Рогунская ГЭС в Таджикистане перестанет быть национальным проектом

Рогунская ГЭС – крайне сложный с технической точки зрения объект. Фото со страницы президента Таджикистана в Flickr

В ноябре 2018 года глава Таджикистана Эмомали Рахмон в честь пуска первой временной турбины Рогунской ГЭС прошел с сыном по красной дорожке, усыпанной лепестками роз. Трудно представить, как в Европе по цветам идут первые лица, но на Востоке это считается верхом почитания. Событие действительно было историческим, и Эмомали Рахмон был прав, игнорируя недоброжелателей. Он хорошо знал, сколько еще предстоит сделать, ждал на праздник президента России и уже тогда был готов представить ему своего преемника (см. «НГ» от 12.11.18).

Тем временем в стране годами вводили лимит на электроэнергию, который остается и сейчас для 75% населения сельских районов. Объясняли это ростом спроса и нехваткой воды в Нурекском водохранилище, что, впрочем, не согласуется с таянием ледников и глобальным потеплением. Усилия в энергетике каждый год наращивают, но, вероятно, интерес Азербайджана к поиску нефти и газа в Таджикистане угас (см. «НГ» от 18.06.23), поэтому премьер-министр Кохир Расулзода на днях предложил вице-премьеру России Марату Хуснуллину список перспективных нефтяных и газовых месторождений. И заодно обсудил с ним присоединение России к соглашению 1999 года о параллельной работе энергосистем Центральной Азии.

Но главной заботой все же стал поиск финансирования Рогунской ГЭС. Рассуждать о дефиците и о том, что президенту идет 73-й год, можно много, но в таком деле, как реализация национальной идеи, возраст не имеет особого значения. В ходе поисков инвесторов 19 февраля 2024 года на сайте centrasia.org появилась статья опытного таджикского гидроэнергетика Камолидина Сирожидинова, согласно которой Всемирный банк фактически «взял на себя обязательства и ответственность за будущее Рогунской ГЭС». При этом было принято решение, меняющее назначение Рогунской ГЭС: если в ТЭО 2014 года отмечалось, что 70% электроэнергии Рогуна пойдет на развитие Таджикистана, то теперь 70% надо будет экспортировать и развивать в основном не Таджикистан, а неназванные страны. «Только в таком случае проект окажется экономически целесообразным – самоокупаемым и прибыльным»,– сослался Сирожидинов на экспертизу Всемирного банка.

Это в корне меняет дело: деньги не энергия, и от пачек валюты заводы не заработают, поэтому готовить население к новому назначению ГЭС надо уже сейчас. Объяснить людям, что на их деньги, отданные в 2009 году за акции Рогуна, будет построена ГЭС для соседей, правительство республики сможет. Но указать на Эмомали Рахмона после экспертизы Всемирного банка ни у кого не получится, это никому в голову не придет, и сам президент может быть спокоен. В самом же Всемирном банке директоров и экспертов так много, что в случае проблем с окупаемостью сослаться на природные условия будет легко, а на конкретных лиц – сложно. Вряд ли во Всемирном банке кого-то накажут долларом, и ответственность распределится на безымянных специалистов: денег в банке много, а от рисков никто не застрахован.

Между тем о параметрах и технических сложностях Рогунской ГЭС уже наизусть знает большинство населения. И если говорить о сложностях, то можно отметить лишь природные – Йонахшский тектонический разлом и подземный солевой пласт в районе строительства. Тем не менее эти сложности преодолимы, но задачу искать деньги для достройки ГЭС, как видно, взял на себя сам президент Таджикистана. И это у него, кстати говоря, до сих пор получается. Как объявлено, монтаж 3-го агрегата запланирован на осень 2026 года и его, как и остальные турбины и генераторы, вероятно, уже где-то заказали и изготовляют. Затраты на достройку ГЭС тоже объявлены и составляют 6,7 млрд долл., но на начало октября 2024 года непонятно, даст Всемирный банк 650 млн долл. или лишь обещает. Непонятно также, какими траншами и сколько лет банк будет продолжать финансирование, тем более в условиях ослабления национальной валюты.

