Дмитрий Орлов Недавний визит в Россию премьер-министра Японии обострил проблему расширения рынков сбыта для российской нефти и укрепления рынков уже существующих. И дело не только в выборе между ориентированным на Японию и Азиатско-Тихоокеанский регион маршрутом Ангарск-Находка и упирающимся во внутренние районы Китая проектом Ангарск-Дацин.
Нефтедобыча стремительно растет, и эта тенденция вряд ли изменится в ближайшем будущем. Новороссийск, Приморск, Находка (Перевозная), Джейхан, Омишаль, Мурманск - именно в этом шестиугольнике морских нефтеналивных терминалов, действующих, строящихся и проектируемых, будет решаться судьба России как нефтеэкспортера. А если учесть, что 2/5 доходов федерального бюджета обеспечивают крупнейшие компании ТЭКа, то и ее судьба как государства, самостоятельно определяющего направления экономической политики.
Диверсификация маршрутов как угроза
Угроза очевидна. С началом работы над альтернативными существующим (и находящимся под контролем государства посредством "Транснефти") нефтепроводами на Каспии и в Северо-Западном регионе российское правительство могло столкнуться с реальной проблемой потери контроля над прокачкой углеводородов не только из Каспийского региона, но и из внутренних областей нашей страны.
Уже сегодня менеджеры Каспийского трубопроводного консорциума (КТК) установили тариф за прокачку, который значительно ниже действующего на государственном нефтепроводе Баку-Новороссийск и при этом позволяет ничего не платить в федеральный бюджет. Диверсификация маршрутов транспортировки нефти на постсоветском пространстве вступает в финально-абсурдную фазу: на некоторых из них (как на том же КТК, например) трубу попросту нечем заполнять.
В таком развитии событий - своеобразной "избыточной конкуренции" нефтепроводных проектов там, где маршрутов транспортировки уже достаточно, то есть на Северо-Западе и в Каспийском регионе, и отсутствии их там, где они абсолютно необходимы России, то есть на Дальнем Востоке, - есть своя логика. Ее необходимо понять. И сделать все, чтобы переломить в интересах российского бюджета и экономики в целом.
Заявив, что частной трубы до Мурманска не будет (как не будет в соответствии с действующим законодательством и других не контролируемых государством нефтепроводных проектов), Михаил Касьянов выступил против традиционно близкой к нему элиты добывающих компаний. Однако премьеру не оставалось ничего другого, как ретранслировать позицию президента. Позицию, которая, очевидно, оказалась весьма жесткой.
Подписанный в конце ноября "меморандум четырех" о строительстве нефтепровода из Западной Сибири до терминала в Мурманске, казалось, менял правила игры в нефтяном транзите. Ведь участники консорциума должны были получить право самостоятельно устанавливать тарифы на прокачку нефти и регулировать доступ к трубе. Теперь любой трубопроводный проект может быть осуществлен лишь в том случае, если "Транснефть" имеет в нем контрольный пакет. А вложения частных инвесторов, по словам Касьянова, "будут учтены при установлении для компаний тарифа на прокачку нефти".
Четыре нефтяные компании обещали правительству, что нефтепровод принесет 9,2 млрд. долл. налоговых поступлений в федеральный бюджет и в бюджеты регионов, по территории которых должна была пройти труба, 1,1 млрд. долл. заказов поставщикам оборудования и несколько тысяч новых рабочих мест. Значит ли решение руководства исполнительной власти, что эти деньги потеряны? Очевидно, нет. Прежде всего мурманский проект гипотетически может быть осуществлен и в государственном формате. Но если нет, то Балтийская трубопроводная система, особенно после модернизации Приморска, вполне в состоянии компенсировать растущие потребности в экспорте российской нефти на северо-западном направлении и на американский рынок. Это даст и налоговые поступления, и заказы, и рабочие места.
Эффектная игра или эффективная стратегия?
