, Швеция, поступления идут просто в бюджет. В этом смысле государственные меры – это скорее политическая декларация стран о своей приверженности климатическим целям, заключает эксперт.

Помимо этих инструментов есть и другие, реализуемые частными компаниями. Например, механизмы привлечения углеродного финансирования, объем которого в 2018 году составил 74 млрд долл. Есть и инициативы отдельных компаний по введению внутренней углеродной цены. Совокупная стоимость такой инициативы точно неизвестна, но, по оценкам Владимира Лукина, общий бюджет составляет 250 млрд долл. Таким образом, делает вывод эксперт, сопоставляя финансовые данные о всех применяемых методах, механизмы низкоуглеродного развития находятся в большей степени в руках компаний и являются их доброй волей и внутренней стратегией, принятой исходя из собственных интересов. Государственное регулирование при этом лишь обозначает политическую волю, определяющую направление развития страны в целом.

В некотором роде эту позицию подтвердил директор департамента по управлению экологическими и климатическими рисками En+ Алексей Спирин. По его словам, причина, почему компания РУСАЛ, одним из акционеров которой является En+, реализует низкоуглеродную стратегию, – это растущий в мире спрос на низкоуглеродную продукцию. И именно такой спрос, на его взгляд, является драйвером низкоуглеродного развития: если подстегнуть этот спрос, это побудит производителей переходить на зеленые технологии даже без всякой устанавливаемой государством цены на углерод.

Как подчеркнул Алексей Спирин, рассуждая о методах государственного регулирования в этом вопросе, важно для начала определить долгосрочную – на десятилетия вперед – стратегию развития отраслей экономики и уже под нее подбирать конкретные инструменты, будь то углеродный налог или плата в иной форме. Но эти государственные инструменты желательно иметь в отработанном виде «про запас» на случай, если в международной торговле возникнут какие-либо ограничения в отношении стран, где государственная цена на углерод отсутствует, – а о том, что к таким ограничениям в мире со временем могут прийти, сейчас говорят довольно активно.

Модератор дискуссии, советник по климату РУСАЛа Сергей Честной согласился, что введение таких международных торговых ограничений является вполне реальной перспективой и может доставить проблемы российским производителям. Поэтому и применение компаниями внутренней цены на углерод является разумной практикой для бизнеса, обусловленной целями роста прибыли для акционеров, доли на рынке, конкурентоспособности. Однако и меры государственного регулирования могут стимулировать компании вести более ответственную климатическую политику – хотя желательно, чтобы привлеченные таким образом средства направлялись все же не просто в бюджет, а в специализированный фонд низкоуглеродного развития. По словам Сергея Честного, обеспечение экономического роста является абсолютным приоритетом при рассмотрении этого вопроса – впрочем, точно так же, как и обеспечение экологических результатов. Кроме того, дополнительным приоритетом становится работа с обществом и бизнесом по разъяснению аспектов введения различных мер углеродного регулирования. Поэтому углеродный налог или любое другое государственное регулирование должны рассматриваться не как самоцель, а только как один из способов достижения целей устойчивого экономического развития.

При этом России предстоит проделать еще долгий путь к единой траектории низкоуглеродного развития, отметила представитель Российского партнерства за сохранение климата Ольга Санарова. По ее словам, напряженный характер диалога и полярность мнений многих участников дискуссии в очередной раз иллюстрируют, что институт углеродного регулирования в России только формируется.