– Вы поддерживаете поправки в закон о банковской тайне, которые разрешают правоохранительным органам еще до возбуждения уголовного дела запрашивать информацию, представляющую банковскую тайну?
– Я стою по другую сторону баррикад, считая, что в этой области законодательство вовсе не нужно менять – оно хоть и не идеально, но вполне терпимо. Некоторая часть представителей исполнительной власти и законодателей вполне искренне полагают, что если закрутить гайки, то будет лучше. Но мне как раз кажется, что будет только хуже. И причина в том, что может сработать определенный массовый эффект: если люди хоть немножко меньше будут верить в банки, то каждый из них немножко меньше и денег туда вложит. Следовательно, у всех вместе денег вне банков окажется довольно много. В подавляющем большинстве клиенты банков – уж точно не террористы. Это совершенно очевидно. Но, побуждая их извлекать свои средства из банков, мы создаем огромные потоки неконтролируемых денег. И уж в этих-то потоках террористам спрятать преступные средства гораздо проще, чем сейчас, когда доверия к банкам больше. Так что идея этих поправок неправильная.
– Какова же сейчас ситуация с законом о банковской тайне?
– Кажется, эта проблема перестала быть актуальной. У этих поправок и самого проекта закона о банковской тайне перспективы пока нет. Авторы убедились, что существуют другие пути решения проблемы. В результате закон снят с обсуждения самими авторами. Проблема-то есть – грязные деньги, наркотики, терроризм действительно существуют. С этим надо бороться. Но, по-видимому, авторы поняли – а я-то точно – надо действовать другими способами.
– Получается, что этот документ не нужен?
– Пока вполне достаточно 26-й статьи Закона о банках и банковской деятельности, где говорится о банковской тайне. Если б была моя воля, я бы добавил более жесткие правила соблюдения банковской тайны, но не стану этого делать, чтобы не раздражать тех людей, которые думают, что ее быть не должно. Сейчас необходим некоторый компромисс.
– Как, по-вашему, должны вести себя надзорные органы при реализации этой статьи?
– Так, как они себя ведут. Сейчас надзорные органы очень сильно продвинулись в надзоре и, в частности, в борьбе за прозрачность банков, а не в борьбе за то, чтоб банковская тайна перестала быть тайной. Банки стали более прозрачными. Но тайна коммерческая, тайна клиента банка должны уважаться. И пока они уважаются, как это и записано в законе.
– А насколько широки должны быть полномочия надзорных органов? Насколько гражданин может быть уверен, что те данные, которыми располагает его банк, не будут разглашены и не станут предметом наблюдения для надзорных органов?
– Что будет, нам видеть не дано. Мы можем лишь немного оглянуться назад. Все помнят информационные скандалы, когда мобильные телефоны граждан стали известны всему миру, даже доходы людей и выплаченные ими налоги. Но не было ни одного скандала, связанного с разоблачением банковских данных людей. Так что пока, слава богу, с этим все в порядке.
– Как все же можно улучшить закон, посвященный банкам? Ведь банковский сектор наиболее прозрачен из всех видов бизнеса. Нужна ли такая прозрачность?
– Надо различать прозрачность и коммерческую тайну. Прозрачен банк – в том смысле, что он сообщает сведения о своих учредителях, что он объясняет надзорному органу, откуда взялся его капитал, и, кроме того, сами доказательства, что этот капитал действительно существует, а не «надут». Эта прозрачность, безусловно, необходима. Но Центральному банку вовсе не обязательно – и он этого не делает – заглядывать в счета клиентов банков.
– Стало быть, хорошо, что Закон о банковской тайне пока снят с обсуждения?
– Конечно. Это положительный момент и объективно, и субъективно – депутаты между собой смогли договориться – и слава богу. Эти договоренности коснулись и того, чего мы вначале и не предполагали. Оказывается, в законе о борьбе с грязными деньгами есть ужасный прокол: некоторые люди, с довольно хитрыми свойствами, оказывается, не являются объектами этого закона. Дело в том, что при определенных условиях о так называемых подозрительных операциях надо сообщать в финансовую разведку, в федеральную службу по финансовому мониторингу (ФСФМ). Выяснилось, что существуют исключения: так, что бы ни творили нерезиденты, временно проживающие на территории России, они не подпадают под действие закона. Кроме того, нигде нет единой базы утерянных паспортов и паспортов умерших лиц, не сданных в паспортную службу соответствующим порядком. На основании данных этих паспортов открываются фирмы однодневки, участвующие в преступном отмывании доходов и финансировании нелегальных действий. Это ляп, который мы договорились поправить.
– Этот ляп уже привел к ощутимым нарушениям?
– Да получается, правоохранительные органы не выполняют целую статью уже действующего Закона об отмывании грязных денег. Эта статья обязывает создать базу «плохих» паспортов – украденных документов, украденных чистых бланков паспортов и умерших лиц, не сданных, как положено, в МВД. И если эта статья будет выполнена, то сам закон об отмывании грязных денег будет менее актуален на порядок.
– Почему?
– Потому что известно, как возникают и откуда и куда текут грязные денежные потоки ≈ из фирм-однодневок, которые создаются по «плохим» паспортам, деньги переводят в какой-нибудь банк. Затем фирма исчезает, а банк, опять-таки, выдает по подложному паспорту огромные суммы наличных денег.
– И насколько длинной может быть такая цепочка?
– Хватит и одного звена! А если мы пресечем возможность предъявлять подложные паспорта и пресечем возможность создавать фирмы по утерянным или украденным документам, выдавать по ним наличные деньги, мы забудем не только проблему банковской тайны, но и проблему отмывания средств, полученных преступным путем. И мы добьемся того, чтобы эти базы данных «плохих» паспортов все же были созданы.
– Выходит, сам факт возможности нарушения банковской тайны правоохранительными органами не гарантирует прозрачности бизнеса?
– Прозрачности, которая сейчас есть, вполне достаточно. А для того, чтобы всерьез бороться с отмыванием «грязных» денег, нужно всего лишь соблюсти закон.
– Насколько, в связи с этим, по-вашему, эффективна работа федеральной службы по финансовому мониторингу?
– Она так эффективна, как это принципиально возможно. Это ведомство не должно ловить преступников и сажать их в тюрьму. Оно должно ставить препятствия на пути «грязных» денег, и Зубков это успешно делает в рамках своей компетенции.