Наталия Лапина
Очередь на пункт вакцинации в ЮАР. Фото Reuters
В феврале 2020-го в Париже стояли солнечные дни, чувствовалось приближение весны. На террасах кафе было оживленно, люди строили планы на будущее, собирались в путешествия. Их мало тревожило новое заболевание, появившееся в Китае.
Вирус SARS-CoV-2 был зарегистрирован в Китае в декабре 2019 года.
Вирус стремительно распространялся по всему миру. В марте 2020 года Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) объявила о начавшейся пандемии. Она стала полной неожиданностью для развитых стран. В XX веке прогресс медицины вселил в жителей Европы и США уверенность в том, что пандемии им больше не угрожают. В результате больницы оказались переполненными, в реанимационных отделениях не хватало мест, не было медицинских масок и необходимого оборудования, производство которых сосредоточено в Китае. За последние годы Китай, Сингапур, Гонконг, Вьетнам, Южная Корея вложили немалые средства в развитие здравоохранения, создали центры наблюдения за санитарной обстановкой.
Существует мнение, что разные политические режимы вели борьбу с пандемией схожими методами. В реальности в мире сформировались различные национальные/региональные стратегии урегулирования санитарного кризиса: стратегия «нулевой терпимости к коронавирусу»; стратегия свободной циркуляции вируса; стратегия, которая определяется формулой «стой – иди» (stop and go).
Стратегия «нулевой терпимости к коронавирусу» получила распространение в Новой Зеландии, Австралии, странах Юго-Восточной и Восточной Азии. Она предполагала проведение драконовских антиковидных мер: жесточайший карантин в случае выявления заболевания или контакта с заболевшими; принятие ограничительных мер в отношении лиц, приезжающих из-за рубежа и вынужденных находиться под надзором. В континентальном Китае, Сингапуре, Гонконге, где государство имеет полный доступ к личной информации о гражданах, оно отслеживало, тестировало, изолировало. На Западе Пекин критиковали за нарушение прав человека и сокрытие информации о вирусе, тогда как во многих странах Азиатско-Тихоокеанского региона санитарная политика Китая рассматривалась как эталонная.
Стратегия свободной циркуляции вируса была принята в ряде стран Запада (Швеция, США) и Латинской Америки (Бразилия, Мексика, Никарагуа). Она предполагала, что в результате свободной циркуляции вируса сформируется коллективный иммунитет. Либеральная стратегия, нацеленная на выработку коллективного иммунитета, не смогла ограничить смертность от коронавируса. США стали лидером по числу летальных исходов. К началу апреля 2022 года, по данным Johns Hopkins University, в США было зарегистрировано 982,5 тыс. смертей, в Бразилии – 660 тыс., в Мексике – 323,2 тыс.
В большинстве стран Запада преобладала стратегия «стой – иди». Она отличалась большей толерантностью к вирусу, чем в Азии, и представляла собой сочетание жестких мер (локдаун, самоизоляция, ношение масок, введение санитарных пропусков) с послаблениями. Стратегия «стой – иди» была призвана смягчить социальные конфликты, а кроме этого, подчинялась политической логике. Так, во Франции за месяц до проведения первого тура президентских выборов масочный режим и санитарные пропуска, вызывавшие огромное раздражение в обществе, были отменены.
Эффективность борьбы с пандемией во многом зависит от отношения общества к проводимой властями санитарной политике. Народы стран Юго-Восточной и Восточной Азии приняли санитарные ограничения без возражений и исполняли требования властей в силу традиционной лояльности политическим институтам и лидерам своих стран. В Европе и США полицейский контроль и административные ограничения, введение санитарных пропусков и обязательная вакцинация вызвали массовые протесты. Среди протестующих были сторонники право- и леворадикальных партий и движений, а также рядовые граждане, для которых пандемия и самоизоляция явились тяжелым испытанием. У антиваксеров нет четкой идеологии или позитивной программы, их объединяет неверие в реальность угрозы со стороны вируса COVID-19, а также критическое отношение к правящей элите.
На Западе пандемия еще больше углубила отчуждение общества от власти. Франция наряду с Италией относится к странам, где зафиксирован самый высокий уровень неприятия элит обществом. В 2020 году 56% французов не доверяли избранным депутатам, 66% – премьер-министру, 67% – президенту. C началом пандемии это противостояние обострилось, несмотря на то что власти отказались от проведения либеральных реформ и значительно расширили социальную помощь гражданам. «В политических системах, в которых общественный договор не действует, политический фактор может противостоять санитарным соображениям, даже если у руководства страны существует понимание важности борьбы с пандемией», – пишет французский экономист Жюльен Веркëй.
Причин недоверия граждан по отношению к правящей элите множество. Это рост социально-экономического неравенства и бедности, неработающие социальные лифты и отсутствие социальных перспектив у широких слоев населения. Эксперты пишут о «расколотом обществе», в котором сложилась высшая страта – люди, вписавшиеся в глобальную информационную экономику, – «золотые» и «платиновые воротнички», и численно растет низшая страта среднего класса, представители которой не могут сохранить свой социальный статус, поддерживать привычный образ жизни.
В странах Запада появился новый социальный феномен – критически настроенный гражданин. Он не доверяет действующим политикам, поскольку считает их коррумпированными; отстаивает принципы прямой демократии; убежден, что демократия функционирует хорошо, когда сами граждане, а не правительство, принимают решения. Идеи «критического гражданства» получили распространение во многих странах. Но национальные особенности сохраняются: в ФРГ и Великобритании критические настроения распространены весьма равномерно во всех слоях общества, тогда как во Франции они популярны главным образом среди представителей «народных классов» (рабочие и служащие). Во время пандемии критически настроенные граждане заявили о себе, составив значительную часть противников вакцинации и введения санитарных пропусков. Они активно присутствовали в социальных сетях, организовывали манифестации, их выступления нередко принимали радикальные формы и заканчивались погромами.
Остро встала проблема солидарности в масштабах всей планеты. Богатые страны израсходовали на борьбу с коронавирусом 20% своего ВВП, быстро развивающиеся – 5%, а бедные страны – всего 2%. У богатых стран, как считает нобелевский лауреат Эстер Дюфло, существует «историческая ответственность» перед бедными странами. В условиях пандемии экономист выдвинула идею нового плана Маршалла для бедных стран. Эта идея отчасти была поддержана на саммите G7 (июнь 2021 года), в ходе которого богатые страны обязались передать бедным странам 1 млрд доз вакцины. Но этого явно недостаточно. По данным на 1 апреля, во Франции полностью привито 78,2% населения, в ФРГ – 75,9%, в Австрии – 74,2%, тогда как в Габоне этот показатель чуть выше 11%, а в Южном Судане – 4,3%.
Пандемия унесла за два года жизни более 6 млн человек. Вызванный ею кризис – серьезный вызов всему человечеству. Кризис COVID-19 призван подготовить население планеты к другим острым ситуациям, связанным с нехваткой питьевой воды и продуктов питания, экологическими катаклизмами, изменением климата. Очень важно уже сегодня, считает экономист Робер Буайе, отработать меры борьбы с глобальными катастрофами, международные способы взаимодействия в случае возникновения кризисных ситуаций. Удастся ли это осуществить в условиях, когда мир стал еще более неоднородным и конфликтным, сказать сложно.
