Сергей Махлай: Единственное, что остается оппонентам – давить на людей!

Корпоративный конфликт за контроль над ОАО «Тольяттиазот» (ТоАЗ) – один из самых известных и продолжительных в современной России. Владимир Махлай, который руководил предприятием с 1985 года, из-за постоянного преследования в 2005 году вынужден был уехать за границу, а с 2011 года ТоАЗ возглавил его сын Сергей Махлай, который из-за непрекращающихся уголовных дел также был вынужден отойти от управления предприятием. Экс-гендиректор предприятия, руководивший делами «Тольяттиазота» в России, Евгений Королев тоже был вынужден покинуть РФ. О том, почему началась война за ТоАЗ, кому она нужна и возможно ли ее прекращение, – мнение по этим вопросам Сергей МАХЛАЙ изложил журналисту «НГ» Александру МАЛЫШЕВУ.

– Вы уже более двух лет не участвуете в управлении «Тольяттиазотом», а внимание к вам не угасает ни со стороны правоохранительных органов, ни со стороны прессы. Почему именно вас ассоциируют с обороняющейся стороной в борьбе вокруг завода?

– Почему столько претензий именно ко мне, как я думаю, лучше спросить у стороны «нападающей» – у «Уралхима» (владеет пакетом примерно в 9% акций ТоАЗа. – «НГ»). Считаю, что все дело против меня и завода незаконно, основано на обмане и, по моему убеждению, нацелено исключительно на захват «Тольяттиазота». Большая часть моей жизни связана с химической отраслью и ТоАЗом, с судьбами людей, работающих здесь целыми династиями. Окончив десятый класс школы в Тольятти, куда мы вслед за отцом переехали из Пермского края (до 1985 года Владимир Махлай возглавлял Губахинский химический завод ПО «Метанол». – «НГ»), вернулся в Пермь и поступил в Пермский политехнический институт на специальность «машины и аппараты химических производств». После первого курса отслужил в армии и вновь продолжил обучение в институте, откуда на 3-м курсе перевелся в Тольяттинский политех и закончил его по той же самой специальности, добавив к ней «патентоведение». «Метанол» в Пермском крае, в Губахе – детище отца. За это он получил множество наград и благодарностей. Правительство увидело его достижения и попросило наладить производство в Тольятти, и с 1985 года он вкладывал уже в этот завод силы и душу. Те, кто знает историю ТоАЗа, помнят и понимают, с какими сложностями ему пришлось столкнуться, чтобы вывести предприятие на проектную мощность. За это он получил «благодарность» в виде бесконечных попыток захвата завода и уголовные дела, из-за которых с тяжелым сердцем вынужден был уехать из страны… Я на ТоАЗе  продолжил дело отца.

– Вы редко даете интервью. Но теперь согласились поговорить. С чем это связано?

– То, как в настоящее время в суде рассматривается уголовное дело, заведенное по заявлению «Уралхима», и та ложь, которая, по моим данным, идет от так называемых свидетелей, – для меня это повод высказать свое мнение. Сейчас атаки на завод начали затрагивать десятки людей, на которых оказывается незаконное давление, и по этому поводу молчать нельзя. Людей заставляют давать лживые показания, идти против истины. Причем давят на тех, кто отношения к рассматриваемым в суде вопросам не имеет.

За более чем 20 лет завод научился успешно отражать атаки захватчиков разных мастей. Мы, поверьте, сталкивались со многим, но то, что происходит сегодня, переходит все границы. В России условия для бизнеса приобрели цивилизованные рамки, стали более прогнозируемыми. А в случае с ТоАЗом мы видим отражение тех самых лихих 90-х, когда конкуренты использовали госструктуры в своих интересах и применяли для давления на бизнес далекие от законности и морали методы. К примеру, два года назад на завод подбросили гранатомет и оружие, экстремистские листовки с целью дискредитировать руководство предприятия, в чем признались после ареста организаторы этой операции.

Я уже не говорю про продолжающееся массовое распространение порочащих публикаций на сомнительных сайтах, где меня представляют агентом то одной, то другой иностранных разведок, а завод вроде как рассыпающимся на части.

