Сергей Цыплаков
Председатель КНР Си Цзиньпин представил концепцию проекта «Один пояс, один путь» в сентябре 2013 года в «Назарбаев-университете» в Астане. Фото с сайта www.akorda.kz
Десять лет назад, в сентябре 2013 года, ставший незадолго до этого лидером Китая Си Цзиньпин в ходе визита в Казахстан впервые публично изложил идею возрождения возникшего еще в период династии Западная Хань «Великого шелкового пути» и развития экономического пояса Шелкового пути, которую в октябре того же года, выступая в парламенте Индонезии, дополнил предложением о создании Морского шелкового пути ХХI века, тем самым дав старт первой китайской глобальной экономической инициативе под названием «Один пояс, один путь» (ОПОП).
Для международной аудитории ее цели формулировались весьма заманчиво. Они предполагали инклюзивное, многовекторное сотрудничество в развитии сухопутных и морских путей, связывающих страны Азии с Европой и Африкой, строительстве объектов инфраструктуры, создании благоприятных условий для торговли и инвестиций, укреплении взаимодействия в финансовой сфере, активизации культурных связей. Хотя с самого начала было очевидно, что основным двигателем воплощения в жизнь идеи нового Шелкового пути будет Китай, в Пекине не хотели противопоставлять ее кому бы то ни было, то есть старались по мере возможности избежать политизации, представляя проект как чисто экономический. Китайская сторона отмечала, что для реализации инициативы не понадобится создавать четко оформленную международную структуру. Достаточно будет гибко использовать двусторонние и многосторонние форматы сотрудничества, задействовать потенциал уже существующих региональных организаций, обеспечив тем самым ее участникам максимально возможную свободу в выборе подходящих для них форм сотрудничества, отвечающих их собственным стратегиям развития. Появлявшиеся же в западных СМИ и экспертном сообществе суждения о том, что ОПОП может являться неким китайским переизданием американского «плана Маршалла», решительно отвергались.
Помимо международного у ОПОП имелось также важное внутрикитайское измерение. С инициативой связывали надежды на укрепление экономических позиций китайских компаний в странах-участницах за счет увеличения экспорта товаров и вывоза капитала, ускорение процесса интернационализации юаня. Рассчитывали, что она поможет решить проблему избыточных мощностей в китайской промышленности путем переноса части производств за рубеж, даст дополнительный импульс к преодолению межрегиональных диспаритетов, проявляющихся в разрыве в уровнях экономического развития между более развитой восточной частью страны и отстающими от нее регионами западного, юго-западного и центрального Китая.
Возглавляемая Си Цзиньпином партийно-государственная машина со всей энергией взялась за практическую реализацию идеи ОПОП. Китайская дипломатия на всех уровнях популяризировала инициативу, разъясняла ее преимущества, стремилась по максимуму расширить круг ее участников. Для этого были задействованы как каналы двустороннего диалога, так и площадки многостороннего взаимодействия типа Китай–АСЕАН, Китай–Африка, Китай – страны Центральной и Восточной Европы (17+1), Китай–ЕАЭС и др.
Внутри Китая продвигались два связанных между собой нарратива: во-первых, ОПОП подавалась как наглядное подтверждение укрепления международного авторитета и влияния Китая; во-вторых, успехи в продвижении должны были сработать на повышение привлекательности имиджа лидера, который наделялся чертами выдающегося стратега и дипломата. На фоне быстрой концентрации в его руках властных полномочий и набиравшего все большие обороты процесса возвеличивания Си данная тема звучала все громче.
Недостатка в финансовых и материальных ресурсах, как по крайней мере казалось в то время, не было. Достаточно сказать, что в 2014 году объем валютных резервов Китая достиг рекордного уровня, вплотную подойдя к планке в 4 трлн долл. Это позволило силами наиболее мощных государственных предприятий начать реализацию ряда крупных имиджевых зарубежных инфраструктурных проектов в области строительства скоростных железных дорог, трубопроводного транспорта, реконструкции морских портов. Высокими темпами стали развиваться прямые железнодорожные перевозки грузов по маршруту Китай–Европа.
Параллельно создавалась соответствующая банковско-финансовая инфраструктура. Уже в конце 2014-го был создан китайский Фонд Шелкового пути. В следующем году начали работу такие международные финансовые институты, как Новый Банк развития, участниками которого стали страны БРИКС и Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (АБИИ), среди двух десятков государств-участников которого были Россия, Германия, Великобритания, Италия, Индия. В настоящее время количество стран-участниц перевалило за сотню. За первые три года реализации инициативы Государственный банк развития Китая предоставил кредитов для проектов, связанных с ней, на сумму в 160 млрд долл., кредитование по линии Экспортно-импортного банка Китая превысило 100 млрд. Огромный лившийся из Китая денежный поток вызывал за его пределами неоднозначную реакцию. С одной стороны, он служил доказательством мощи и серьезности намерений китайского руководства, с другой – порождал у лидеров ряда развивающихся стран явно завышенные ожидания в отношении китайских финансовых вливаний, иллюзорное восприятие их как своего рода «помощи и содействия». Именно в этот период были посеяны семена того явления, которое сейчас называют китайской «долговой ловушкой», в которую угодили некоторые развивающиеся страны.
