Татьяна Емельянова
Существует опасность, что в Москве появятся свои Гарлем и Чайна-таун.
Фото Артема Чернова (НГ-фото)
-Разделение города на престижные и непрестижные районы – процесс неизбежный?
═
– На наш взгляд, это процесс объективный. Люди всегда расселялись в пределах городов по определенным принципам – в зависимости от профессии, имущественного или социального положения. Вспомните средневековые города, в которых были кварталы, слободы, где жили те или иные ремесленники, мастеровые. Были и районы, где селились богатые люди. Это результат вполне естественного желания жить рядом с себе подобными.
═
– Если говорить о Москве, то даже в советские времена между районами была разница. Ленинский проспект и университет облюбовала академическая наука, государственные чиновники предпочли экологически благополучное западное направление, генералитет сделал выбор в пользу Кутузовского проспекта, а южные районы более активно впитывали мигрантов, приезжую рабочую силу┘
═
– Москва все же очень нетипичный город, и ярко выраженного разделения у нас все-таки не было. Москва была выбита из общемирового процесса развития городов. Сегрегация в том же Париже или Лондоне имеет исторические корни, статус кварталов там определился еще лет 400 назад. У нас этот процесс искусственно сдерживался на протяжении без малого восьмидесяти лет. Конечно, в больших городах и в советские времена было разделение на элитные и рабочие районы, хоть и не явное. Однако власть пыталась эту тему замалчивать, а сам процесс как-то сглаживать. Долгое время рыночные механизмы не действовали при расселении. Результат такой политики очень необычен – на единице московской площади пока что концентрируется жилье достаточно разных типов. В престижном районе можно встретить элитный дом, а рядом хрущевку, и картина в итоге получается очень пестрая. Она, конечно, понемногу размывается, но последствия политики советских времен будут ощущаться очень долго. Пока у московского рынка недвижимости нет и той внутренней мобильности, которая есть на Западе. Наши возможности быстро перемещаться по городу, менять жилье при смене статуса пока сильно ограничены. Переселиться в Москве – дело достаточно тяжелое. Начавшаяся ипотека меняет картину, но пока ипотека дорога и организационно сложна.
═
– А как вы оцениваете современную ситуацию в Москве?
═
– Говоря о современных тенденциях, важно различать два основных вида сегрегации – этническую и социальную. Этническая сегрегация – когда город делится по национальному признаку, в нем появляются этнические кварталы – азербайджанские, китайские, русские и т.д. Социальная сегрегация – когда возникают бедные и богатые районы, престижные и непрестижные. У этих двух видов сегрегации разные причины и разные корни, о каждом нужно говорить отдельно.
Что касается этнического разделения, то оно, видимо, не будет очень ярко проявляться. Дело в том, что в Москве люди в большей степени стремятся соотносить себя с социальными группами, а не с национальными. Что мы наблюдаем: азербайджанцы или армяне, которые приезжают сюда, на первых порах стараются селиться кланами – вместе с друзьями, родственниками, стараются зацепиться за что-то и на основе этого организовать свой национальный социум. Однако, как только их материальное положение улучшается, они переезжают в другой – более престижный район. Замечено, что в этом случае люди всячески стараются, наоборот, слиться с новой социальной средой, и им уже не очень хочется выпячивать свою национальную идентичность. Социальная идентификация для них важнее национальной.
═
– Вы считаете, нет опасности, что в Москве появятся национальные гетто, как, к примеру, во многих других мегаполисах?
═
– Такая опасность есть. Особенно на фоне все возрастающей ксенофобии, характерной сегодня для всего российского общества. Но, на наш взгляд, для Москвы это не будет определяющим фактором. Советская система расселения, заложенная в фундаменте, не позволит этого сделать.
═
– Почему же по этому пути пошли американские и некоторые европейские города? Есть, например, Чайна-таун или Гарлем в Нью-Йорке, турецкие кварталы в Берлине┘
═
– Ну, у американцев есть своя уникальная особенность – афроамериканцы. Афроамериканцы в Америке по характеру жизни очень отличаются от остального населения. Существует очень серьезный социальный, бытовой, культурный барьер между этими группами населения. У нас таких мощных барьеров нет. Мигранты из стран СНГ намного ближе к русским по своему менталитету, образу жизни и даже по культурной идентификации. В конце концов все мы жили в Стране Советов, питались одной идеологией. Люди за годы советской власти все-таки приучены к межнациональному сожительству.
Если взять, например, турецкую или арабскую миграцию в европейские страны, это была монолитная волна и очень быстрая. У нас процесс миграции растянут во времени: она активно проходила в течение всего советского периода – 70–80 лет. И потом – она была более эластичной.