Определитесь наконец, чей я агент: будь я агентом, занимая пост председателя совета директоров, не развивал бы завод, не занимался бы его модернизацией, а должен был бы его развалить и распродать на металлолом, чтобы лишить Россию экспортной выручки, налоговых отчислений, а тысячи работников выбросить на улицу для создания социальной нестабильности. Что касается уже упомянутого судебного процесса, то он тоже построен на нелепых обвинениях.

– Многие эксперты удивляются тому, что борьба за завод продолжается уже более 10 лет. Пожалуй, это самый длительный корпоративный конфликт за всю историю российского бизнеса.

– Попытки перехватить управление «Тольяттиазотом» начались еще в 1996 году, то есть борьба идет уже больше 20 лет!

– Почему ТоАЗ так интересен оппонентам?

– «Тольяттиазот» – одно из крупнейших химических предприятий страны с мощностями для производства более 3 млн т аммиака. В этом году начато строительство еще одного агрегата по производству карбамида – его выпуск вырастет вдвое. В рамках модернизации увеличены мощности на нескольких агрегатах аммиака, и этот процесс продолжается. После завершения программы это будет модернизированное, современное предприятие. Учитывая, что завод изначально строился с ориентацией на экспорт, он обладает доступом к уникальному аммиакопроводу – это гарантирует сбыт и, следовательно, поступления экспортной выручки и налоговые отчисления. ТоАЗ в отличие от многих российских предприятий не обременен кредитами, поэтому считает важным и необходимым оказывать постоянную социальную поддержку своим работникам. По всем параметрам это отличное, прибыльное предприятие с огромным потенциалом.

– По вашему мнению, ваш оппонент – Дмитрий Мазепин, ведь именно его «Уралхим» как миноритарий «Тольяттиазота» пытается доказать наличие ущерба от действий нынешнего руководства. С чем связана такая настойчивость попыток получить контроль над ТоАЗом? Только бизнес или, может, все дело в личных отношениях?

– Лично я с ним встречался всего несколько раз, когда возглавлял совет директоров ТоАЗа. И на каждой встрече предлагал ему перевести диалог в конструктивное русло, озвучивал предложение мажоритарных акционеров о выкупе его доли. Но его ответ был прост: пакет не продается. Если у него миноритарный пакет менее 10% и не получается увеличить его до контрольного, то самое логичное – продать акции и выйти из этой истории. Зачем конфликтовать и тратить ресурсы на бесконечную корпоративную войну?!

На первой встрече он заявлял: «Продайте предприятие», называл какие-то суммы. Но акционеры выбрали меня для управления заводом, передо мной была поставлена задача развивать предприятие, провести модернизацию, обновление основных фондов, привести отчетность к международным стандартам, вывести завод на мировой уровень. Речи о продаже вообще не было.

Но его это не интересовало – на другой встрече я услышал: «Продайте, все равно заберем». Когда Мазепин понял, что акционеры не заинтересованы в продаже, на следующих встречах я стал получать намеки, что он бесплатно получит контроль над предприятием «силовыми методами», то есть с использованием правоохранительных органов и судебных процессов, которые идут по сей день. Людям «напели» о связях Мазепина в госструктурах и следственных органах и о том, что «обратной дороги уже нет», предприятие заберут. Он мне давал понять, что у него «все схвачено». Это лишь усиливало ощущение, что варианта цивилизованных переговоров для него не существовало в принципе.

– С чего вообще все началось, как возник этот конфликт?

– Во второй половине 2008 года «Уралхим» выкупил миноритарный пакет акций ТоАЗа у «Реновы» Виктора Вексельберга. На протяжении следующих трех лет мажоритарные акционеры и руководство завода пытались договориться о выкупе этой доли. Как я уже говорил, диалога не получилось. А в феврале 2012 года по заявлению «Уралхима» против сотрудников юридической службы ТоАЗа было возбуждено уголовное дело. Основание – якобы «Уралхиму» незаконно не предоставили список лиц, имеющих право на участие во внеочередном общем собрании акционеров ТоАЗа. И это, в свою очередь, якобы не позволило «Уралхиму» исполнить обязательства по договору с иностранной компанией, что якобы привело к необходимости выплаты «Уралхимом» штрафа в размере миллиона долларов. Однако в конце 2013 года следствием было принято решение о прекращении уголовного дела за отсутствием состава преступления. Судя по материалам дела, можно сделать вывод, что права «Уралхима» как миноритарного акционера на самом деле нарушены не были, а целью его заявления было создание искусственных претензий к ТоАЗу. В постановлении о прекращении уголовного дела от 10 ноября 2013 года, например, прямо говорится, что договор между «Уралхимом» и иностранной компанией был заключен лишь для создания видимости причинения убытков «Уралхиму». Зато пока шло расследование уголовного дела, на заводе проводились многочисленные обыски, было изъято беспрецедентное количество документов. Я полагаю, что именно в этом и была цель затеи «Уралхима» с «делом юристов» – получить доступ к как можно большему количеству корпоративной информации. Потому что в конце 2012 года, «вооружившись» добытыми сведениями, «Уралхим» подал заявление о возбуждении нового уголовного дела, оно в настоящее время и рассматривается в суде Тольятти. Это уголовное дело было возбуждено по тем же самым обстоятельствам, по которым возбуждалось, расследовалось и прекращалось за отсутствием состава преступления уголовное дело против моего отца еще в 2005 году, когда владельцем миноритарного пакета ТоАЗа были структуры Вексельберга.