Наша страна - традиционно второй, а с недавнего времени, по некоторым оценкам, и первый нефтеэкспортер мира. Соединенные Штаты - главный потребитель нефти. В 2001 г. зависимость США от импорта составляла 52%. Американская администрация считает зависимость от внешних поставок серьезной проблемой. Сегодня, накануне операции в Ираке, Америке нужны новые нефтяные ресурсы. Незаживающую венесуэльскую проблему по имени Чавес, иракскую проблему по имени Саддам и нарастающие проблемы во взаимоотношениях с ОПЕК Соединенные Штаты пытаются компенсировать в Центральной Азии и Закавказье. Стивен Манн, отвечающий в государственном департаменте США за энергетическую дипломатию, занимает весьма жесткую позицию. Ее можно свести к формуле "российской нефти - да, российским нефтепроводам - нет". Такая же формула действует в отношении Ирана.
Сегодня США - сильнейший игрок на мировом нефтяном рынке. Фактор Вашингтона (и, более того, прямые потребности американской экономики) обязан учитывать любой нефтеэкспортер. Российские компании и Минэнерго ведут с американскими энергетиками довольно эффектную игру, связанную с прямыми поставками нефти в США. Эта игра необходима - в первую очередь для обеспечения благоприятных условий работы российской нефтяной отрасли за рубежом. Важна она и как инструмент во взаимоотношениях России с ОПЕК. Главное - не заиграться: американский рынок вряд ли когда-нибудь станет для России приоритетным, главным образом из-за технологических проблем.
Диверсификации маршрутов транспортировки нефти, которая объективно выгодна ее потребителям (и прежде всего США), Россия должна противопоставить эффективную стратегию удержания и расширения реальных рынков сбыта для тех нефтепроводных проектов, которые:
- проходят преимущественно по территории страны или позволяют эффективно влиять на иностранных партнеров (как в случае с маршрутом Дружба-Адрия);
- находятся преимущественно в собственности государства (что происходит, когда госпакет невелик, хорошо видно на примере КТК);
- обеспечивают значительные поступления в федеральный бюджет;
- позволяют государству косвенно (через систему "Транснефти"), но достаточно эффективно влиять на экспортную политику добывающих компаний;
- позволяют избежать зависимости от одного потребителя, дают возможность манипулировать сегментами рынка (например, в Юго-Восточной Азии) в зависимости от сезонных потребностей в нефти;
- способствуют укреплению геополитических интересов России в логике "расчетливой геополитики".
Эта стратегия связана с удержанием существующих экспортных направлений и с реализацией нескольких новых проектов: завершением строительства Балтийской трубопроводной системы, а также созданием маршрутов, ориентированных на порты Адриатики (Дружба-Адрия) и Тихого океана (Ангарск-Находка). Отказ российского правительства от поддержки мурманского проекта как проекта частного - также очевидное свидетельство того, что во властной элите происходит осмысление национальных экономических интересов.
Однако политика "диверсификации во имя диверсификации", которая постепенно теряет популярность в России, по-прежнему сильна на постсоветском пространстве.
Вызов Джейхана
По словам министра энергетики США Спенсера Абрахама, проект нефтепровода Баку-Тбилиси-Джейхан является "важной частью" нефтяной стратегии, разработанной под руководством вице-президента Чейни. Реально прокладка трубы должна начаться только в феврале-марте, а завершиться - в начале 2005 года. Пока продолжается лихорадочный поиск новых партнеров (последней по времени организаторам удалось заинтересовать французскую TotalFinaElf) и собственно нефти. Но чем ближе срок начала строительства, тем туманнее перспективы. Ведь новый нефтепровод - это транзит 50 млн. тонн нефти в год на очень значительное расстояние - 1760 км.
Расчеты рентабельности проекта Баку-Тбилиси-Джейхан исходят из представления, что нефть для него будет обеспечена в необходимом количестве. Однако азербайджанской нефти явно недостаточно, а казахстанская находится в поле притяжения России и транспортируется по существующим маршрутам "Транснефти". Впрочем, проект Баку-Тбилиси -Джейхан создается как альтернатива не только российским интересам, но и иранским; иранским даже в большей степени.