Число остальных потенциальных инвесторов Рогунской ГЭС впечатляет: Саудовский фонд развития, Азиатский банк инфраструктурных инвестиций, Исламский банк развития, Кувейтский фонд развития, Азиатский банк развития, Европейский инвестиционный банк, Катарский фонд развития, Фонд ОПЕК по международному развитию, Фонд Абу-Даби, Сберегательно-трастовый фонд Италии. На недавней встрече в Таджикистане канцлеру Германии Олафу Шольцу тоже было предложено инвестировать Рогун.

В солидном списке нет России и Китая, у них деньги есть, но от рекомендаций суверенному Таджикистану обе страны воздерживаются и основные вопросы в республике решают сами. Факт обращения к ним в Таджикистане, видимо, связывают с утратой политического суверенитета, поэтому Россию и Китай достроить ГЭС не приглашают. Говоря о Катаре, можно вспомнить, что богатая арабская страна на 70% оплатила возведение крупнейшей мечети в Душанбе на 100 тыс. человек. Именно в Катар летал Эмомали Рахмон в начале октября, где встречался с высшим руководством страны. Кроме названных инвесторов дать деньги может даже частное лицо уровня миллиардера Павла Дурова. Но кто, когда и сколько даст, пока непонятно.

После завершения строительства Таджикистану предстоит выплата долгов за кредиты, и их намечено возвращать за счет продаж электроэнергии. Но графика погашения кредитов в Таджикистане еще нет и ответа на фразу «Будет день – будет пища» тоже пока нет. Как нет ответа на то, хватит ли республике бюджета на социальные нужды и оборону. Известно также, что достройка ГЭС требует постоянного информационного сопровождения. Полвека назад строительство Нурекской ГЭС ежедневно освещалось в СМИ Таджикистана и союзной прессе, а сейчас часто иронизируют, что все, что за 18 лет построено при Леониде Брежневе, даже покрасить не успевают. Информация о стройке в СМИ сейчас поступает дозированно – в основном о визитах первых лиц (это им всегда приятно читать) и о намерениях открыть финансирование, а что в Рогуне делают 18 тыс. рабочих и специалистов – непонятно.

Резюмируя, можно довольно точно прогнозировать, что будет происходить с Рогунской ГЭС в обозримом будущем. Первое: интерес инвесторов к проекту и будущему Таджикистана изменится, как к любому региональному ориентированному на экспорт проекту. Больше будут писать о будущих зарубежных потребителях электроэнергии Рогуна. Деньги за экспорт – это тоже хорошо, и, если ГЭС будет достроена, ориентация республики на экспорт (см. «НГ» от 07.04.24) увеличит приток в республику твердой валюты. Но как это повлияет на экономику – никто не скажет, так как распорядиться валютой можно умно и не очень.

Второе: число радостных публикаций о рекордном росте экономики в республике, где продолжается лимит, будет снижаться. Цифры о параметрах ГЭС, о миллиардах сомони, о киловатт-часах, о числе рабочих, машин и механизмов на строительстве также будут восприниматься с долей недоверия и по-другому. И эффект от воздействия на людей мало о чем говорящих цифр тоже будет падать.

Третье: в Таджикистане возрастет интерес к своему же неиспользованному гидроэнергетическому потенциалу, к собственным ГЭС на своих реках, но уже без повторения слов «халва-халва». Это совершенно ни к чему, так как в одной из публикаций, посвященных Рогуну, говорилось, что «в течение полутора часов лидер государства за рулем бульдозера принимал участие в изменении русла реки». Но, как известно, в бульдозере нет руля, есть только рычаги.

Что же касается национальной идеи о том, что Рогунская ГЭС – это светлое будущее народа целой страны, журналисты и философы знают, что национальная идея (см. «НГ» от 22.12.18) как смысл существования народа «может выражаться посредством художественных произведений или различных философских текстов». Но известно и то, что национальная идея может меняться в зависимости от эпохи. Одну национальную идею (построения коммунизма) ныне живущее поколение уже забыло. И ничего не произошло.