Впрочем, довольно скоро выяснилось, что возможности Китая отнюдь не безграничны. Ощутимое замедление темпов экономического роста, кризис фондового рынка, девальвация национальной валюты серьезно ограничили его способности тратить деньги без счета. Правда, на первом форуме ОПОП в мае 2017 года Си еще обещал новые финансовые вливания на сумму в 500 млрд юаней, но речь уже шла только о юанях, то есть Китай начал предлагать исключительно связанное финансирование, делая акцент на интернационализацию своей национальной валюты.
На китайские подходы к дальнейшему развитию ОПОП сильно повлияли «резкие изменения внешней среды», под которыми принято понимать ухудшение отношений с США и переживаемые миром «невиданные за 100 лет перемены». Если в начале отношение большинства западных держав к инициативе Шелкового пути можно было охарактеризовать как настороженно нейтральное, то в особенности после начала китайско-американской торговой войны оно становилось все более отрицательным.
Китайское руководство реагировало на данную тенденцию довольно своеобразно. Выступая в августе 2018 года, накануне пятилетия ОПОП, Си подчеркнул, что инициатива не сводится только к экономическому сотрудничеству, но представляет собой также важный путь совершенствования моделей глобального развития и управления. В конкретном плане говорилось о том, что основной эскиз картины «Пояса и пути» сделан, так что пора переходить к тщательному выписыванию ее деталей. Под выписыванием деталей имелись в виду, во-первых, повышение уровня демонстрационного эффекта инициативы за счет осуществления большего числа социально ориентированных проектов в здравоохранении, образовании, культуре, защите окружающей среды; во-вторых, диверсификация источников финансирования путем привлечения частного капитала, а также развитие новых форматов бизнеса; в-третьих, усиление внимания к возможным политическим и экономическим рискам. Таким образом, в Пекине, по-видимому, рассчитывали провести своего рода мягкую ребалансировку ОПОП, чтобы приспособить к новым реалиям и двигаться дальше, соизмеряя силы.
Однако в полной мере осуществить эти планы не удалось. Реальность оказалась гораздо жестче. Пандемия коронавируса и ее последствия, перманентная неопределенность в мировой экономике, рост геополитической напряженности, эскалация китайско-американской конкуренции по всем линиям, украинский кризис поставили Китай перед лицом острейших вызовов. Пекин реагировал на них внесением существенных корректив в стратегию развития. На ХХ съезде КПК во главу угла были поставлены всестороннее обеспечение безопасности, опора на так называемую внутреннюю циркуляцию, достижение прорыва в научно-технической сфере.
Все эти новые реалии отражаются на ходе реализации ОПОП. В период пандемии инициатива была почти поставлена на паузу и только в нынешнем году начала постепенно оживать. Китай продолжает курс на постепенный отход от сверхкрупных инфраструктурных проектов, зато растет его интерес к необходимым для развития высокотехнологичных производств металлам (литий, кобальт, никель), к проектам ветровой и солнечной энергетики, объектам инфраструктуры нового типа, использованию своих наработок в области цифровых технологий. В географическом плане зонами повышенной активности становятся Африка, Латинская Америка, регион Персидского залива (Саудовская Аравия, ОАЭ, Иран), сохраняется традиционный интерес к государствам Центральной Азии, усиливается внимание к Закавказью и Турции. А вот с Европой дела обстоят не блестяще. Продвигаемую ЕС концепцию снижения рисков в экономических отношениях с Китаем в Пекине воспринимают критически холодно. После выхода трех балтийских государств, к которым, возможно, скоро присоединится Чехия, в полупарализованном состоянии оказался механизм взаимодействия со странами Центральной и Восточной Европы. О предстоящем выходе из ОПОП заявила Италия.
Россия никогда официально не была участником инициативы «Пояса и пути», но пыталась взаимодействовать с ней опосредованно через сопряжение со стратегией ЕАЭС и собственной идеей создания Евразийского партнерства. Пока ощутимых выгод данная позиция ей не принесла. В последние годы каких-либо значимых проектов в рамках ОПОП на территории России не было. Произойдут ли какие-либо подвижки в российской позиции, мы увидим совсем скоро, когда в октябре в Пекине будет проходить третий форум Шелкового пути.