– Но ведь дело против вашего отца Владимира Махлая было закрыто?

– Да. Дело против него возникло после того, как некий молодой человек пришел в его кабинет и потребовал от отца не продать, а именно отдать предприятие. Отец передал это предложение акционерам, которые, естественно, ответили отказом. Именно после этого на отца завели уголовное дело. В течение пяти лет обвиняемые по делу, в том числе мой отец, доказывали абсурдность предъявленных обвинений. В конце концов, следствие приняло решение прекратить дело за отсутствием состава преступления. 

– Уголовное дело, возбужденное заново в 2012 году, в том числе против вас, потребовало также пяти лет следственных действий. С чем связан такой долгий период расследования дела с тем же самым перечнем обвинений?

– Сложно доказать то, чего на самом деле нет и произойти не могло. В этом заключается абсурдный и заказной характер самого обвинения. Это, кстати, достаточно быстро поняли в Интерполе и сняли с меня все подозрения, подтвердив, что дело против меня заказное.

Считаю, что причиной возбуждения нового уголовного дела явился окончательный отказ мажоритарных акционеров продать предприятие «Уралхиму». Это произошло спустя полтора года после прекращения дела против отца, из которого, по сути, были взяты формулировки и перенесены в новое дело. Добавили только более широкий временной период для обоснования новых претензий. А потом и меня привлекли в качестве обвиняемого. И все это опять же по заявлению миноритария – «Уралхима».

– Давайте теперь поговорим про суть предъявленного обвинения, согласно которому обвиняемым вменяют то, что они украли у завода продукцию на 85 млрд руб. Вы понимаете логику расчетов следствия и ваших оппонентов?

– Математика у них настолько же простая, насколько абсурдно и само обвинение. Дело в том, что «Тольяттиазот» как экспортно ориентированное предприятие реализует свою продукцию по контрактам, предполагающим реализацию больших объемов.

Следствие, следуя логике представителей «Уралхима», считает, что продукция завода продавалась по заниженным ценам, при этом оппонентами берутся за основу претензий цены спотовые, которые предполагают реализацию небольшого объема продукции в течение 1–2 недель – быстрые продажи. Любые оптовые контракты подразумевают предоставление скидок, благодаря которым покупатель хеджирует риски, связанные с колебанием цены на продукцию, а завод получает гарантированный сбыт всего произведенного объема и стабильный планируемый бюджет. Это элементарные законы бизнеса. Это как сравнивать продажу мешка и вагона картошки. Килограмм картошки при продаже вагона – большого объема – всегда будет стоить дешевле, чем при продаже одного мешка. В нашем случае мешок картошки – это спотовая цена, а железнодорожный состав из многих вагонов – это оптовый контракт. В России такая же практика, что и во всем мире. А нам предъявляют обвинение исходя из требования продавать по ценам мешка картошки весь произведенный объем продукции, что в принципе невозможно.

Но, как я понимаю, суть расчетов «Уралхима» и следствия заключается даже не в том, что якобы была украдена разница между ценой реализации продукции заводом и спотовыми ценами, а в том, что была похищена вся произведенная заводом продукция за четыре года. Обвинение исходит из того, что продукция завода была изъята безвозмездно, то есть бесплатно, что полностью абсурдно. На этапе следственных действий сотрудники правоохранительных органов отказывались принимать во внимание тот факт, что на счета завода регулярно поступали денежные средства согласно заключенным контрактам, из которых выплачивалась зарплата работникам, осуществлялись налоговые отчисления в бюджеты всех уровней, проводилась модернизация производства. И этих очевидных вещей ни следствие, ни «Уралхим» почему-то видеть не хотят, так как развалится вся эта незамысловатая логика предъявленных обвинений.