Как считает британская Guardian, строительство нефтепровода может привести к обвинениям против международного консорциума во главе с Вritish Petroleum в нарушениях прав человека. Ведь часть трубы должна пройти через социально и политически неспокойные районы Турции, и поэтому, как утверждает газета, зона землеотвода выведена правительством страны из-под его юрисдикции, а консорциум получил право привлекать для охраны нефтепровода силы безопасности, не будучи связанным при этом обязательствами по соблюдению прав местного населения. Очевидна и грядущая нестабильность грузинского участка проекта, связанная с активностью террористических групп в Панкисском ущелье.
Не исключено, кстати, что гипотетическая потеря азербайджанских 2,5 млн. тонн нефти, которые прокачиваются сегодня по нефтепроводу Баку-Новороссийск, обернется для России и неким приобретением. Ввод в строй трубы Баку-Тбилиси-Джейхан резко разгрузит пролив Босфор, и российские танкеры спокойно пойдут на Запад - в соответствии с регулирующей режим проливов конвенцией Монтре (1936 г.), а не с самопровозглашенными и в силу этого сомнительными актами турецкого правительства 90-х гг.
Итак, нефтепровод Баку-Тбилиси-Джейхан - чисто политический проект. Однако в перспективе и он, и маршруты, ориентированные на порты Пакистана, могут дать некоторые геоэкономические выгоды, связанные с почти полным контролем американских корпораций над транспортировкой каспийской нефти.
Активизируются давние и довольно экзотические проекты по переброске нефти и газа из прикаспийских государств через Афганистан в пакистанские порты Карачи и Гвадар. Нефтепровод, пролегающий через территорию Афганистана, - это глобальный риск. Позволяющий, впрочем, трактовать любое покушение на трубу как акт терроризма. А уже это дает основания для того, чтобы американские войска находились там неопределенно долго.
"Незалежный коридор"
Александр Тодийчук, председатель правления "Укртранснафты", украинского аналога "Транснефти", регулярно вспоминает о проекте нефтепровода Одесса-Броды. Этот нефтепровод должен быть включен в состав Евро-Азийского нефтетранспортного коридора - с прицелом на Гданьск. Но, по словам Тодийчука, "ни "ЛУКОЙЛ", ни ТНК, ни "Казахойл" не проявляют интереса к новому... коридору".
Заинтересованы же в этом "незалежном коридоре" США. Американская администрация не раз заявляла о необходимости "поливариантности" в выборе маршрутов каспийской нефти. Новый украинский коридор явно находится в русле поиска этой "поливариантности".
Разумеется, никаких гарантий финансирования проекта "Укртранснафта" не получала и вряд ли получит: Одесса-Броды-Гданьск - это слишком протяженный и потому чрезвычайно дорогой маршрут. Ветку Одесса-Броды надо достраивать, а ветку от Брод до территории Польши - еще только проектировать. Но допустим, что труба построена. Как пойдет черное золото? Каспийскую (предположительно казахскую) нефть надо доставлять по суше, а затем морем в Одессу. Затем ее нужно прокачивать по трубе от побережья Черного моря до побережья Балтийского. А ведь на Балтике уже есть и Приморск, и даже нефтедобытчик (Норвегия), которому не надо транспортировать чужую нефть за тысячи километров.
Одним словом, это мертворожденный проект. В отличие от ветки Суходольная-Родионовская, которая позволила резко снизить транзитную зависимость от Украины, или проекта Дружба-Адрия, одобренного не так давно российским правительством, руководством Хорватии и Словакии. Нефть российских компаний "Транснефть" направит по нефтепроводу Дружба-Адрия к порту Омишаль. Проливу Босфор, находящемуся под контролем турецких властей, будет создана реальная альтернатива.
Эпопея с нефтепроводами Баку-Тбилиси-Джейхан и Одесса-Броды-Гданьск ясно показывает: администрации США пока намного важнее поддержание виртуальной альтернативы российским маршрутам (прежде всего нефтепроводу Баку-Новороссийск). В условиях экономического кризиса в США, обострения отношений с Ираком и Северной Кореей реальные работы по этим проектам откладываются на перспективу. Насколько отдаленной она будет, зависит в том числе от России. И от того, насколько эффективно она будет отстаивать собственные нефтяные интересы.
Дарья Гармоненко