Другое дело, как скажется рост ксенофобии. Тут много зависит от властей, от того, как они будут регулировать эти процессы. Сегодня у страны нет четкой миграционной политики. А ведь мы стоим на пороге демографической катастрофы. В год страна теряет по 800–900 тысяч человек, чуть ли не миллион! А с другой стороны, в нашем обществе все нарастает неприятие по отношению к мигрантам, гастарбайтерам – они, мол, живут за наш счет, отнимают у нас рабочие места. Но ведь мигранты – это очень важный винтик в нашей экономике. Они занимают те ниши на рынке труда, на которые, как правило, уже нет спроса у москвичей, к тому же это самые низкооплачиваемые места. Если уж Москва претендует на роль Мирового города, то от такого процесса никуда не денешься. С этим надо не только смириться, но и гордиться этим, как ни странно это покажется обывателю. Каждый город, будь то Нью-Йорк, Париж или Сингапур, подпитывается за счет мигрантов. В Лондоне, например, у каждого четвертого школьника английский язык не родной, и никто не видит в этом ничего плохого.
═
– А как обстоят дела с разделением по социальному принципу?
═
– Здесь ситуация совсем иная. Тут сегрегация будет только расти, причем расти стремительно. И чем больше город, тем интенсивнее пойдет в нем этот процесс, тем больше будет контрастов. В мегаполисы со всей страны всегда стекаются и самые богатые, и самые бедные люди. Бездомным, нищим и другим маргинальным группам в крупном городе всегда легче выжить И богатство концентрируется здесь – большие возможности, большие доходы. Уже по стоимости жилья сегодня можно выделить формирование респектабельных районов и бедных.
═
– У каких районов Москвы больше шансов превратиться в трущобы?
═
– Менее престижные сегменты столицы давно известны – это южные, юго-восточные и восточные районы, об этом четко говорит соотношение цен на жилье. У каждого района уже сложился свой имидж. И этот имидж трудно сломать (и надо ли ломать?). Однако говорить о трущобности целых московских районов не стоит. Москва все же столица и, слава Богу, даже не имеет представления о том, что такое настоящие трущобы.
═
– Разделенный город – это хорошо или плохо?
═
– Все зависит от того, как сами горожане к этому относятся, насколько они чувствуют себя комфортно от такого разделения. В Америке, например, никаких комплексов нет, хотя территориальная и культурная сегрегация там сильная. У нас люди пока не привыкли к такому очевидному неравенству, даже внешнему – между микрорайонами, отдельными домами. Неприятие, враждебность, даже презрение ко всему «ино┘» порождает адекватную встречную реакцию – цинизм, агрессию. Нетерпимость делает сегрегацию «плохой». Она порождает внутри города закрытые анклавы, высокие заборы, все только «для своих» – свои магазины, автобусные остановки, места для прогулок. Каждая из разделенных общин будет стремиться создать свою собственную закрытую среду за огромным забором. И от этого степень самой сегрегации будет расти. Надо сохранить некий баланс, чтобы город оставался доступным, чтобы городская среда была прозрачной и проницаемой для разных социальных групп населения.
═
– А можно ли добиться этого? Какие здесь есть пути?
═
– В частности, нужно сильнее развивать общность городского пространства, прозрачность, доступность городской среды. Американцы научились это делать. Там каждый живет в районе, соответствующем определенному социальному статусу, но общаются все вместе в одних и тех же торговых центрах, в одних и тех же ресторанах, на одних и тех же общественных площадках. Есть города в той же Европе, очень сильно социально разделенные, но это комфортные города, с качественной средой для проживания, Надо пытаться создать нормальные условия, соответствующие разным уровням дохода, тогда, возможно, сгладятся и противоречия.
═
– Можно ли управлять процессом разделения города?
═
– Административно регулировать сегрегацию можно, но трудно. Главный регулятор на этом поле – рынок. Административными мерами можно контролировать качество городской среды, снижать напряжения между разными районами, можно обеспечить дружественные контакты между ними. Существует масса рычагов воздействия. Например, можно проложить автобусные маршруты, которые соединят разные разделенные районы. В Америке была практика, когда школы строились в пограничных зонах, в итоге туда попадали и богатые, и бедные, и афроамериканцы, и белые. Есть опыт, когда городские власти перекраивали сетку административных районов, так что к каждому району отошел кусочек бедного квартала и кусочек богатого.
═
– Какой из европейских городов ближе к Москве? На кого можно ориентироваться?
═
– С точки зрения политики властей управления сегрегационными процессами можно поучиться у англичан, у французов, у чехов. Летом была конференция мэров, на которую приезжал мер Лондона. Кто-то задал ему вопрос о том, что Лондон чуть ли не самый «цветной» город в Европе, там сегодня все реже встретишь исконных англичан. Он рассмеялся и сказал, что этим как раз британцы и гордятся. Потому что каждая из наций, которая вливается в город, отдает ему самое лучшее, что у них есть, – культуру, знания, таланты, языки, новые идеи, опыт общения. Англичане научились этим гордиться. Может быть, как раз этого нам и не хватает.