– Почему представители следственных органов не пытаются вникнуть в суть бизнес-процессов?

– На мой взгляд, перед ними стоит другая задача: помочь посредством надуманного уголовного дела забрать прибыльный актив. Такое ощущение, что за них думают представители «Уралхима». Наши юристы, например, обнаружили в свойствах документов, которые были предоставлены следствием в суд, информацию, которая позволяет предположить, что их готовили и сохраняли сотрудники «Уралхима».

Сотрудники следственных органов устраивают «маски-шоу» с обысками, во время которых в работающий банк (Тольяттихимбанк. – «НГ») средь бела дня загоняют чуть ли не 30 омоновцев с автоматами. Цель, как я думаю, – парализовать работу, «закошмарить» работников как банка, так и «Тольяттиазота», а также напугать свидетелей в рамках продолжающегося судебного процесса. В результате обыска председателю правления (Александру Попову. – «НГ») стало плохо, его увезли на скорой. Совсем недавно в результате двенадцатичасового обыска в квартире генерального директора ТоАЗа Вячеслава Суслова, который не занимался управлением предприятия в расследуемый в уголовном деле период, изымались даже семейные фото, явно не имеющие никакого отношения к делу. Что это, как не давление на руководство?

Более чем за 10 лет непрерывных уголовных дел было проведено уже столько обысков, что изъяли все, что нужно и не нужно.

Но этого же мало, и следователи продолжают вызывать сотрудников на допросы, озвучивают угрозы, связанные с задержаниями и арестами, проводят обыски с привлечением спецназа с оружием, хотя за столько лет расследований никто и никогда следствию ни в чем не препятствовал. Что это, если на давление? Объективной необходимости в использовании такой силовой поддержки у следствия просто нет.

На мой взгляд, если бы следователи вместо проведения бесконечных обысков и допросов вникали в объективные условия ценообразования и бизнес-процессы предприятия, то не заводили бы никаких уголовных дел и экономили бы деньги налогоплательщиков.Для их возбуждения отсутствуют какие-либо законные основания.

– Судя по происходящему, можно предположить, что у ваших оппонентов довольно мощная поддержка на политическом уровне. А вас кто-то поддерживает?

– Мы всегда сознательно старались держать дистанцию от политики и концентрировались на развитии самого предприятия, наращивании производства, улучшении финансовых показателей, что приводило к повышению налоговых отчислений в бюджеты всех уровней и усилению социальной поддержки не только работников предприятия, но и жителей области. До того как нам пришлось судиться и отстаивать наше честное имя, мы занимались исключительно экономикой, поэтому завод не просто выживал, но и развивался все последнее время.

Между тем оппоненты своими действиями сознательно пытаются перевести это дело в политическую плоскость, в том числе инициируя распространение порочащих меня и предприятие публикаций. По моему мнению, все устроено так: сначала в интересах того же Мазепина эти публикации появляются, а потом он посещает разные кабинеты в администрациях и, ссылаясь на эти образчики черного пиара, распространяет небылицы обо мне и о заводе: мол, как можно, не находясь в России, заниматься руководством такого стратегического предприятия. Возможно, в этом и был замысел Мазепина: благодаря «сконструированным» в его интересах уголовным делам ограничить меня в возможностях доведения информации о реальном положении вещей до общественности и представителей органов власти.

Я уверен, что рано или поздно все эти «конструкции» выйдут наружу и все узнают, кто и почему его поддерживает.

– В таких спорах хозяйствующих субъектов в первую очередь страдают простые люди. Вы следите за судьбой сотрудников завода, которые стали фактически заложниками в борьбе двух сторон?

– Конечно. Я думаю, что это инструмент давления. Особенно сейчас, когда дело в суде и скорее всего будет рассматриваться явно дольше, чем кому-то хотелось бы. И дело даже не в том, что не оправдывается надежда некоторых на возможности и контакты в администрациях и силовых структурах – просто доказательств нет, и единственное, что им остается, – это давить на людей, работников предприятия, или подкупать свидетелей, в надежде на то, что кто-то испугается, прогнется, будет готов стать подставным свидетелем по делу.

Пример с тем же задержанным Антошиным (бывший руководитель службы безопасности ТоАЗа, обвиняемый ФСБ в имитации терактов совместно с бывшим начальником службы безопасности Бориса Березовского Сергеем Соколовым. – «НГ»), который ранее был уволен с завода, а потом признался, что подбросил оружие и листовки на завод с целью дискредитации руководства предприятия. И он, заявляя на суде, что у него есть несовершеннолетняя дочь, которую нужно воспитывать, находится в состоянии, в котором готов пойти на любую сделку. Но думал ли он о ребенке или о своих коллегах, у которых тоже есть дети, о многотысячном коллективе предприятия, когда, если верить версии следствия, подкладывал оружие и экстремистскую литературу?

По моей информации, дошло до того, что в судебном процессе со стороны обвинения начали появляться некие тайные свидетели, на которых оппоненты, видимо, очень рассчитывали. Только в итоге они в своих показаниях заявляют что-то типа «не знаю», «не помню», «что-то слышал», и «вообще я в то время уже не работал» и тому подобное. Один из них, хоть и выступал под мужской фамилией, сбился и стал давать показания от лица женщины. И как можно верить таким показаниям?!

– Вы надеетесь отбиться от уголовных претензий?

– Россия – это моя страна, моя Родина. И я вижу, как она меняется в лучшую сторону. В 90-е истории с рейдерством были сплошь и рядом. Сегодня ситуация с ТоАЗом – скорее вопиющее исключение. И я уверен, что ситуация будет улучшаться и дальше и победа будет за нами.

– Если приговор будет не в вашу пользу, знаете ли уже, что будете делать?

– Никогда не задавался этим вопросом, потому что уверен в абсурдности выдвинутых обвинений.

– Вас называют идеологом программы модернизации, которая сейчас продолжает реализовываться на заводе. И этот процесс не останавливается, несмотря на все следственные действия и суды. Как вы оцениваете со стороны положение дел на заводе?

– Если бы не бесконечные претензии, многое осуществлялось и внедрялось бы быстрее и эффективнее. Изначально у меня была четкая стратегия, которая успешно реализовывалась, и два-три года завод динамично развивался. Как только начали заводить уголовные дела, изрядное количество ресурсов, сил и времени стали отбирать вопросы, не связанные с развитием производства. И это тоже одна из целей наших оппонентов – замучить завод и его руководителей бесконечными обысками и допросами. В конце концов, для «Уралхима», видимо, любой исход – положительный: рейдерским путем захватить предприятие или заставить его утонуть в череде беспрецедентного количества претензий и уголовных дел. Это позволит либо убрать конкурента, либо вынудить его руководство и акционеров уйти по собственной воле. Но как бы они ни старались, ТоАЗ продолжает развиваться, осуществлять программу модернизации, в которую уже вложено, насколько я знаю, порядка 30 млрд руб.

– Не было желания выйти из этой истории и вообще забыть про нее как про страшный сон?

– Этого не поймут ни акционеры, ни люди, которые многие годы работают на заводе, которых я хорошо знаю и уважаю. Полагаю, единственный, кто это оценит, – Мазепин. По моему мнению, ТоАЗ он хочет использовать как дойную корову: чтобы выкачивать из предприятия ресурсы и направлять их на исправление финансовой ситуации «Уралхима». И тогда забыть придется не только о модернизации, но и о социальных проектах, которые начинались еще при моем отце, об одном из лучших в отрасли коллективном договоре. Знаете, я просто по-другому воспитан. Отец приучил меня к тому, что нужно всегда работать на совесть и доводить дело до конца. Всегда об этом помню. Уверен, что рано или поздно все встанет на свои места: честные люди продолжат работать, а связанные с атаками на ТоАЗ махинаторы, как недавно осужденный Седыкин, получат по заслугам (миноритарий Евгений Седыкин был обвинен по ч. 1 ст. 327 УК РФ (подделка и изготовление документов), ч. 1 ст. 170. 1 УК РФ (фальсификация Единого государственного реестра юридических лиц) и ст. 30 УК РФ, ч. 4 ст. 159 УК РФ (покушение на мошенничество в особо крупном размере). – «НГ»).